У нас у штаба есть парковка, вечером 7 октября я оставил там свой автомобиль. Тут же возникли гаишники, начали крутиться. Где-то через час они вызвали эвакуатор. Когда уже стали пытаться эвакуировать, я подошел. Они эвакуацию прекратили, проверили у меня документы и сказали: «У вас неоплаченный штраф, надо проехать в Центральный ГИБДД». (По-видимому, речь шла о Центре автоматизированной фиксации административных правонарушений в области дорожного движения ГИБДД Удмуртии. — ОВД-Инфо) Отвезли в ГИБДД, оформили протокол, потом отвезли в отдел полиции, ночь я провел там, а с утра повезли на суд и дали трое суток. Выходить я должен был 10 октября в шесть часов. Где-то без двадцати шесть в спецприемник приехала полиция, меня опять отвезли в мировой суд. Прямо туда приехали гаишники и прямо в здании суда составили новый протокол о другом неоплаченном штрафе. Дали еще четверо суток.

В этот день сторонники пришли меня встречать к спецприемнику. Суд находится недалеко, они пошли к суду. Тут вызвали ГБР (группу быстрого реагирования — ОВД-Инфо), приехало начальство, и меня под усиленным конвоем повезли обратно в спецприемник.

Только спустя неделю после выхода из спецприемника я узнал от адвоката, что, пока я сидел, какие-то люди звонили моей маме и говорили, что я вообще никогда не выйду, что меня в тюрьме сгноят. Кто звонил, непонятно.

По не совсем проверенной информации, эти задержания связаны и с 7 октября, и с тем, что наш министр внутренних дел ко мне не совсем равнодушен. Я ведь занимаюсь еще и журналистской деятельностью, пишу, в частности, про местных силовиков. Пока я был в спецприемнике, ко мне приезжал сотрудник Центра по борьбе с экстремизмом, который пытался выяснить, какими источниками я пользовался, когда писал статью о проблемах в МВД Удмуртии. Статья вышла в интернет-газете «Стриж», я главред этого издания.

После этого пока никакого давления на меня не было. Но ребята уже советуют мне не ходить одному, чтобы чего-нибудь не подкинули.

На самом деле, протокол о несогласованном мероприятии на меня тоже обещали заполнить. Меня даже вызывали в отдел. 14 октября, за час до того, как я должен был выйти из спецприемника, меня отвезли в отдел и вручили бумагу с требованием явиться туда же для составления протокола по 5-й части статьи 20.2. Сказали, что это за 7 октября. Но я только 6 октября прилетел из Москвы, простудился и слег с температурой, на мероприятии не был, приехал в штаб уже под вечер, оттуда меня и забрали. Так что, видимо, доказательств у них не было.

Я явился в назначенное в повестке время, но сотрудница сказала: «Мне сейчас некогда, я тебе позвоню». С тех пор не звонили.

Андрей Калих, один из задержанных в Санкт-Петербурге на Марсовом поле 12 июня, решил обжаловать действия правоохранителей. И рассказал ОВД-Инфо, что из этого получилось.

Мною была подана одна из первых жалоб в ЕСПЧ. Я был инициатором коллективной жалобы, поданной от лица тех, кто провел ночь в 64-м ОП. Жаловались человек десять. По сравнению с другими, у нас было все более-менее нормально, но, естественно, формальные условия были нарушены. Полицейские не предлагали нам еду и воду, не пустили адвоката, разговаривали грубо, разговаривали между собой матом. Но никого не били, в туалет пускали. Мы подали жалобу в прокуратуру Кировского района Санкт-Петербурга, копию выслали [Татьяне] Москальковой в Москву (уполномоченный по правам человека — ОВД-Инфо) и местному уполномоченному по правам человека, [Александру] Шишлову.

От Москальковой я получил отписку, что обращение рассматривается — больше до сих пор ничего нет. От Шишлова пришла тоже отписка, но интересная: что нашу жалобу почему-то переслали в военную прокуратуру такого-то гарнизона Санкт-Петербурга. По мнению Шишлова, нас задерживал ОМОН Национальной гвардии, который относится к Министерству обороны. По существу аппарат петербургского уполномоченного мне ничего не ответил. Через месяц приходит ответ из военной прокуратуры — конечно, не мне, а Шишлову, с копией мне. Мы разобрались, мы тут ни при чем, вас брал «простой ОМОН» — пишет военная прокуратура.

Еще была смешная история. Мы никак не могли оплатить штрафы, потому что в квитанциях были указаны неполные банковские реквизиты: не было так называемого УИНа. Какой-то «уникальный идентификационный номер». Те, кто хотел заплатить штраф, приходили, например, в «Сбербанк», а им говорят: нет, мы не можем у вас принять этот штраф. Те, кто не на шутку боялся, ездили в суд, оттуда их отсылали: это не мы, УИН должен быть у полицейских, которые вас задержали.

Это тема для отдельного разбирательства: почему УИНы должны быть у полицейских? Не они же выносят судебные решения… Боялись люди, которым, например, нужно было зарубеж, что будут проблемы из-за незаплаченного штрафа. В результате люди, незаконно арестованные, бегали и сами себя хотели наказать…

Я посоветовался со своим юристом, и мы решили составить еще одну жалобу. Я пошел в «Сбербанк», попытался заплатить, естественно, ничего не вышло. Попросил официальную бумагу об отказе принять квитанцию о штрафе. В «Сбербанке» долго созванивались, сказали, нужно писать заявление, ответ на него может 15 дней идти. Но ответ мне пришел тут же. На основании этой бумаги я написал жалобу в прокуратуру Кировского района с копиями в Кировский районный суд и в городской суд Санкт-Петербурга. Мне пришел ответ только из Кировского районного суда, но зато испуганный: это не мы ответственные, а полиция, но мы выяснили для вас ваши УИНы и их вам сообщаем.

На жалобы об условиях содержания Кировская районная прокуратура ответила мне, что… мы все врем. Если кратко. Например, на нашу претензию, что не был допущен адвокат, они пишут: а где доказательства, что он приходил? Наша жалоба на условия содержания в ОП 64 отражена в решении городского суда Санкт-Петербурга, но была, конечно, проигнорирована. Потом подали в ЕСПЧ, там условия содержания в ОП 64 описаны подробно.

Так как у меня в данный момент нет денег на съем жилья, вписалась жить в квартиру к соратнику (это Александр Иванов), где также зарегистрирован бывший пресс-секретарь Партии националистов Денис Романов.

Итак, в 6 утра я проснулась от навязчивых звонков в дверь, подсвечивания фонариком в окно моей комнаты и выламывания входной двери, держащейся на честном слове. Сотрудники ФСБ, СК, полиции, ЦПЭ пришли и искали Дениса. У нас отняли и описали гаджеты (комп, все замеченные телефоны, мой планшет) и 3,5 часа перерывали весь дом, нашли в вещах Дениса старую мальцевскую агитацию за 2016 год. Не дали связаться с адвокатами.

Причина обысков — попытка запретить Партию националистов, пытаясь выставить партию продолжателями дел запрещенного в России движения «Русские» Белова и Демушкина. Мы там не состоим, но я знаю внутреннюю кухню и утверждаю — это бред! Андрей Петровский (секретарь Партии националистов — ОВД-Инфо) также был «осчастливлен» утренним обыском.

После обыска нас увезли в ОВД «Марьинский Парк» и держали там около двух часов. Сотрудники себя вели на удивление корректно, но хотели откатать пальчики (включая обманный путь), а мы не позволили. И взяли 51-ю статью. Также нам не давали связаться с адвокатами под разными предлогами.

Нас выпустили, и мы пошли на «Русский марш», проведение которого пытались сорвать кураторские организаторы во главе с Романом Ковалевым, сорвав запуск половины участников и заявляя, что марш отменен, но люди не растерялись и пошли по бокам, втиснувшись в шествие в момент, когда ОМОН и солдатики отвлеклись (мы так и сделали). Люди не дураки, видели, что Партия националистов и дружественные ей движи идут и ничего не отменено. При ходьбе через круг был повязан Константин Филин, один из лидеров колонны. А у рамок «доблестные» сотрудники органов избили молодежь, включая девушку, которая упала головой об асфальт и ударилась до бессознательного состояния.

Мы спокойно дошли до сцены, ребята отлично толкнули речи, Александр Иванов рассказал об обыске и осудил действия кураторских. Дмитрий Голиков, Илья Сотников, спасибо вам!

Доступ к соцсетям я не потеряла благодаря везению, пароли с Сашей уже сменили, айфон в лосте (заблочен).

Оригинал

7 октября в 16:35 на выходе со склада, находящегося в подвале пятиэтажного дома, ко мне подошли двое в штатском, заявили, что они сотрудники полиции, и скрутили меня. В то же время из-за угла вылетел белый микроавтобус «Соболь» с озлобленными мужчинами в черной униформе.

Подъехавшие мужчины в количестве восьми человек присоединились к двоим в штатском и применили физическую силу в виде заламывания рук и спотыкания об мои ребра. Сопротивления я не оказывал. Выходя со склада, я уже увидел, что машина моя заблокирована и уйти мне не удастся. Однако мне удалось воспрепятствовать проникновению сотрудников в подвал.

После процедуры выбивания из меня знаний процессуальных норм при задержании и статей Конституции люди в штатском пояснили мне, что поступил звонок о том, что якобы неизвестные люди перевозят и изготавливают по указанному адресу экстремистские материалы и оружие. Мусора в штатском сказали, что они из уголовного розыска, деревенские ребята в тактическом снаряжении (затрудняюсь определить их ведомственную принадлежность — ОМОН или кто-то еще) не представились. Все дружно стали разворачивать и изучать содержание баннера, который я выносил со склада. Он был большой, шесть на три метра, хотя позже в протокол они записали шесть на четыре, с текстом «Путину 65. 17 лет у власти. Пора на пенсию. Надоел».

Вызвали СОГ (следственно-оперативную группу — ОВД-Инфо). По прибытию осмотрели в присутствии понятых склад. Ничего не обнаружили. У меня были изъяты ключи от машины. Осмотрели ее. Нашли семь стикеров с текстом, как на баннере, таблички с акции «Открытой России», два ножа, страйкбольную гранату и фотоаппарат. Все вышеперечисленные вещи были изъяты. Сотрудники полиции провели досмотр машины как места происшествия и, ссылаясь на эту причину, отказались выдать мне копию протокола. После чего на моей машине я был доставлен в ОП № 7, машину загнали на территорию отдела и заявили, что она также изъята до проведения дальнейших проверок.

Меня отвели в кабинет дознавателя, где я отказался от дачи объяснений, продержали меня три часа в ожидании какого-то опера, так как не могли провести изъятие личных вещей, которые были при мне, сотового телефона и еще одного фотоаппарата. Изъятие проходило в присутствии одного понятого, мне пытались подсунуть под подпись протокол о добровольной выдаче и препятствовали внесению замечаний к протоколу, потом долго отказывались выдавать мне копию.

Все это время дознаватель сидела и писала рапорт на имя министра МВД по Республике Башкортостан, это с ее слов. В кабинете у нее я находился под охраной оперативников в штатском, и они не давали воспользоваться телефоном. Обвинений в чем бы то ни было мне не предъявили, протокола об изъятии машины не выдали, так же, как и протокола об изъятии вещей из машины. Приехав домой, я позвонил в 02 и заявил о незаконных действиях сотрудников полиции по факту изъятия машины — нужно было зафиксировать, что машина находится у ментов и сейчас с ней могут происходить невероятные вещи. В 02 никак не отреагировали на звонок.

На следующий день жалоба была подана на имя начальника ОП № 7. Никого из отдела дознания или людей, кто мог бы мне объяснить, что это было, на месте не оказалось. Машину я смог забрать во вторник под расписку, дознаватель Нафикова требовала, чтобы я написал, что осмотр машины был произведен, и пыталась сорвать с машины пломбы по опечатке а/м, на которых не было даты и моей подписи. Во вторник же мне вручили повестку на субботу к другому дознавателю, а я же поехал подавать жалобы в прокуратуру. В субботу я также отказался от дачи объяснений. Из разговоров с дознавателем понял, что собираются заводить дело об экстремизме. И их очень интересует страйкбольная граната. Прокуратура пока не ответила.

…формально правильное, а по сути издевательство.
Ленин

Три года назад я писал про то, как выглядит административное дело, на что обращать внимание и т. д. С тех пор какие-то вещи поменялись, поэтому мне кажется нелишним попытаться разобрать свое дело за 12 июня.

Прелюдия. На входе в Тверской суд (за охраной и рамками) висит список кабинетов. Увы, канцелярия по административным делам там не обозначена. Это 5-я комната на первом этаже. Относительно быстро вам находят дело, идут с вами в комнату № 28, где сажают за стол, и вуаля — знакомьтесь. При этом никаких ходатайств об ознакомлении не требуют, только паспорт.

Комментарий юриста ПЦ «Мемориал» Дениса Шедова:

Иногда можно нарваться на сотрудников, которые скажут, что надо подать заявление об ознакомлении и только через 5 рабочих дней они дадут вам ознакомиться с делом. В таких случаях лучше попытаться найти другого сотрудника или сотрудницу и попросить ознакомиться с делом сейчас. Если это не получится — следует подать заявление («В Тверской районный суд г. Москвы от ФИО Прошу предоставить возможность ознакомиться с материалами дела по привлечению меня к административной ответственности, предусмотренной ст. 20.2 ч. 5 КоАП РФ. О дате и времени ознакомления с материалами дела прошу уведомить по телефону 7……………. Дата и подпись») в 26 кабинет Тверского суда. Лучше иметь 2 экземпляра заявления: одно отдать в 26 кабинет, а на втором попросить поставить отметку о принятии заявления.

Итак. Какие же документы можно найти в деле? Имейте в виду, что оно заведомо толще и полнее, чем то, что вы видели в ОВД.

1. Обложка дела. На ней много важных рукописных пометок и штампов — дата поступления в суд (у меня 23 июня), помета о том, какой судье «расписано» дело (у меня Виноградова Любовь Евгеньевна), от кого пришло дело (у меня ОВД «Южное Тушино»)…

2. Внутренняя опись.

3. Рапорт УУП ОУУП… Как пел Ким, «я не могу любить аббревиатуру, которую я не в силах произнести». В общем, рапорт по ОВД начальнику ОВД, что усматривается правонарушение и дело направляется в Тверской районный суд.

В этом рапорте, как бы суммирующем рапорты полицейских, протоколы об административном задержании, доставлении и правонарушении, прекрасно многое.

• Во-первых, совершенно классическая ситуация, когда указывается неверное время задержания.
• Во-вторых, указан неверный адрес (Тверская, 17) — это место было перекрыто, и я не мог там оказаться, а задержан был вообще на Тверском бульваре. Но для судов это мелочи. В 2014 году мы доказывали судье, что адреса, по которому меня якобы задержали на Манежке, просто-напросто не существует. Ничего: судья вызвала полицейского и попросила ткнуть пальцем в карту, в то место, где меня задержали, — и удовлетворилась этим.
• В-третьих, лозунги. Как правило, кто-то составляет «рыбу», которую используют полицейские в рапортах (кстати, попробуйте найти хоть какие-нибудь отличия в них, кроме фамилии), и дальше всем приписывается одно и то же действие. В данном случае — что все кричали «Путин — вор».

4. «Определение о передаче материалов дела по подведомственности». Этот тип документов интересен тем, что его подписывает начальник ОВД. Т. е. по сути начальники всех московских ОВД так или иначе причастны к политическим преследованиям.

5. Дальше идет основной документ — протокол об административном правонарушении. Ну, там все стандартно: статью 51 Конституции полицейские мне, по моей просьбе, разъяснили. Но что замечательно — там, где должны быть «объяснения привлекаемого», полицейский сам сказал мне писать: «С задержанием не согласен…». То есть, все всё понимают, но играют в эти бумажки.

6. «Объяснения». Кажется, раньше такого типа документов не было: мы всё писали (или не писали) прямо в протоколе, а тут и текст статьи 51 Конституции (чтобы не говорить лишний раз), и статья 17.9 КоАП РФ про ответственность за заведомо ложные показания, которая тут совсем ни при чем, т. к. я обвиняемый, а не свидетель, эксперт и т. д. (статья 51 Конституции, которую мне документом выше разъяснили…)

7. Дальше интересно. Следуют несколько листов с копиями моих документов, среди которых не только ксерокопия моего действующего паспорта, но и распечатка старого, сданного 12 лет назад!

И справка из ИБД-Р (единой автоматизированной интегрированной системой обработки оперативно-розыскной и иной информации).

И справка из СПО СК АС «Российский паспорт».

В общем, устанавливали-переустанавливали мою личность. Установили. Раньше была только ксерокопия паспорта, если я правильно помню.

Самое смешное: почему-то они пишут, что у меня недействителен загранпаспорт.

Кстати, среди запрошенных бумажек — ксерокопия вашего заявления с просьбой выдать паспорт. Вы, может быть, не помните, но там надо было указывать ФИО родителей, так что имейте в виду, что эта информация тоже будет в деле.

Странно, что не запрашивают место работы — а действительно ли я там работаю?

8. Дальше следует протокол о доставлении. Тут важно фиксировать время задержания, время, когда автозак приехал на территорию ОВД, и время, когда физически вас завели в ОВД. Три часа, увы, начинаются с момента регистрации вас в журнале у дежурного в ОВД.

9. ВРЕМЯ! Обращайте на него внимание. У меня, например, доставление — 18:10, а взятие объяснений — 23:35, т. е. 3 часа, предусмотренные КоАП, превышены в 1.5 раза! Статья 20.2 ч.5 не предусматривает административный арест, а значит время задержания не может превысить 3 часа.

Если бы я вовремя увидел эти материалы, то мог бы подать в суд на полицию (там срок — 3 месяца).

Комментарий Дениса Шедова:

Это любопытный вопрос. Теоретически мы можем обжаловать действия сотрудников полиции в рамках административного производства, т. е. по средствам подачи административного иска. При этом у нас нет уверенности в целесообразности этого действия. Для ЕСПЧ не требуется обжалования действий сотрудников полиции в отдельном производстве, а в российских судах практика не воодушевляющая. Кроме того, при подаче административного иска требуется заплатить госпошлину в 300 р., а также по 150 р. при подаче апелляции и двух кассаций. Кроме того, административное производство может тянуться довольно долго. Представителем в суде может быть только юрист с высшим юридическим образованием.

Вместе с тем, это средство для восстановления своих прав, и его можно использовать.

Но сейчас я по-прежнему могу написать жалобу начальнику ОВД с просьбой привлечь к дисциплинарной ответственности полицейских, а также в прокуратуру. Текст подобной жалобы будет опубликован в следующем материале, однако надо обратить внимание, что подача таких жалоб может привлечь нежелательное внимание полиции, так что проконсультируйтесь с правозащитниками перед этим.

10. Дальше идут рапорты полицейских под копирку. Интересно, что раньше вроде бы не писали, что «знал об отсутствии надлежащего согласования». По идее надо вызывать полицейских в суд и допрашивать их, откуда у них информация, что я знал (а значит мои действия были умышленными)?

11. Затем объяснения полицейских. Вне зависимости от обстоятельств задержания, пишут двое (разумеется не те, кто задерживал, хотя по идее должны быть именно они). Кажется, раньше не писали, что «не оказывал активного сопротивления» при задержании. Вместо данных паспорта у них — «МКВ» (номер жетона). Объяснения абсолютно идентичны.

Комментарий Дениса Шедова:

Объяснения полицейских интересны тем, что в них должна обязательно стоять подпись о том, что полицейский предупрежден об ответственности за дачу ложных показаний. Если таких подписей нет, то судья обязан либо вызвать полицейского в суд на допрос, либо исключить объяснения и рапорт полицейского из материалов административного дела. Если судья отказал в вызове двух полицейских, а в их объяснениях отсутствуют подписи о предупреждении об ответственности за дачу ложных показаний, то следует подавать письменное ходатайство об исключении объяснений, рапортов сотрудников полиции из материалов дела, а также об исключении протокола об административном правонарушении, как основанном на недопустимых доказательствах. Исключение протокола об административном правонарушении означает прекращение административного преследования. На это судьи, конечно, не идут, но в таких случаях они охотнее вызывают на допрос полицейских.

12. Дальше интересно: начинаются документы, доказывающие, что митинг на Пушке не согласовывали и вообще никаких публичных мероприятий в ЦАО не было (хм, а огромный фестиваль?).

Комментарий Дениса Шедова:

Фестиваль «Времена и эпохи 12 июня» — это не публичное мероприятие в терминах ФЗ-54, это культурно-массовое мероприятие. Его целью не являлось формирование и выражение общественного мнения.

Потом идет подробная бумага, кто что должен делать из чиновников в связи с согласованным митингом на проспекте Сахарова — обеспечение туалетов, уборки, скорых и т. д. В 2014 году тоже так было — запрашивали, согласовано ли мероприятие, получали ответ, что нет, а значит, согласно идее власти, — можно разгонять.

13. Новый тип документов — протокол о согласии на СМС-уведомление о суде. Тут пусть юристы говорят — имеет он юридическую силу или нет.

Комментарий Дениса Шедова:

Если такой документ подписан, то уведомление по СМС считается надлежащим. Если там указан неверный номер, то нельзя будет в последствии апеллировать к тому, что человек не был надлежащим образом уведомлен.

14. Расписка об ознакомлении с материалами дела. Всегда не соглашаюсь. Я не могу быть ознакомлен со всем делом, т. к., например, переписка с правительством Москвы датирована 13 июня. То, что я увижу в ОВД, не то же самое, что я увижу в суде.

15. Ну, дальше всякие служебные бумажки — направили вам дело, спасибо, приняли дело, начинаем работу, назначаем судебное заседание…

16. Дальше интересный документ — всякие почтовые штуки: когда послали судебное уведомление, вернулось ли или вручено. Коллеги-юристы говорят, что-де-факто я был надлежащим образом уведомлен, так что на это не пожалуешься.

17. Ну и наконец само постановление суда. Написали, молодцы, реквизиты для оплаты (далеко не всегда пишут).

Комментарий Дениса Шедова:

С реквизитами странная история. Каждому платежному документу, средства с которого поступают в бюджет, должен присваиваться уникальный номер — УИН. Суды почему-то не присваивают такие номера и не указывают их в реквизитах. Некоторые банки не принимают такие платежки. В этих случаях рекомендуем взять в банке письменное подтверждение того, что они не могут по этим реквизитам провести платеж. Снять копию с этого подтверждения и подать его в 26-й кабинет Тверского суда с заявлением о том, чтобы суд выдал полные реквизиты для оплаты. Заявление в двух экземплярах, один из которых с отметкой о принятии следует бережно хранить. Далее два варианта: суд так никогда и не выдаст вам реквизиты, и вы не будете платить штраф, а в случае чего у вас будет подтверждение того, что вы пытались оплатить и попросили суд дать полные реквизиты; либо суд даст вам полные реквизиты, и вы сможете без проблем уплатить штраф. Стоит помнить, что наша практика такова, что буквальное соблюдение закона нам не гарантирует ничего. Вполне возможно, что суд не выдаст вам реквизиты, а направит дело приставу-исполнителю, который будет разыскивать ваши счета и спишет сумму штрафа, или, если размер штрафа более 10 т.р., направит постановление о запрете выезда за границу. Это все можно будет обжаловать, но это потребует времени.

Однако, оказывается, я был осужден за «лозунги тематического содержания». Вот так вот. Побоялись писать, что Путин — вор?

Я как юрист не могу без прямых доказательств кого-либо обвинять

В тот вечер я шел от жилого дома к автобусной остановке «Школа», это рядом с 43-м домом на Крылатских Холмах, там такая неосвещенная тропинка. Вдруг меня резко схватили за шиворот и ударили в затылок слева. Я думаю, метили в основание черепа. Я бросил телефон и сумку на землю, повернул голову и снова получил в лицо. Стал пытаться вырваться из захвата и повернул голову налево, но меня опять ударили в лицо, а потом еще несколько раз по голове. Потом я все-таки вырвался и выпрыгнул на дорогу, на запасной въезд, там свет был. Я разглядел нападавших: их было двое, один нападал, другой следил. Оба были спортивного вида, видно, что бойцы. Они были трезвые, ничего не кричали и ничего из вещей не взяли. Они отступили дальше в тень и спокойно ушли. Сначала я подумал, что они вернутся и продолжат, поэтому присел на корточки и зажал лицо руками. Но когда понял, что они ушли, вернулся на место нападения, забрал телефон и сумку. Я думал было за ними пойти, но потом решил, что не стоит, и вышел на улицу, где было освещение.

Вызвал полицию, они приехали минут через двадцать, раньше полиции подошли сторонники. Они были со мной аж до четырех утра. Халатности со стороны полицейских я не заметил, но на место преступления они тогда не пошли, и в тот день, насколько мне известно, туда позже тоже никто из них не приезжал. По дороге в ОВД мы проехали рядом с той тропинкой, куда ушли нападавшие, но искать их там уже было бессмысленно.

Честно говоря, дело расследуют плохо. С тех пор меня вызывали только раз, маршрут спрашивали. С момента покушения мало что известно, я не знаю, имеются ли видеозаписи, проводился ли биллинг. Я позвонил в ОВД, спрашивал, как дело идет, они ответили: «Пока вот думаем». Мне до нападения угрозы поступали по телефону, 16 августа, я их записал и через час подал заявление в местный ОВД. И никаких действий по этому делу нет. В день муниципальных выборов я встретил начальника ОВД, он тогда сказал, что после выборов будут разбираться с этими угрозами.

Мне бы хотелось верить, что это не со стороны властей нападение было. У нас на выборах прошли пять независимых депутатов и пять из «Единой России», и выяснилось, что у нас устав и регламент муниципального образования противоречат друг другу, теперь надо это исправлять и искать пути взаимодействия. Тем более, что на следующий день после нападения была протянута рука помощи в скорейшем рассмотрении дела.

У нас на Крылатских Холмах хотят строить этнографический парк, этот проект даже получил одобрение президента на «Экономическом форуме», когда его представляли. Сам по себе такой парк неплох, но дело в том, что у нас уже есть один — «Сказка». А этот этнопарк хотят строить на особо охраняемой природной территории, это ей навредит. Если этот парк начать облагораживать, то оттуда уйдут животные. Кроме того, там много лугов, которые характерны для Северо-Кавказского региона, такой небольшой кусок Северного Кавказа у нас в Москве.

И вот мы против этой застройки протестуем, с марта подали девять заявок на митинг, во всех нам отказали, не предложив альтернативного места. Суды вставали на сторону префектуры и решения об отказе не признавали незаконными. 23 апреля мы проводили встречу с депутатом от КПРФ Валерием Рашкиным, где собирались с жителями обсудить защиту парка «Крылатские холмы». На встрече тогда задержали трех человек. Сейчас мы митинги не планируем, написали петицию и всем депутатам Госдумы. Они отреагировали очень адекватно, некоторые отправили депутатские запросы.

Я думаю, что напали на меня из-за борьбы против строительства этого этнопарка. Потому что теперь, после выборов, у нас есть реальная возможность повлиять на застройку.


P. S. Позднее Мирошниченко сообщил ОВД-Инфо, что в возбуждении дела о телефонных угрозах ему отказали. Дело о нападении передали участковому, проходит медэкспертиза. Депутата до сих пор не вызывали для проведения следственных действий.

Николай и Татьяна, здравствуйте!

Пишу вам проездом из г. Киров. Проезжал недавно ваши края в своём очередном вояже, который мне совершенно бесплатно, с питанием и усиленной охраной устроил ФСИН РФ:):) Направляюсь из Якутии на Ямал через Сибирь и Урал.

Я уже прикинул, что за эти три с лишним года, благодаря этому российскому туроператору, смог посмотреть все большие реки России: Волгу, Каму, Обь, Енисей и Лену. Даже краем видел Байкал из окошка воздушной тюрьмы на рейсе чартером Якутск — Иркутск. Теперь снова намереваюсь не только посмотреть Обь, но и временно поселиться где-то в районе её впадения в одноимённую Губу! :))). Название места — Лабытнанги (надеюсь, что правильно написал), это где-то рядом с Харпом, «Полярной совой» и полярными медведями. Гарантируют полярную ночь и северное сияние. Как по мне, то было бы очень глупо отказываться от столь лестного предложения, тем более, что моего мнения никто особо не спрашивал:)). По пути осмотрел несколько считающихся «страшными» мест: Иркутск, Омск, вот теперь Киров. Кочек не собрал, ничего унижающего достоинство или физического воздействия не было замечено. Режим, но на «будьте любезны». Времена меняются или умело притворяются? Надеюсь, что всё же первое. Писем ваших в Якутии не получал, хотя знал, что вы мне писали. Писал одно от себя, но, судя по всему, оно тоже не дошло. Якутия в этом плане какая-то чёрная дыра.

В целом, у меня всё хорошо, самочувствие нормальное, полёт проходит благополучно:)). Передавайте всем нашим привет!

На этот адрес писать, естественно, не надо — сейчас возят по этапам быстро, так что я двинусь дальше раньше, чем вы получите это письмо. (Надеюсь, что получите, если Киров не как Якутия).

На этом разрешите откланяться.

Отдельный привет Саше Кольченко. Не сомневаюсь, что у него всё хорошо: Тундра не пропадёт! :))

Всего вам наилучшего!

С уважением,
Олег Сенцов
27.09.17 г.

Оригинал: sencov.pdf

В сентябре 2017 года стало известно, что Сенцова куда-то перевозят из колонии в Якутии, где он пробыл около полутора лет. Появились сообщения, что его везли через Челябинск, однако затем тамошний пересыльный следственный изолятор дал официальный ответ: Сенцова у них не было. В конце сентября журналист и правозащитник Зоя Светова опубликовала письмо от Сенцова из СИЗО № 1 в Тюмени, написанное 21 сентября. Письмо, публикуемое ниже, было отправлено из СИЗО № 1 в Кирове 27 сентября. В письме Световой Сенцов писал, что его собираются отправлять на Ямал, в колонию в поселке Харп. Информация о Ямале подтверждается и в нынешнем письме Сенцова, но точное место назначения теперь иное — ИК-8 в поселке Лабытнанги. Как пояснила ОВД-Инфо Татьяна Щур, из Тюмени нет прямого железнодорожного ветки до Ямала, а в Лабытнанги нужно ехать через Харп.

Объяснение задержанного, представленное в суде

Примерно 20 марта 2017 г. мне из социальных сетей стало известно о том, что 26 марта 2017 г. на Тверской ул. в г. Москве будут проводиться шествие и митинг с требованиями расследовать факты коррупции высших должностных лиц России.

Я решил принять участие в этом публичном мероприятии, поскольку пришел выразить свою позицию по неприятию коррупции среди государственных служащих, свобода выражения которой мне гарантирована положениями Конституции РФ и Европейской Конвенцией по правам человека.

26 марта 2017 г., около 14 часов я пришел на площадь у Белорусского вокзала, чтобы проследовать по ул. Тверской до станции метро Охотный ряд, после чего я перешел на другую сторону Тверской улицы и проследовал обратно в сторону Пушкинской площади.

На ул. Тверской находилось множество людей, пришедших туда с той же целью, что и я.

Площадь была оцеплена полицейскими.

Я находился на ул. Тверской около двух часов. В течение этого периода я лозунгов не выкрикивал, плакатов не демонстрировал, на проезжую часть не выходил, а также не мешал участникам дорожного движения каким-либо иным способом. При себе я имел воздушный шар желтого цвета в виде персонажа из компьютерной игры «Энгри Бердс».

Примерно в 15 ч 55 мин, когда я находился в районе дома № 16 по улице Тверской, ко мне подошли сотрудники полиции, не представились, не объяснили, что происходит и почему меня задерживают, схватили и повели в полицейский автобус.

Примерно с 16 ч 00 мин до 17 ч 30 мин я находился в полицейском автобусе.

В 17 ч 30 мин меня привезли в ОВД по району Черемушки г. Москвы, и только в 19 часов 45 минут моя личность была установлена, посредством проверки моего паспорта гражданина РФ. На меня был составлен протокол об административном правонарушении,
предусмотренном ч. 6.1 ст. 20.2 КоАП РФ (участие в несанкционированных собрании, митинге, демонстрации, шествии или пикетировании, повлекших создание помех функционированию объектов жизнеобеспечения, транспортной или социальной инфраструктуры, связи, движению пешеходов и (или) транспортных средств либо доступу граждан к жилым помещениям или объектам транспортной или социальной инфраструктуры — ОВД-Инфо). При этом, протокол был составлен без моего участия, а объяснения у меня взяли только в 21 час 00 минут.

В своих объяснениях к протоколу я указал, что не принимал участия в публичном мероприятии, а оказался на Тверской улице по другой причине. Эти объяснения были даны мною без возможности проконсультироваться с защитником, в связи с чем я
отказываюсь от данных объяснений.

Примерно в 04 ч 40 мин 26 марта 2017 г. меня отпустили из ОВД по району Черемушки г. Москвы, не вручив копии протоколов о задержании и доставлении.

Постановлением судьи Тверского районного суда города Москвы Меркулова А.А. от 17.04.2017 г. я признан виновным в совершении административного правонарушения, предусмотренного ч. 6.1 ст. 20.2 КоАП РФ, и мне назначено наказание в виде административного штрафа в размере 20 000 (двадцати тысяч) рублей.

Я полагаю, что обжалуемое постановление незаконно, т. к. принято с нарушением норм материального и процессуального права, а назначенное наказание — чрезмерно. Я также полагаю, что любое из указанных ниже оснований, и все они вместе взятые ведут к отмене обжалуемого постановления и прекращению производства по делу за отсутствием в моих действиях состава административного правонарушения.

В протоколе было указано, что задержание произошло не в 15:55, а в 17:15.

Тверской районный суд 17 апреля поверил протоколу и оштрафовал задержанного на 20 тысяч рублей.

2 октября Московский городской суд оставил решение без изменений.

Оценка времени события по известной дате и азимуту Солнца

В материалах дела присутствуют видеоматериалы, которые содержат информацию, позволяющую с помощью астрономических вычислений получить приблизительное время съемки. В частности, по положению тени на кадре видеоматериала возможно рассчитать азимут Солнца, после чего, основываясь на известной дате и географических координатах места съемки, не составляет особого труда получить время съемки с приемлемой точностью. Для определения времени ниже по тексту был использован кадр видеоролика V03_02-00-48_02-01-09.mp4 (CD-R-диск Verbatim с маркировкой «05–1196/2017 Disk#01» в материалах дела) в момент моего задержания.

Далее показан ход решения поставленной задачи:

1) Определение географических координат дома № 16 по улице Тверской с помощью картографического сервиса Яндекс-карты (https://yandex.ru/maps/-/C6ayQNn9). Получены координаты 55°45′52″N, 37°36′23″E. Скриншот изображения дома 16 в сервисе Яндекс-карты показан в Приложении 1.

2) На видеоролике V03_02-00-48_02-01-09.mp4 в момент задержания (00:07) сохраняем кадр, на котором отчетливо видна тень в конце 5-го слева ярко освещенного выступа (Приложение 2).

3) Тень образована углом д. 17 по ул. Тверская, смотри Приложения 3 и 4.

4) С помощью общего вида здания Тверская, д. 16 (используя вид «Панорама» сервиса Яндекс-карты) можно более точно определить положение интересующей нас тени, см. Приложение 5.

5) На спутниковой схеме для выбранной точки строим оси координат, после чего по схеме обычным транспортиром замеряем азимут Солнца для данного момента времени (Приложение 6).

Измерение дает значение угла 237°. С учетом погрешности построения координат и замера угла по схеме — реальный азимут может находиться в пределах 235–239°.

6) С помощью онлайн-калькулятора по адресу https://planetcalc.ru/320/оцениваем возможный интервал времени съемки.

7) Полученный результат: съемка данного кадра была проведена 26 марта 2017 года, в интервале времени 15:50—16:06.

Несколько замечаний в формате «Разбор полетов» о прошедшей акции.

Кажется, впервые со времен «Маршей несогласных» (2007—2008 гг.) нижегородские оппозиционеры столкнулись с таким уровнем противодействия — тотальный запрет проведения митинга-встречи с Алексеем Навальным на любых площадках, превентивные аресты главного участника и основных организаторов, кампания запугивания активистов и их родственников посредством ментов (назвать этих животных полицейскими не поворачивается язык), а населения — посредством СМИ, блокада штаба с еще не арестованными организаторами за три часа до акции и их последующее задержание при попытке выхода, арест имущества организаторов, включая сцену, оперативная постановка на месте встречи дорогостоящей имитации городского праздника с тотальным огораживанием площади и прилегающих территорий, установкой на входах блокпостов с тотальным досмотром граждан, включение оглушительной попсы, что сделало невозможным не только публичные выступления, но крайне затрудняло даже простую словесную коммуникацию между потенциальными участниками. Только вот окон активистам по ночам не били, но, думаю, все еще впереди.

После того, как в Москве был арестован Навальный, а в Нижнем — Волков и собранная ночью сцена, стало ясно, что намеченную ранее встречу нужно срочно переформатировать в акцию протеста. Отказ от такого сценария означал бы признание нами собственного бессилия и морального поражения перед лицом ликующей путинской гопоты. Задачей властей было исключить в намеченные часы любую заметную протестную активность в центре города, показать, что мы морально раздавлены и они полностью контролируют ситуацию. Нашей задачей было показать городу и миру, что мы живы, не деморализованы, что нас много, и мы не боимся сукиных детей. В какой степени сторонам удалось достичь намеченных целей, кто выиграл в этой битве?

Я полагаю, что прошедшее справедливо оценить в качестве ничьей. Результат противника: встреча с Навальным сорвана, число протестующих оказалось значительно меньшим, чем, скажем, 26 марта. Наш результат: акцию, и все-таки относительно многочисленную, провести удалось, несмотря на беспрецедентное противодействие — холкинский балаган с дешевыми паяцами и дрессированными ментами мы, все-таки, слегка подпортили.

Вот как я все это увидел. Проведя утром рекогносцировку, я понял, что соваться внутрь загона — провальная тактика. Они там все будут контролировать. Зато рядом — на отрезке Рождественской в районе ресторана «Безухов» от Ивановской церкви до первого ментовского блокпоста — была прекрасная площадка, освобожденная от транспорта, где спокойно могли бы мирно, без оружия, собраться 3–4 тысячи человек и показать, кто в доме хозяин: мы или тараканы. Прибыв в штаб, я предложил изменить место сбора и был поддержан Анной (Петкогло, координатором предвыборного штаба Алексея Навального — ОВД-Инфо) и собравшимися активистами. Возникла короткая дискуссия — когда информировать людей о том, что собираемся вне ограждений и в загон не идем? Решили, что не раньше, чем за час до мероприятия. Был ли сделан такой анонс и если да, то во сколько — мне не известно. Я предупредил собравшихся, что по моему опыту штаб будет заблокирован за несколько часов до мероприятия, и лучше всем отсюда как можно быстрее уйти, если мы хотим дойти до места проведения акции. После чего я сам быстро слинял, но сделал глупость, отправившись к себе в офис, то есть в такую же ловушку. Никаких провокаций у меня в офисе не было года так с 2013, если не считать всяких НОДовских камланий под дверью, поэтому я, дурак, расслабился. Между 15 и 16 позвонила Анна, сообщила, что большинство активистов ушло из штаба, но они уйти не успели, и их заблокировали — всех, кто выходит, задерживают. Попросила меня быть организатором акции. Я согласился, увы, понимая, что у меня нет фактически никаких инструментов и времени для координации действий. Через полчаса после этого разговора и в мой офис начали барабанить менты, и я едва оттуда выбрался. Моей заслуги тут нет — только благодаря исключительному ротозейству долбоящеров из ЦПЭ (говорят, в это подразделение ссылают самых тупых ментов со всей области, под стать начальнику — полковнику Алексею Трифонову) удалось мне оттуда выбраться и доехать до Рождественской. Там я увидел, что на оговоренном отрезке Рождественской практически никого нет — собралось нас там человек 20, не больше. Как я понял, информация об изменении места сбора так и не была широко распространена. Потом мне позвонила Аня Степанова и сообщила, что она в центре загона на Маркина, и там собралось довольно много активистов. Поэтому мы пошли туда.

Там было довольно много народа, часть из них водила хоровод. Музыка все заглушала, говорить можно было, только крича в ухо собеседника. Я достал куклу Путина и плакат со стихами Надсона о «стране без прав и без закона». Минут 15 у меня ушло на осознание того, что все присутствующие вообще — наши сторонники, что кроме них и ментов на площади вообще никого нет. Моя жена говорит, что тоже не сразу это поняла. Я видел пустую сцену с колонками, откуда ревела музыка. Разведка сообщила, что у сцены 4 охранника, и не составит труда ее занять, отключить музыку и начать митинг. Я попросил передать по рядам — идем к сцене. Минуты через две-три хоровод переформатировался, и люди направились в сторону сцены… однако прошли мимо нее по Рождественской в сторону моста. И тут я понял, что моя информация не достигла цели, люди организовались сами. Но началось скандирование «Путин-вор» и т. п., это было круто, музыка уже не заглушала нас. У блокопоста народ развернулся и пошел назад, опять мимо сцены и…зачем-то вернулся к месту хоровода, в центр загона, где продолжала орать музыка. Тогда я попытался развернуть колонну, встал впереди и сказал, что мы идем гулять к Минину и Пожарскому. После чего на меня набросились менты. Стоявшие рядом попытались построить сцепку, но безуспешно. Меня пытались не отдать ментам жена, дочка; сцепку попытались организовать Илья Мясковский, Дмитрий Калинычев и Владимир Кравцов, и, кажется, еще несколько человек — трое последних в итоге оказались в автозаке вместе со мной.

Ну, дальше всем известно.

Итого, наши успехи:

Все-таки мы провели заметную акцию протеста и сорвали благостный сценарий холкиных-антоновых.

Отличная идея с хороводом: менты оказались совершенно к ней не готовы и не понимали своими тупыми башками, чего вообще в этой ситуации делать. Отдельное спасибо Анне Степановой, которая, как я потом понял, и организовала все это действо.

В отличие от 26 марта, никто из задержанных не пошел в автозак своими ногами. Крепим чувство собственного достоинства.

Итого, наши недоработки:

Штаб и активисты до самого последнего момента исходили из одного единственного сценария — беспрепятственная встреча с Навальным, сцена, отсутствие серьезного противодействия. Мы оказались совершенно не готовы к сценарию жесткого противостояния. Даже группа безопасности прорабатывала только сценарий отпора провокаторам, но не исходила из ситуации, в которой основным противником будут менты.

Хоровод — отличный ход, позволивший сплотить протестующих и дезориентировать противника. Но нужно было гораздо быстрее менять формат-либо занимать сцену, либо идти «гулять» по городу.

Не умеем строить сцепки и не отдавать своих. Это очень плохо. Главный принцип — своих не отдаем! А у нас одного в автозак волокут, а пятеро это фотографируют. Позор! Это не значит, что надо дубасить ментов и подставляться под уголовку. Но это значит — держать своих за руки и за ноги, виснуть на них телом, использовать по полной программе все ненасильственные способы противостояния и коллективной защиты.

Почему сдулся протест после задержаний? Надо было идти по меньшей мере к ОП-5, благо это рядом, и опыт уже наработан с марта, и требовать освобождения всех задержанных, начиная с Волкова. Дяденьку мента испугались, который грозил карами? Не надо забывать главный принцип — внимательно выслушай то, чего хочет от тебя мент (не путать с полицейским), и сделай ровно наоборот.

Все ждут лидера, который поведет за собой всех. Это ошибка. Каждый должен стараться стать лидером на своем месте, здесь и сейчас.

Ну и самое главное: мне кажется, в ходе этих всех событий, наших успехов и провалов, начинает складываться настоящая команда. Команда, включающая в себя тех, кто уже много лет участвует в борьбе с воровским режимом, и тех, кто только еще вливается в протест. Команда, которая способна синтезировать горечь прошлых поражений, опыт успеха, и энтузиазм неофитов. Так победим!

Оригинал

24 сентября в Москве прошли очередные «Маяковские чтения», в этот раз под пристальным наблюдением полиции — приехали два автозака и три патрульных машины. Видимо, им поступила информация о скоплении граждан, решили проверить.

Как всегда, в последнее воскресенье месяца на Триумфальной площади у памятника Маяковскому собрались поэты, чтобы почитать стихи. Как только народ сгруппировался, к площади подъехала полиция. Полицейские сообщили, что они проверяют подозрительное массовое скопление граждан, а также слушают, чтобы в стихах не было экстремизма и прочих призывов к свержению конституционного строя.

Также к площади подогнали автозаки, полные сотрудников ОМОНа. ОМОНовцы тоже пришли на площадь, чтобы прослушивать стихи на наличие экстремизма. Несмотря на такую суровую охрану, чтения завершились без задержаний — собравшиеся не испугались всеслышащего уха правоохранителей и свободно декламировали стихи.

Омоновцы сказали, что им вообще пофиг, типа работа такая, стоять и ждать приказа. Они слушали стихи, на мат в них не реагировали. Сказали, что политические стихи запрещено читать без уведомления, но, видимо, не могли уловить суть стихов.

Я — волонтер предвыборной кампании Алексея Навального, ну и вообще известный в Тамбове общественный деятель. И это иногда играет со мной злые шутки.

5 сентября я шел после работы и по дороге раздавал агитационные газеты Навального. Так получилось, что мой путь проходил недалеко от акции в честь юбилея нашего города. Ее проводили активисты «Молодой Гвардии» в рамках предвыборной кампании кандидата в депутаты от партии «Единая Россия».

Люди начали приходить до начала этого мероприятия, и некоторые из них брали у меня газеты. После того, как я простоял там 5 минут, и уже собирался уходить, меня догнали двое сотрудников ППС. Они остановили меня, но причин задержания не объяснили и отпускать не собирались. При этом сотрудники постоянно с кем-то созванивались — будто советовались, что со мной делать дальше.

Через час они попросили меня пройти в машину. Потом приехал участковый, с которым решили, что объяснительной в этой ситуации будет достаточно. Пока я ее писал, к машине подошел знакомый мне единорос и куда-то позвал участкового. Я обратил внимание на то, что они что-то записывают.

Я пробыл в машине ППС еще полтора часа — пока не закончилась акция «Молодой Гвардии». После меня отвезли в опорный пункт полиции № 2. Там я узнал, что совершил мелкое хулиганство.

На самом деле, меня это нисколько не удивило — подобным образом я уже «хулиганил». Местные единоросы при поддержке «свидетелей» из «Молодой Гвардии» уже писали на меня доносы о том, что я якобы «ругался матом и размахивал руками». После того случая меня оштрафовали на одну тысячу рублей. Позже подобная ситуация повторилась: только жалобу написали другие люди, и наказание было строже — меня арестовали на сутки.

Все последующие вечер и ночь я провел в отделе полиции. На следующий день мне назначили суд. Во время него местная активистка Юлия Жмаева заявила, что я обругал ее вместе с подругами из «Молодой Гвардии» из-за того, что они поинтересовались у меня, что за газеты я раздаю.

Кроме нее и полицейского, который составил на меня протокол, свидетелей не было. Судья отказалась пригласить патрульных, задержавших меня, и приобщить к делу видеозапись, которую я делал в процессе общения с ними. Исходя из всего этого, обвинения показались логичными и обоснованными, а мои оправдания — всего лишь попыткой уйти от ответственности. Итог — 8 суток ареста. В общем, схема сработала уже три раза. Связка «Единая Россия — полиция — суд» работает как часы!

Поначалу пришлось познакомиться. Но в нарушение 85-го приказа МВД у гражданина не оказалось удостоверения. Он его, оказывается, оставил в машине. Со мной такие номера не прокатывают, и «товарищу» нехотя пришлось со второго этажа спуститься в машину за документом. Дальше я объяснил майору, что я являюсь гражданином СССР, и он не имеет права меня допрашивать без представителя консульства моего государства. (Паспорт я, конечно, менял на аусвайс эРэФовский. А вот гражданство не менял никто из 143 миллионов граждан. Но это другая тема. Майор мне пытался впарить, что в Совете безопасности ООН эРэФия. А я ему — документ. Там черным по белому — «Союз Советских Социалистических Республик». Никакой эРэФии там в помине нет.) Когда же я объяснил, что он совершает преступление по ст. 64 УК РСФСР — измена Родине, он понял, что дело имеет не с дилетантом. Потом меня отвели вниз, где заставили вывернуть карманы и выложить свои вещи в шкафчик. Даже пустой чехол от телефона. Я знаю, что ничего с собой брать нельзя во избежание провокаций. Поэтому взял с собой только ксерокопию паспорта и ключ от двери машины. Остальное оставил в багажнике автомобиля, сообщив сыну, где припарковал.

Итак я всё (почти) сложил в шкафчик. Майор меня проверил металлоискателем. Но плохо искал. В плавках я спрятал диктофон, который впоследствии и писал все происходящее.

Начались вопросы: я ли организатор митинга, знаю ли Ирину Бондаренко, знаю ли, что Мальцев возглавляет движение «АРТПОДГОТОВКА», знаю ли, что означает на белом флаге красная галочка… И т. п. На все вопросы я отвечал однозначно: «Статья 51 Конституции РФ». Порядка 10 вопросов и столько же ответов — «Статья 51 Конституции РФ».

Кто написал кляузу и что в ней — следователь мне не сказал, сославшись на «Статью 51 Конституции РФ». Я попытался ему объяснить, что он должностное лицо и ст. 51 в данном случае на него как на гражданина не распространяется.

Видимо, правоохранительные органы уже понимают, что скоро будет смена власти. Потому ни на меня, ни на Ирину ни какого давления оказано не было. Опрос прошел в дружеской (если так можно сказать) обстановке. Чай, правда, ни мне, ни Ирине не предлагали. Майор попытался перевернуть несколько вопросов, чтоб вывести меня из-под 51-й статьи, но попытки не увенчались успехом. Я как профсоюзник с немалым стажем тоже стал неплохим психологом. Приходится на несколько шагов предвидеть ходы работодателей, чтоб защищать интересы работников. Майор сказал, что официально запросит у меня учредительные документы «МОЛОТа». Возможно, попробуют воздействовать с другой стороны. Например, объявить наш профсоюз экстремистским. Хотя профсоюз ни к митингам, ни к оппозиции никакого отношения не имеет. Как говорится, «мухи отдельно, котлеты отдельно». Ну, этой власти все равно — лишь бы зацепиться. Надеюсь, что в органах еще нормальные люди. Да и майор сказал, что прошли аттестацию. Встреча закончилась смешной сценой — я встаю со стула, и диктофон выпадает на пол. Думаю, у следователя в тот момент пронесся в голове весь час нашего общения — не наговорил ли он чего лишнего. Меня встретила Ирина Бондаренко, и мы поехали в другое место, назначенное ей майором для встречи. Ирина в отдел не согласилась идти, поэтому договорились они встретиться в кабинете участкового. После первого же заявления Ирины 51-й статьи майору стало понятно, что беседа будет аналогичной.

Кстати, я спасибо сказал майору за то, что он меня пропиарил. Потом до него дошло, что если б нас не пригласил, то и информационного повода бы не было. Я на своей голодовке 12 июня говорил заместителю начальника ГУ МВД, что их коллеги идиоты. Не трогали бы они Дашу с плакатиком 26 марта — не было бы столько интереса к прогулке. (Среди задержанных в Тольятти была активистка Дарья Рыкова. — ОВД-Инфо) Нас там было меньше тысячи в «Парке Победы». Народу бы стало скучно, и он разошелся бы. А тут полковник решил прогнуться. В результате все прохожие подтянулись. И нас оказалось больше 1,5 тысячи. Я майору предложил посадить меня на 15 суток. А еще лучше — по 282. Они начали понимать, что сроки, которыми они раньше людей пугали, стали показателем крутизны. Время такое: кто садится по политике, тот герой. А кто сажает — гады.

По данным ОВД-Инфо, на беседу в Центр «Э» был также вызван депутат законодательного собрания одного из районов Самарской области, который выступал на митинге. Однако он отказался отвечать на вопросы ОВД-Инфо о беседе.

На антикоррупционной акции 12 июня в Москве задержали 866 человек. Среди них была и режиссер Театра.doc Зарема Заудинова, которая пришла на акцию в костюме леопарда, но, если верить рапортам полицейских, задержали ее все равно в «брюках и куртке». 27 июля судья Тверского районного суда Александр Меркулов оштрафовал Заудинову на 15 тысяч рублей по ч. 5 ст. 20.2 КоАП (нарушение порядка проведения публичного мероприятия). Нестыковки и странности, попавшие в административное дело из-за лени сотрудников полиции, судья не заметил. ОВД-Инфо публикует рассказ о том, как у режиссера-документалиста украли реальность.

Отмена события. Как у меня украли реальность.

Если до 12 июня я могла представляться как захочу: «режиссер», «чеченская княжна», и много чего еще, то после — только «здравствуйте, я леопард». Я тот человек, которого задержали на Тверском бульваре в костюме леопарда.

— Я работаю в Театре.doc, реальность — моя профессия, но иногда она причиняет боль. Так случилось 12 июня 2017 года, — примерно так начинался мой монолог в зале суда.

Учитывая, что мы — неисправимые театралы, терять нам нечего, то пусть в зале буду не только я в костюме леопарда, но еще актриса, которая будет профессионально оплакивать российское правосудие. И это будут не показания, а монологи. А все — драматургический материал. В результате в зале суда собралась команда молодости нашей: я в роли леопарда-документалиста, актриса со слезами на глазах, политзек Алексей Полихович и корреспондент-свидетель Александр Черных в футболке «Чечня». И адвокат Денис Шедов. Вообще мы хотели еще билеты продавать на заседание, но потом поняли, что партизанский театр — обязательно со свободным входом, поэтому от билетов отказались.

Но сегодня в России сложно с профессией режиссера, потому что у нас отобрали все: театр абсурда, парадокса и жестокости, — это наша реальность, это уже не из области искусства. Про общество спектакля вообще бессмысленно говорить, потому что Ги Дебор умер, а мы еще нет. Но мало того, что отобрали жанры, теперь еще и инструментарий. Есть такое актерское и драматургическое понятие как «отмена события». Вот случился ад, а актер играет так, как будто не было ада. Или герой в пьесе — «не было ничего». В жизни мы тоже часто так делаем: переспал с кем-то, наутро удивился, расстроился, подумал — «отмена события». Иногда спасает.

Но только не тогда, когда судья отменяет твою реальность. К тому же без твоего согласия.

— В протоколах написано, что меня задержали два омоновца 1993 и 1994 года рождения. Но меня задержал один высокий усатый за сорок — и свидетель это подтвердит.

— Отмена события.

— Я была в костюме леопарда, вот фото с бульвара и из автозака, а в протоколах написано, что меня задержали «в брюках, куртке и ботинках».

— Отмена события.

На столе у секретарши коробка жвачек «Love is…" и розовая ручка с розовым пушком. Все сошлись на том, что судья с нездешним загаром мог бы быть похож на итальянского актера, если бы не был судьей. И вообще — после обвинительного решения перестаешь замечать чувственные губы и классную задницу (по коридору он ходит без мантии, можно заметить).

— Тут написано, что задержали на Тверской улице в компании из 500 человек, но меня задержали на Тверском бульваре, и там столько человек не было, даже если викингов посчитать.

— Отмена события.

В протоколе значится список лозунгов, которые написали всем под копирку. С вербатимом у полицейских явно все не очень. Но зачем им вербатим, если они создают свою собственную реальность, наплевав на существующую. Так политическое становится эстетическим. Но это ничего не меняет.

Адвокат Денис Шедов говорит о том, что с протоколами все очень плохо. А даже если допустить, что хорошо, то вообще-то я ничего не нарушала, исходя из закона.

— Отмена события. 15 тысяч штраф.

***

Вечером Черных спросит:

— А как так вышло, что какой-то мужик в платье просто взял и отменил реальность?

Как-то так вышло, Саша. И мы не отследили, почему сегодня это — норма. Если в режиссуре нулевых (с попыткой дать имя поколению) говорили про «новых тихих», то сегодня можно сказать про «новых никаких» — нас отменили. Я не режиссeр, я правонарушитель.

В Тверском районном суде Москвы 10 августа вынесут приговор по «Делу ’’Армии воли народа‘‘». На скамье подсудимых оказались четыре человека — их обвиняют в том, что под видом подготовки к референдуму они продолжали деятельность запрещенной организации «Армия воли народа». АВН запретили за листовку, в которой говорилось о необходимости провести референдум и включить в Конституцию статью о подотчетности чиновников населению.

Один из обвиняемых, Александр Соколов, — журналист-расследователь. Он писал в РБК о коррупции, кроме того, он автор резонансного расследования о строительстве космодрома «Восточный». Почти два года Соколов находится в СИЗО.

ОВД-Инфо публикует последнее слово Соколова. Орфография и пунктуация сохранены.

Запрет референдума — это экстремизм!

Уважаемые участники! Дорогие друзья!

Завершается процесс по делу против Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть» (ИГПР «ЗОВ»), по которому уже длительное время я вместе с известным публицистом Юрием Мухиным, подполковником ВВС Кириллом Барабашом, журналистом и инженером Валерием Парфеновым лишены свободы. Оказался этот процесс, мягко скажем, уникальным и по-оруэлловски антиутопичным.

Впервые в истории России и демократических стран уже 2 года безнаказанно пытают тюрьмой и собираются дать ещё 2 года лагерей за инициативу референдума, на котором предполагалось поставить вопрос об установлении механизма прямой ответственности власти перед народом.

Впервые преследуют за мысль о принятии закона «Об оценке президента и депутатов народом России», согласно которому избиратели могли бы наградить органы власти.

Впервые хотят осудить по совершенно неадекватному обвинению в экстремизме, тогда как собранные по делу доказательства говорят о том, что тяжкое экстремистское преступление (по ст. 141 УК РФ — воспрепятствование референдуму) и другие злодеяния совершаются как раз против преследуемых.

Кто в реальности экстремисты? Мы или те т. н. «правоохранители», которые путем фабрикации уголовного дела и лишением свободы воспрепятствуют подготовке и проведению референдума, а также журналистской деятельности? Думаю, всем, кто внимательно следил за процессом, ответ на данный вопрос очевиден.

Собственно, и начать я хочу с выражения искренней признательности всем тем, кто на протяжении 2 лет следил за нашим делом, переживал за нас и поддерживал.

Один за всех, и все за одного!

В первую очередь, я благодарен нашим родным и близким, которые переживают эту пытку тюрьмой вместе с нами. Держитесь и берегите себя! Мне повезло встретить любимого человека, который, несмотря на мой арест и наступившую неизвестность, стала моей женой. Оказывается, даже длящаяся 5 минут свадьба может сделать человека самым счастливым. Столь высокая честь и оказанное доверие укрепило в уверенности, что совесть моя чиста.

Благодарю своих товарищей за стойкость и выдержку, готовность всегда поддержать и словом, и делом. Горжусь быть плечом к плечу рядом с настоящими патриотами России и по-настоящему свободными людьми — с теми, кого не удалось, да и невозможно сломить.

Большое спасибо нашим защитникам, которые, в условиях жесткого противодействие, с риском для карьеры и за копейки защищали нас эти годы. Несмотря на то, что спустя неделю после ареста т. н. «следователь» Наталья Талаева беззаконно и под нелепым предлогом отвела выбранного нами защитника Алексея Чернышева, он не бросил нас и продолжил бороться за возвращение в процесс. В итоге Верховный суд и Мосгорсуд признали данный отвод незаконным и нарушающим наше право на защиту, и спустя 10 месяцев Алексей вновь был допущен к защите. Примечательно, что добытые в этот период (с 3 августа 2015 по 9 июня 2016) доказательства (в первую очередь, экспертизы) оказываются недопустимыми, так как были получены с нарушением закона, и уже по этой причине обвинительный приговор будет незаконным.

В отместку нас решили лишить возможности платить своим защитникам. Банковские карты были заблокированы, сбор средств для юридической помощи подло объявлен следствием «финансированием экстремистской деятельности», и даже возбуждается дело по ст. 282.3 УК РФ в расчете на то, что люди испугаются делать пожертвования. Но несмотря на все это, наши защитники продолжили практически на голом энтузиазме защищать нас в суде, выдерживая вместе с нами издевательства, в т. ч. попытки незаконных отводов (как в случае с Николаем Курьяновичем) и даже избиения (как в случае с Алексеем Сухановым). Это пример не только профессионализма, но и гражданского мужества.

Благодарю участников и сторонников Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть» (ИГПР «ЗОВ»), которые прибывали со всех концов страны, с Урала и Камчатки, поддержать нас или выступить в суде в качестве свидетелей. Несмотря на фабрикуемое параллельно уголовное дело по ч.2 ст. 282.2 об участии в экстремистской организации и запугивания со стороны «полиции мыслей», не побоялись дать честные показания и подтвердили на суде факт абсолютной законности деятельности инициативной группы референдума десятки участников ИГПР «ЗОВ». В связи с этим ещё больше активистов были лишены судом возможности выступить с показаниями.

Рад был встретить на судебных заседаниях и познакомится в письмах с массой новых общественно активных граждан, которые оказались неравнодушны к беззаконию. Спасибо вам!

Нашли свободное время и не побоялись выступить на суде ряд специалистов и известных политиков со своим независимым профессиональным мнением: лингвисты Елена Борисова и Ирина Левонтина, политолог Степан Сулакшин, один из лидеров партии РОТ Фронт Александр Батов, активисты Михаил Аншаков и Николай Тишин, публицисты Борис Миронов и Максим Калашников, бывшие депутаты Госдумы Сергей Бабурин, Юрий Болдырев, Дарья Митина, кандидат в президенты Алексей Навальный и многие другие. Все они также полностью опровергли ложь обвинения о каком-либо экстремизме в деятельности ИГПР «ЗОВ» или подсудимых.

Также благодарю за поддержку бывшую уполномоченную по правам человека, а ныне председателя ЦИК РФ Эллу Памфилову, которая выступила против содержания Юрия Мухина в тюрьме, спасая его тем самым от верной гибели, а также выступила против незаконного лишения нас защитника. В разное время в нашу поддержку или солидарность также выступали депутат Госдумы Сергей Шаргунов, кандидат на пост главы Новороссии Игорь Стрелков, лидер партии «Другая Россия» Эдуард Лимонов, партии РОТ Фронт, Великая Россия, Русская коалиция действия, общественный деятель Яков Джугашвили, правозащитники Совета при Президенте по правам человека, центра Мемориал, СОВА, Открытой России, а также Елена Рохлина, Людмила Алексеева, Лев Пономарев и многие другие. Спасибо за это!

Отдельно хочу также поблагодарить своего научного руководителя Руслана Дзарасова, также Романа Баданина, Елизавету Осетинскую и других бывших и нынешних руководителей, редакторов и сотрудников РБК. Несмотря на длительное преследование они не оставили в беде и продолжают помогать чем могут. Как мне сообщили, 282 (а впоследствии более 300) журналиста по инициативе Профсоюза журналистов выступили в нашу поддержку с обращением. Благодарю их за гражданскую смелость и профессиональную солидарность. Столь широкая общественная поддержка со стороны людей, профессионально занятых в сфере информации, явно говорит о неадекватности обвинения в распространении каких-либо экстремистских материалов. Все мои или моих товарищей публикации в открытом доступе, и любой может с ними ознакомиться и убедиться в отсутствии в них какого-либо экстремизма.

Также выражаю признательность коллегам из Медиазоны, Дождя, газеты Завтра, РОД-Право, ОВД-Инфо, Медузы, Форума-мск, Snob, МК, Коммерсанта, Ведомостей, Новой газеты, Эхо Москвы, Colta, Рабкор, РОЙ-ТВ и многих других изданий и ресурсов, которые участвовали в заседаниях, следили за процессом и старались объективно освещать его.

Столь широкая и разнообразная общественная поддержка, мне кажется, говорит о том, что никакой общественной опасности со стороны инициативной группы «За ответственную власть» или подсудимых не было и нет.

Наоборот, общественная опасность исходит как раз от действий преследователей, нагло попирающих свободу слова и мысли и конституционные права граждан выражать свою волю на референдуме и оценивать органы власти. Путем осуждения нас четверых хотят не только объявить потенциальными экстремистами множество общественно активных граждан, но и признать экстремистскими целый ряд гражданских прав и свобод. Если сегодня бросают в тюрьму за мысль ответственности власти и инициативу референдума (итогом которого к тому же могло стать награждение президента), то это говорит о том, что на пути к установлению фашистского режима мы уже зашли слишком далеко: посадить, значит, уже могут по обвинению в чем угодно, за любые мысли. Отрадно, что гражданское общество осознает, что остановить такое сползание в бездну произвола и безнаказанности полиции мыслей можно только всем вместе, вне зависимости от личных убеждений.

Голое обвинение

Что нужно знать о журналисте Александре Соколове

Каков бы ни был формальный приговор по этому заказному делу, полагаю, что можно констатировать одержание полной моральной победы, причем еще на стадии следствия. Почему?

Вспомните, уголовное дело было возбуждено и расследовалось по факту организации деятельности ИГПР «ЗОВ» по подготовке референдума. Предлогом послужило то, что эту заведомо законную инициативу референдума преследователи сочли похожей на заведомо законную инициативу референдума межрегионального общественного движения «Армия Воли Народа» (МОД «АВН»), запрещённого в октябре 2010 года как экстремистская организация. Сотрудники Центра «Э» и СК по ЦАО оказались настолько «компетентны», что даже не удосужились почитать текст решения Мосгорсуда и посмотреть, за что именно суд запретил «АВН». Эти «юристы» на полном серьезе полагали, что Мосгорсуд мог запретить «АВН» за подготовку референдума. Поэтому продолжением деятельности запрещенной организации и преступлением по ч.1 ст. 282.2 УК РФ они и сочли подготовку якобы похожего референдума, и год собирали доказательства (заказывали экспертизы, допрашивали свидетелей, писали рапорта и т. д.) по обвинению именно в этом. Сторона защиты год объясняла этим горе-правоохранителям, что инициатива референдума не является экстремизмом, а запретили МОД «АВН» по совершенно другому основанию — за распространение неугодной листовки, а не за его программную деятельность. За год всё-таки дошло, само следствие признало деятельность ИГПР «ЗОВ», а значит и подсудимых по подготовке референдума «благовидной», то есть законной [т. 19 — л. д. 177, 198, 223, 251].

Казалось бы, должно быть тут же закрыто дело, принесены извинения, а следователь СК по ЦАО Наталья Талаева, надев на себя наручники, должна идти сдаваться по факту преступления по ст. 141 УК РФ. Ведь она сама собственными руками собрала более 450 документов, являющихся доказательствами нашей невиновности и ее собственного экстремизма!

Но вместо извинений следствие, словно фиговым листком, прикрывается голословными домыслами о якобы «осознавании» подсудимыми в качестве «истинной» цели стремления распространять экстремистские материалы. Мол, ладно, инициатива референдума — это хорошо, но на самом деле вы хотели другого — распространить запрещенные материалы, то есть совершить аж целое административное правонарушение. Правда, более чем за 4,5 года ни одного такого материала распространено не было («преступный умысел… не доведен до конца…»), а все основные «доказательства обвинения» свидельствуют именно о подготовке референдума, то есть реализации законной («благовидной») цели… Но ведь в суде по привычке дело никто смотреть не будет, и прокуроры, судьи и официальные СМИ тупо протиражируют без всякой проверки любое вранье, что им подсунут. Зачем стараться? И так сойдет! Посадить на 4 года!

То есть осознавая преступность своих действий по воспрепятствованию референдуму и заведомую невиновность своих жертв, сторона преследования решила ещё более рьяно и нелепо фабриковать заказное уголовное дело, будучи уверенной в своей безнаказанности.

Рассмотрим подробнее, что из этого вышло.

Адвокат Ольга Чавдар: «Видимо, Соколов стал кому-то поперек горла»



Фабрикуй не фабрикуй…

Обращаю внимание на следующие ключевые основания, требующие вынесения оправдательного приговора:

1) Доказано ли, что имело место быть событие преступления?

Нет. Уже хотя бы потому, что сторона гособвинения сама не знает, в чем преступление преследуемых, и многократно уклонялась от разъяснения существа обвинения. В первую очередь, от разъяснения:

• в организации деятельности какого именно объединения обвиняются подсудимые
• какие именно экстремистские деяния, предусмотренные ч.1 ст. 1 № 114-ФЗ, нам вменяются

Это лишило сторону защиты возможности защищаться, заставило гадать о том, в чем именно нас обвиняют юридически безграмотные мыслеследователи и мыслепрокуроры, вынудило самим доказывать свою невиновность во всем, в чем бы ни заключалось обвинение.

Например.

2) Если подсудимые обвиняются в организации деятельности Межрегионального общественного движения «Армия Воли Народа» (МОД «АВН») после вступления 21.06.2011 в силу решения Мосгорсуда о ее запрете, то суду не представлено ни одного доказательства того, что подсудимые продолжили или возобновили деятельность, за которую запретили МОД «АВН», — распространение экстремистских материалов — или даже какую-либо иную законную деятельность МОД «АВН» от его имени или в её интересах.

Наоборот, суду представлены никем и ничем не опровергнутые доказательства того, что деятельность «АВН» была прекращена в соответствии с требованиями закона в результате общего голосования в феврале 2011 года. Это следует даже из свидетельств агентов полиции, а также заключения специалиста № 2241/10/4 с данными голосования. Так, 96% бывших участников проголосовали за роспуск «АВН», после чего организация прекратила свою деятельность и самораспустилась, о чем было объявлено публично на пресс-конференции и на сайте «АВН» armiavn.com.

3) Может быть, подсудимые обвиняются в организации деятельности Инициативной группы по проведению референдума «За ответственную власть» (ИГПР «ЗОВ»)?

Именно на это более, чем в 150 документах дела прямо указывает следователь. Именно это фактически следует из собранных по делу материалов и даже текста обвинительного заключения: в них говорится только о деятельности от имени или в интересах ИГПР «ЗОВ», а не «Армии Воли Народа» после запрета МОД «АВН».

Но дело в том, что ИГПР «ЗОВ» не запрещалась каким-либо судом, даже несмотря на инициирование такого запрета следователем Талаевой Н.А. в сентябре 2015 года [т.2 — л. д. 210–212]. То есть данное объединение по определению не является экстремистской организацией, а значит, деятельность данного объединения в принципе не образует состава преступления по ст. 282.2 УК РФ.

4) Может быть, преследуемые обвиняются в организации деятельности ИГПР «ЗОВ», которая «на самом деле» является «формально переименованной» «Армией Воли Народа» или, с чьей-то субъективной точки зрения, чем-то «похожим с «АВН» объединением?

Но, во-первых, самим следствием представлено суду в материалах дела более 300 документов, доказывающих, что ИГПР «ЗОВ» и МОД «АВН» — это разные объединения, а уголовное дело возбуждено и расследуется по обвинению в организации деятельности именно ИГПР «ЗОВ», а не МОД «АВН». Ещё около 40 доказательств и свидетельств различия этих организаций представлено стороной защиты.

Во-вторых, диспозиция ч.1 ст. 282.2 УК РФ предполагает организацию деятельности именно той организации, которая запрещена судом и внесена в Федеральный список экстремистских организаций после запрета, а не «формально переименованных», чем-то схожих и т. п. структур.

В-третьих, и самим следствием, и стороной защиты представлены неопровержимые доказательства того, что ИГПР «ЗОВ» была организована не подсудимыми, а зарегистрированным 27.06.2008 Межрегиональным общественным движением «За ответственную власть» (МОД «ЗОВ» — ОГРН 1 087 799 027 700) уже в июле 2009, то есть ещё за 2 года до вступления в силу решения о запрета «АВН». Следовательно, никакого «формального переименования» «АВН» в «ЗОВ» никогда не было и быть не могло, поскольку данные объединения продолжительное время действовали параллельно. МОД «ЗОВ» — это материнская организация для ИГПР «ЗОВ». Причем каких-либо претензий со стороны правоохранительных органов или Минюста к ИГПР «ЗОВ» (МОД «ЗОВ») никогда не было.

5) Обвиняются ли подсудимые в массовом распространении неких экстремистских материалов?

Если обвинение в этом, то, во-первых, это не является экстремизмом. Поскольку в соответствии с п. 10 ч.1 ст. 1 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» экстремизмом является распространение лишь заведомо экстремистских материалов, то есть уже запрещенных судом и размещенных в специальном Федеральном списке.

Во-вторых, ни одного признанного судом экстремистским материала подсудимыми не было ни создано, ни распространено в рассматриваемый следствием период с 2010 года. Ни в обвинительном заключении, ни в материалах дела суду не представлено никаких сведений об этом: ни названия, ни места, ни времени, ни иных обстоятельств распространения кем-либо каких-либо экстремистских (запрещенных) материалов не выявлено.

Более того, согласно представленным справкам Роскомнадзора и Минюста, ни одного материала моего авторства никогда не запрещалось, ни одному СМИ претензий в связи с публикацией моих статей не выносилось.

В-третьих, из представленных суду более 138 доказательств и свидетельств (103 из которых собраны самим следствием) следует, что единственной целью деятельности ИГПР «За ответственную власть», а значит, и подсудимых в рамках данного объединения, является реализация инициативы проведения референдума по вопросу принятия поправок в ст. ст. 93 и 109 Конституции и ФКЗ «Об оценке Президента и членов ФС РФ народом России».

Даже использовавшиеся участниками ИГПР «ЗОВ» символы в виде двух разнонаправленных стрелок, кулаков, изображений звезды-двери-наручников («Достойны поощрения» — «Заслуживают наказания») обозначили именно эту законную («благовидную») цель по проведению референдума с установлением права граждан оценивать, в том числе награждать органы власти.

6) Может быть, подсудимые вели сайт какой-то экстремистской организации или распространяли в сети Интернет какие-либо экстремистские материалы?

Но никаких сведений о том, что кто-либо из подсудимых администрировал сайт запрещенной «АВН» (если речь идёт о ней) armiavn.com или какой-либо сайт иной запрещенной организации суду не представлено. Это даже не предъявляется!

Также в материалах дела нет объективных данных об администрировании кем-либо из подсудимых сайтов igpr.ru, igpr.info, igpr.net, упоминающихся в обвинительном заключении, или размещении на этих сайтах каких-либо материалов, дате, месте, времени, обстоятельствах их размещения.

Впрочем, это и не имеет значения, поскольку, во-первых, данные сайты не являются ресурсами какой-либо экстремистской организации, запрещенной судом. В частности, сайты igpr.ru, igpr.info, igpr.net даже не упоминаются в решении Мосгорсуда о запрета МОД «АВН».

Во-вторых, согласно представленным суду справкам Роскомнадзора и Минюста, ни одного экстремистского материала на упомянутых сайтах igpr.ru, igpr.info, igpr.net никогда не размещалось, ни одной страницы данных сайтов не внесено в Единый реестр заблокированных страниц (с запрещенной информацией) Роскомнадзора, ни один материал сайтов не запрещался. Наоборот, продемонстрировано добросовестное ведение данных сайтов, ответственное управление информацией, кто бы это ни выполнял. К примеру, как следует из сообщения Роскомнадзора, даже незаконное требование этого органа по удалению незапрещенной вступившим в законную силу решением суда информации (книги Ю.Мухина «За державу обидно!») было выполнено беспрекословно, практически сразу после получения соответствующего оповещения.

В-третьих, протокол осмотра сайта igpr.ru и другие материалы дела показывают, что базовый раздел сайта («О нас») посвящен единственной цели ИГПР «ЗОВ» по подготовке и проведению референдума, то есть совершенно законной деятельности.

Мы — обвинители, вы — преступники!

7) Так может быть, подсудимые обвиняются в том, что готовили референдум, который показался кому-то похожим на заведомо законную инициативу референдума МОД «АВН»?

Более 138 представленных суду материалов дела, в том числе все т. н. «доказательства обвинения» (экспертизы, свидетели) говорят о том, что подсудимых преследовали и обвиняют именно за инициативу референдума. В частности, в обвинительном заключении об этом говорится прямо («упоминание о Соколове А.А. как организаторе референдума ИГПР «ЗОВ»). То есть, похоже, это так.

Но, во-первых, участие в подготовке референдума не является ни экстремизмом, ни каким-либо правонарушением. Наоборот, это воспрепятствование участникам ИГПР «ЗОВ» и подсудимым в праве на реализацию инициативы референдума путем заведомо незаконного преследования и пытки тюрьмой, учитывая положения п. 11, 12 ч.2 ст. 4 № 5-ФКЗ «О референдуме РФ», является наглым попранием ст. ст. 3, 32 Конституции РФ и уголовным преступлением по ч.2 ст. 141 УК РФ.

8) Совершено ли преследуемыми хоть какое-то экстремистское деяние?

Нет, ни о какой экстремистской деятельности, предусмотренной ч.1 ст. 1 № 114-ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» даже не говорится в обвинении. Упоминающееся и как бы вменяемое распространение неких неизвестных экстремистских материалов не является экстремизмом (повторим, согласно п. 10 ч.1 ст. 1 № 114-ФЗ, экстремистской деятельностью является лишь распространение заведомо экстремистских материалов).

Зато в отношении преследуемых, участников ИГПР «ЗОВ» и многих других граждан России как раз совершается тяжкое экстремистское преступление. Поскольку в соответствии с п. 6 ч.1 ст. 1 № 114-ФЗ, воспрепятствование праву на участие в законных действиях по подготовке и проведению референдума, соединенное с насилием путем пытки тюрьмой либо угрозами такого насилия, — это и есть самый настоящий экстремизм.

9) Совершено ли подсудимыми хоть какое-то правонарушение в рамках деятельности в ИГПР «За ответственную власть»?

Нет, каких-либо сведений об этом суду не представлено. Наоборот, и подсудимые, и участники ИГПР «ЗОВ» всегда осуществляли подчеркнуто законную деятельность. Начиная с того, что требования закона в связи с беззаконным запретом МОД «АВН» были выполнены, деятельность организации была прекращена. Заканчивая тем, что в период с 2010 года мною и другими подсудимыми не было совершено даже административного правонарушения по ст. 20.29 КоАП РФ (распространение экстремистских материалов), о чем в частности суду была представлена справка ЗИЦ МВД. Ни один материал ИГПР «ЗОВ» не признавался экстремистским. При этом личные выступления подсудимых по каким-либо вопросам, не связанным с подготовкой референдума (например, о приобретении в рамках закона оружия), само по себе не относимо к позиции или деятельности всей группы «ЗОВ», а значит, и к остальным подсудимым, и к уголовному преследованию.

Зато как было показано в прениях, в отношении подсудимых экстремистским сообществом, организовавшим и осуществлявшим заведомо незаконное преследование и пытки тюрьмой, за 2 года совершен целый ряд преступлений, предусмотренных ст. ст. 210, 282.1, 141, 144, 128, 136, 275, 285, 285.1, 286, 299, 301, 302, 303, 305, 307 и др. статьям УК РФ, максимальный срок по которым в совокупности превышает 100 лет заключения.

Материалы дела ни суд, ни прокуратура практически не исследовали, ограничившись пролистыванием бумаг. А зря! Как уже отмечалось, в материалах дела самим следствием собраны более 463 документов, свидетельствующих о фабрикации уголовного дела и заведомой невиновности подсудимых. Ещё 50 материалов и свидетельств в копилку доказательств незаконности нашего преследования внесено защитой. Всего таких доказательств суду представлено более 510, каждое из которых в отдельности является основанием для оправдания и немедленного привлечения самих преследователей к ответственности.

В злодеяниях указанного организованного преступного сообщества оказались замешаны мыслеполицаи, мыслеследователи, мыслепрокуроры, мыслесудьи, продажные эксперты — всего более 130 лиц, которые в угоду своих алчных карьерных интересов преступно подорвали проведение референдума об ответственности власти.

Примечательно, что некоторые из членов этого экстремистского сообщества (как-то начавший преследование следователь Бычков, начальство следователя СК по ЦАО Талаевой в лице Крамаренко, Хурцилавы, Никандрова) оказались замешанными в коррупционном скандале вокруг освобождения из-под стражи за взятку в €1 млн криминального авторитета «Итальянца».

10) Может быть, кто-либо из подсудимых не выполнял профилактических требований правоохранительных органов?

Согласно № 114-ФЗ профилактические меры по предотвращению экстремизма (требования, предупреждения и пр.) необходимо проводить в первоочередном порядке. Однако никаких подобных мер никогда не применялось ни к подсудимым, ни к ИГПР «ЗОВ» (МОД «ЗОВ»), что доказывает заведомо законный характер их деятельности.

Награждение президента — это экстремизм?

11) Представляет ли деятельность ИГПР «ЗОВ» и преследуемых какую-либо общественную опасность?

Ничего подобного установлено не было. Даже базовые «доказательства обвинения» (экспертизы и показания агентов полиции), однозначно показывают, что единственной целью ИГПР «ЗОВ», а значит и подсудимых в рамках данного объединения является реализация инициативы референдума по установлению механизма ответственности органов власти перед избирателями. О необходимости подобных механизмов неоднократно заявляли высшие лица государства, в том числе президент и премьер-министр. Введение предлагаемого ИГПР «ЗОВ» законопроекта об оценке гражданами органов власти позволило бы укрепить российское государство, повысило бы легитимность президента и Госдумы, снизило бы риски коррупции. Это подтвердили в суде свидетели обвинения, это доказывается заключениями экспертов и специалистов.

Более того, никакой общественной опасности не нашло и само следствие, признав программную цель ИГПР «За ответственную власть» «благовидной» (то есть законной) деятельностью [т. 19 — л. д. 177, 198, 223, 251]. «Благовидными» тем самым признаны и использовавшиеся участниками ИГПР символы обратной связи и шкалы оценки органов власти в виде двух стрелок или кулаков.

То есть никакой общественной опасности не было и нет. Наоборот, запрет референдума ИГПР «ЗОВ» под предлогом борьбы с экстремизмом как раз и является общественно опасным злодеянием, попирает конституционные права граждан, подрывает легитимность органов власти и референдумов в Крыму и на Донбассе.

12) Наконец, какое событие предлагает пресечь гособвинение? От чего именно гособвинение предлагает исправлять подсудимых 4-мя годами лагерей?

Формально сторона преследования как бы предотвратила готовившееся, но так и не совершённое якобы намерение подсудимых распространить некие экстремистские материалы, то есть «доблестно» предотвратила аж целое административное правонарушение по ст. 20.29 КоАП, за которое полагается 5 тыс. руб. штрафа или до 15 суток ареста. Предлагается исправлять меня и других от этого? Но само следствие признаёт, что ни одного материала, запрещённого судом, распространено не было («преступный умысел… не доведён до конца» — [т.19 — л. д. 228, 256]. Исправляться не от чего, даже такого правонарушения не совершено!

Может быть, предлагается исправлять от участия в деятельности МОД «Армия Воли Народа»? Но на суде было доказано, что преследуемые ещё 23.02.2011 приняли публичное решение прекратить деятельность «АВН», и эта деятельность была прекращена. От чего здесь исправлять?

Или же сторона преследования хочет исправить меня и других подсудимых от мысли, что народ России является высшим источником власти, что народ России имеет право выражать свою волю на референдуме по любым вопросам, что народ России имеет право и даже обязанность не только выбирать, но и оценивать работу своих избираемых слуг, президента и депутатов, по итогам их правления? Исправить от мысли, что выборы должны быть честными, коррупционеры, какую бы должность они ни занимали, наказываться по закону, а высшие органы власти — нести ответственность перед народом за результаты правления?

Видимо, от этого нас хотят исправить, от этих мыслей. Ведь фактически сторона преследования и гособвинения предотвращает принятие на референдуме в том или ином виде механизма оценки народом органов власти. По опросам случайных прохожих на улицах, более 80% граждан поддержали бы установление подобного механизма на референдуме, то есть законопроект ИГПР «ЗОВ» «Об оценке президента и членов ФС РФ народом России» был бы наверняка принят.

Но дело в том, что, если верить официальным рейтингам ВЦИОМ, около 85% граждан России положительно оценивают деятельность президента РФ В. В. Путина, а примерно 50% одобряют работу Госдумы. То есть в случае оценки народом деятельности власти в соответствии со ст. 6, 7 проекта закона ИГПР «ЗОВ» «Об оценке…» большинство избирателей выставили бы оценку «Достоин поощрения». А значит, фактически наиболее вероятным конечным итогом реализации единственной цели ИГПР «За ответственную власть» в нынешних условиях стало бы награждение президента и даже депутатов Госдумы званиями Героев. И именно это гособвинение хочет признать преступлением и экстремизмом. В реальности именно награждение нынешних президента и депутатов по итогам всенародной оценки «героически» предотвращает сторона преследования. Это значит, что обвинительный приговор против нас будет явным попранием не только закона и совести, но и здравого смысла.

Присвоение жизни

Возникает вопрос: почему власти готовы плевать на подрыв своей легитимности и ликвидируют не только законные, но и полезные для государства инициативы? Мне видятся следующие причины.

Во-первых, В результате уничтожения Советского союза и расстрела Верховного совета в октябре 1993 года удалось провести преступные реформы, лишившие народа национальных богатств в пользу узкой группы олигархов, обслуживающих интересы западных стран. Этот факт является общепринятым, не буду на нем подробно останавливаться. Отмечу только, что принятие закона об ответственности власти, сформулированного ещё в 1993 году, позволило бы как раз не допустить подобного развития событий. Менее очевидным является то, что для сохранения своих богатств компрадорская элита выстроила систему, призванную сохранить присвоенные капиталы под контролем узкой группы лиц и стабильность обслуживания интересов метрополии. Для реализации этой задачи нынешний режим не побоялся запятнать себя даже расстрелом из танков парламента, что уж там говорить о таких «мелочах», как систематическое подавление гражданских прав и свобод, преследование политически активных граждан, манипуляция массовым сознанием и т. д. Примеры других полуколониальных зависимых режимов Латинской Америки или Азии показывают, что им также свойственно силовое подавление власти народа и любых форм его самоорганизации и выражения воли.

Во-вторых, взамен плановой была установлена периферийно-сырьевая экономическая модель, основанная на краткосрочных целях присвоения, то есть, грубо говоря, паразитировании на национальных богатствах. Особенность такой модели в том, что принцип присвоения распространяется в других сферах жизни общества. Особенно опасно, когда ренториентированное поведение воспроизводится в сфере государственного управления и тем более в системе правоохранения. Здесь объектом рентоориентированного поведения становятся жизни и имущество граждан, а механизмом — производство и администрирование такого специфического продукта, как уголовное дело. Формы паразитирования на обществе здесь могут быть как полукриминальные (когда дела фабрикуется просто ради званий, премий, «палок» в отчетах), так и абсолютно криминальные (когда замешивается дополнительно прямая коррупция).

Мы же наблюдаем это уже 2 года, встретили массу живых свидетельств. Так, грубо скажем, в Москве 1 год жизни стоит примерно 0,5 млн руб при задержании, 1 млн руб. — на стадии следствия, и превышает 2,5 млн руб. в судах. Именно таких порядков требуется взятка, чтобы избежать лишения свободы. То есть, к примеру, если тебе грозит преследование или уже завели дело, по которому светит 3 года лишения свободы, то чтобы избежать наказания, будь добр занеси соответственно 1,5, 3, и 7,5 млн руб. И может быть дадут условный срок. Если ты предприниматель, то аппетиты т. н. следователей, прокуроров, судей возрастают пропорционально объему ваших активов. С подобной коррупцией сталкиваются, на мой взгляд, не менее 10% преследуемых.

Господствует не только система и коррупционного кругооборота, но и неформальной ведомственной поруки. Честно доказать свою правоту в судах невозможно, так как судей нет. Есть цех штамповки нужных, заранее заданных решений, не более того. Ваши доводы, даже самые безупречные, просто никому не интересны. Представьте теперь, какого качества служащие набиваются на эти паразитические должности! Но именно такая корпорация «правосудия» и нужна нынешней власти. Ведь она позволяет легко фабриковать заказные дела и осуждать по ним неугодных невиновных людей.

В-третьих, безответственность правоохранителей перед обществом и смещение вектора подчинения с интересов граждан и требований закона на требования начальства также приводит к деградации госслужбы. В результате госструктура начинает способствовать или сама выполнять роль того зла, с которым, по идее, призвана бороться. Это мы видим на примере нашего дела, когда группа «правоохранителей» под предлогом противодействия экстремизму сама оформилась в экстремистское сообщество, сама совершает тяжкое экстремистское преступление по воспрепятствованию референдуму путем фабрикации уголовного дела и пытки тюрьмой. Причем экстремизм этой группы прогрессирует.

Нынешний режим в России часто использует либеральную, патриотическую или просоветскую риторику в целях, мягко скажем, воздействия на массовое сознание. Обвинительный приговор против ИГПР «ЗОВ» заставит полагать, что это в реальности полицейско-олигархический режим, глубоко антидемократичный, антинародный и антисоветский, «достойный» отпрыск кровавого расстрела Верховного совета и защитников Конституции в октябре 1993 года.

Итак, началось все с ликвидации совершенно мирного и законного движения «Армия Воли Народа», добивавшегося единственной цели по проведению референдума по своему вопросу. Заканчивается все ликвидацией самих участников референдума.

Речь идёт именно о ликвидации, то есть впору говорить о дополнительном злодеянии организованного преступного сообщества, к тем, что уже упоминались выше, — покушении на убийство (ст. 105 через ст. 30).

Так, к Кириллу Барабашу в камеру на 12,5 м² подсадили человека с туберкулезного корпуса «Матросской тишины». Валерий Парфенов за 2 года тюрьмы уже полностью ослеп на один глаз, зрение второго продолжает падать. Юрию Мухину собираются дать 4,5 года тюрьмы, прекрасно зная, что он инвалид-сердечник, перенесший клиническую смерть и тяжелую операцию, и в свои почти 70 лет может просто умереть в тюрьме, где всем глубоко плевать на твоё здоровье. Это именно подготовка убийства, медленного и подлого убийства мыслеполицаями патриотов России.

Ну что же, я наверное выражу солидарную позицию. Если для того, чтобы народ России скорее осознал своё право как высшего источника власти не только выбирать, но оценивать работу своих избираемых слуг, нам суждено быть принесенными в жертву, пусть так оно и будет.

Власть должна быть ответственной перед народом!

Истина дороже

Наконец, поговорим о такой возможной причине преследования, как антикоррупционная и иная журналистская деятельность подсудимых, которая могла задеть высоких чиновников и оказаться неугодной полиции мыслей.

Многие считают, что уголовному преследованию способствовали написание диссертации на тему рентоориентированного поведения в госкорпорациях Ростех, Росатом, Роснано, Олимпстрой, а также антикоррупционные расследования в РБК, в частности по теме строительства космодром «Восточный». Нисколько не хочу преувеличивать значение своих трудов, но, у меня сложилось такое же мнение ещё после первых обысков в начале 2014 года, а в дальнейшем оно только укрепилось. Тогда были изъяты все материалы диссертации, сотрудники «Центра Э» дали прямо понять, что повод силовых мер именно в этом, а моего научного руководителя начали таскать на допрос как свидетеля «свидетеля» для выяснения обстоятельств исследования на такую тему.

В связи с этим часто возникает вопрос, сожалею ли я, что взялся за неугодные темы, и что бы сделал, зная о последствиях.

С моей точки зрения, смыслом научной деятельности и журналистики является, соответственно, поиск и донесение истины. Долгом журналиста является не обслуживание алчных репутационных интересов бюрократии, олигархии и т. п., а обеспечение граждан актуальной, объективной и основанной на фактах информации, даже если она неугодна этим лицам. Иначе общество лишается возможности принимать объективные жизненно важные решения, становится «стадом, которое могут повести на убой». То, что наблюдается в телевизоре, говорит о тотальный деградации СМИ, их превращении в инструмент самой примитивной пропаганды. К этому состоянию, судя по всему, ведут и Интернет-СМИ, устраиваются одна зачистка за другой, напоминающие по духу сожжение нацистами на ритуальных кострах неугодных книг. Не удивительно, что согласно опросам ВЦИОМ, уровень доверия граждан к СМИ едва ли не меньше, чем к полиции и даже судьям!

В таких условиях вполне естественно ожидать противодействие любому независимому слову и мысли, которые бы одним своим существованием были бы упреком пропаганде официальных СМИ.

Пасование перед страхом потери работы, тюремного заключения или физической расправы, является, пожалуй, шагом в сторону предательства правды и самокоррумпирования. В поисках истины не должно бояться лишения свободы.

Поэтому отвечу так: написал бы снова все ровно в том же виде. Более того, основные положения исследований были впоследствии только подтверждены дополнительными фактами. Скажем, в тюрьме удалось встретить менеджеров компаний, связанных с реализацией проекта по строительству космодрома «Восточный», и, как оказалось, все гораздо хуже, чем описывалось в последнем расследовании.

Не сожалею ни об одном написанном слове. К тому же, и диссертация о госкорпорациях, и исследования в РБК были продуктом коллективной работы. И я очень рад, что мне повезло встретить такого научного руководителя и работать в такой команде журналистов, где поощрялось самостоятельное и творческое мышление. Без этого, думаю, чего-либо значимого создать было бы невозможно.

Единственное, о чем можно сожалеть, так это утрата ценной информации и времени. Данные с расчетами по новым темам оказались под замком у следователя, так как были изъяты все жёсткие диски (имевшие в итоге нулевое значение для уголовного дела).

Будет ли развитие без ответственности?

Поскольку по понятным причинам не ясно, вернут ли мне выкраденные данные и когда я выйду на свободу предлагаю экономистам и исследователям следующие важные темы и наработки для дальнейшего изучения:

• 25 лет периферийного капитализма. Если на основании данных статистики провести сравнение масштабов демографических, экономических, социальных и иных альтернативных потерь России в период 1941–1945 и 1991–2016 гг., то выводы выглядят устрашающими: 25 лет олигархического капитализма нанесли нашей стране во многом больше потерь, чем гитлеровская оккупация. Несмотря на многократный рост цен на нефтересурсы, до сих пор не достигнут уровень производства 1990 года. В чем основная причина столь масштабных потерь «мирного» времени?
• Олигархичность экономики и полицейский режим. Если сравнить страны мира по степени олигархичности экономики (отношение совокупного состояния группы миллиардеров к ВВП страны), то оказывается, что этот показатель в СНГ один из самых высоких в мире. Так, состояние топ-40 миллиардеров в России достигало на 2014 год примерно 15% ВВП. Для сравнения, насколько я помню, в Китае — 3%, США — 6%, Тайланд и Саудовская Аравия — 22%, Украина — 30%. Причем более 80% российских миллиардеров являются именно олигархами в полном смысле слова, поскольку, в отличие, например от китайских или западных богачей, нажили богатства преимущественно за счёт преступной приватизации и неформальных связей с высшими чиновниками. Социальное расслоение в России также на уровне латиноамериканских и азиатских стран: доходы 10% самых богатых в 15 раз превышают доходы самых бедных. Насколько данные факторы наряду с сырьевой ориентацией экономики способствуют формированию полицейского режима, подавлению народовластия и рискам революционных потрясений?
• ЧМ-2018. Средняя стоимость строительства футбольных стадионов в мировой практике составляет около $4–6 тыс./место вместимости (в ценах 2014 года) (данные на основе анализа более 50 объектов). Однако стоимость строительства футбольных стадионов к ЧМ-2018 в России превысила $10 тыс./место, а по некоторым объектам — $15–20 тыс. С одной стороны, в мировой практике стадионы могут получаться и дороже, например, сложные объекты с раздвижными крышами. С другой стороны, российские объекты не отличаются высокой степенью сложности. В чем же основная причина перерасхода бюджетных средств и какова степень влияния на перерасход неформального (инсайдерского) контроля над финансовыми потоками, сопровождающегося неконкурентными закупками, «откатами» и фиктивными сделками.
• Керченский мост. Средняя стоимость строительства мостов в мировой практике составляет около $6–12 тыс./м2 (в ценах 2014 года) (данные основаны на анализе стоимости более 60 современных объектов). Бывают очень сложные и дорогие объекты (висячие мосты), стоимость которых в 2 и более раз дороже. В то же время строящийся в Крыму мост не отличается сверхсложностью, однако его стоимость уже составляет $17 тыс./м2, а строительство также сопровождается коррупционными скандалами. Львиная доля связанных с проектом закупок так же являются неконкурентными, а фирмы — фиктивными и сомнительными. Почему даже при реализации важнейших государственных проектов не удается избежать потерь от неформального контроля и извлечения инсайдерской ренты?
• Применение опыта планирования. Прискорбно, но ещё не так давно благодаря системе планирования и контроля реализация даже по-настоящему масштабных инвестиционных проектов и государственных программ не составляла серьезной проблемы. Даже несмотря на ряд недостатков, удавалось в кратчайшие сроки достигать выдающихся результатов. Более того, и западные корпорации, и Китай, и многие другие страны активно перенимали у нас опыт. Может быть, и нам есть смысл поучиться у самих себя и найти формы и пути применения опыта советского государственного планирования и контроля для повышения эффективности реализации мегапроектов.

Правда, и здесь мы возвращаемся к самому началу — вопросу прямой ответственности органов власти перед народом за результаты правления. Ведь только по-настоящему ответственное руководство будет заинтересовано в долгосрочном планомерном развитии России.

Соколов Александр

20.07.17

21 июня ко мне домой пришли два сотрудника полиции — один в форме, другой в штатском. Они попросили меня проехать с ними, потому что я похож на человека, который недавно обокрал машину. Добавили, что с меня нужно снять отпечатки пальцев. Пойти с ними я никак не мог, потому что в этот момент собирался с друзьями поехать на музыкальный фестиваль. На что сотрудники ответили, что меня могут задержать и даже подать в розыск. Я решил пойти на компромисс и предложил, что сам могу прийти к ним в понедельник.

Утром 26 июня в 10:30, как по будильнику, мне позвонил сотрудник ФСБ и снова попросил посетить их.

Я пришел туда днем. Меня встретил молодой человек, которого представили как «сотрудника ФСБ». Он вежливо и учтиво сказал, что того вора они нашли, но со мной хотят поговорить по другому поводу. «Сотрудник ФСБ» признался, что ему неловко допрашивать мужчину, который старше него. Но все-таки он решился и спросил меня по поводу фотографии магнитов на холодильнике, что, мол, не очень хорошее дело получается. Я сказал, что фотографию эту удалю. «Сотрудник ФСБ» согласился, а потом опросил и записал показания по обоим случаям. После проводил и даже пожал мне руку.

Примерно через неделю позвонил прокурор и попросил прийти на беседу. Прокурор этот три года назад завел на меня дело по поводу видео «Невинность мусульман», которое было на моей странице в социальной сети. В тот раз мы с моим другом усиленно поработали: предоставили все доказательства моей невиновности и неоднократно обжаловали приговор. Но наши старания не принесли никаких результатов. Убедившись, что попытки оправдать себя в суде бесполезны, я решил не трепать себе нервы и в этот раз признать свою вину. А потом подать жалобу в ЕСПЧ и ждать несколько лет, пока ее рассмотрят.

Я снова пришел на встречу, где меня ждали прокурор и тот самый «сотрудник ФСБ». Когда они увидели меня, то закрылись у себя в кабинете, а потом позвали к себе. Прокурор сказал, что я доигрался: это уже второй случай, а значит, можно заводить уголовное дело. «Тюрьмы разные бывают, мы можем устроить и похуже, и получше» — сказал он. Сотрудник ФСБ заострил внимание на видео с «приморскими партизанами». Особенно его возмутила подпись под видео — «Герои нашего времени». Он начал закидывать вопросами: неужто я за то, чтобы полицейских убивали? Я ответил, что выступаю за мирное решение проблем, и вообще, подпись могла сохраниться при добавлении видео с другой страницы.

На вопрос, чего они от меня хотят, сказали, что им нужно признание моей неправоты. Тогда я в очередной раз напомнил, что после предупреждения сразу удалил то фото и видео. Но для них этого оказалось недостаточно. Сотрудники снова намекнули, что по закону на меня можно завести уголовное дело. Потом поставили меня перед выбором: какое дело заводить — административное или уголовное? Я сказал, что, конечно же, административное. Тогда они обещали что-нибудь придумать. Потом «сотрудник ФСБ» ушел, и прокурор заметно подобрел. Мы поговорили с ним про Украину, а потом он поделился, что недавно ездил на родину — в Грузию. По прокурор напомнил мне, что мне нужно прийти на суд. Но не дал никакую повестку.

Вообще во время разговора они вели себя очень шаблонно — то пошутят со мной, то начинают злиться. Происходящее напоминало демонстрацию знаний из учебника по проведению допросов.

В назначенный прокурором день я пришел в суд. Перед началом слушания ко мне подходит взволнованный прокурор и осторожно предупреждает, что судья сегодня очень зла и настроена дать мне арест. Я решил на это никак не реагировать. Но прокурор продолжил: сказал, что попытается сделать все возможное, но напомнил, что самое главное сейчас — это мое признание вины. Еще он посоветовал соглашаться со всем, что говорит судья. Я и до этой беседы решил признать вину — не хотелось снова погружаться в судебную нервотрепку. Да и те видео с фото я удалил.

Вызвала судья. Это оказалась совсем не злая, а даже веселая женщина, которая сразу же сказала мне: «Ну что же вы, взрослый мужчина, где такие магниты нашли?» Магниты мои друзья мне подарили в Украине — я этого никогда и не скрывал. Позже стали рассматривать два отдельных дела. За первое, где меня обвиняли в размещении на своей странице ролика с «приморскими партизанами», дали штраф две тысячи рублей. Второе — за опубликованное в социальной сети фото магнитов на холодильнике. Судья уточнила, что сами магниты — ничего страшного, но вот их фото, выложенное в интернет — уже дело серьезное. За фото меня оштрафовали на одну тысячу рублей.

Потом судья вдруг вспомнила про мой прошлый штраф за видео и спросила о его погашении. С того момента прошло три года, и, естественно, никаких бумаг у меня не осталось. Но я сказал, что она может проверить погашение на портале «Госуслуги». Судья приняла это во внимание и добавила, чтобы новый штраф я оплатил в течение ближайшего времени. Я сказал, что сначала дождусь его появления на «Госуслугах». На что она ответила, что не стоит ждать, когда появится, а лучше оплатить сейчас. Это показалось мне очень подозрительным.

После окончания заседания меня попросили не рассказывать СМИ о суде и всей ситуации в целом. Объяснили это тем, что в прокуратуре принято сначала выкладывать новости на их сайте, но они постараются, чтобы этого не произошло. Но для меня это никакой роли не играет.

С момента суда прошло уже больше недели, но штраф на портал «Госуслуги» мне так и не пришел.

«Операция по моей вербовке началась 12 июля, когда моему сыну Александру вручили повестку о явке в следственный комитет. 14 июля имел желание встретить с представителем рода Паньковых старший следователь Александр Шпагин для проведения следственных действий, так было указано в повестке.

Но получается, что должностное лицо следственного комитета обмануло моего сына, поскольку все следственные действия проводятся после возбуждения уголовного дела, а дела нет до настоящего времени.

На мнимое следственное действие Александр прибыл с адвокатом Владимиром Кабаевым. В кабинете был еще один сотрудник ФСБ, видимо, инициатор этой инсценировки.

Моему сыну предъявили видеоклип с названием „Ненависть — фундамент „русского мира““, размещенный на Ютюбе. Основной смысл этого ролика: критика антисемитизма, ксенофобии, национализма и национальной ненависти. В нем нет ничего, что возбуждает ненависть либо вражду, или унижает человеческое достоинство.

Второе „преступное деяние“, на которое указали пользователю Интернета, просмотр ролика „русская мечта на букву х…“. В этом ролике автор смеется над великой русской мечтой — жить на халяву. Начинается клип сюжетом „косметика с поля“, с поля падения малайзийского Боинга сбитого летом 2014 года, когда российско-украинские мародёры собирали „халявную“ косметику жертв теракта. Клип выдержан в стиле анекдота с включением выступлений Михаила Задорнова (ну тупые они, американцы).

Я слышал много анекдотов про евреев, чукчей, армян, но почему-то до настоящего времени рассказчиков фольклорного жанра не привлекали к уголовной ответственности по ст. 282 УК РФ „Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства“. Это упущение, видимо, намерен исправить следователь Шпагин.

После рандеву моего сына со следователем Шпагиным я никуда не обращался, поскольку доверяю ему и знаю, что он не может сделать какую-либо глупость. Но у вербовщиков из ФСБ были другие планы. Их „младшие братья“ из центра по противодействию экстремизму настойчиво приглашали меня на беседу 19 и 20 июля. Я заявлял, будет свободное время — приду. Для большей убедительности мне позвонил сам организатор хитрой схемы, и предложил не избегать встречи, поскольку это в моих интересах.

Встретили меня в центре „э“ с соблюдением всех мыслимых мер предосторожности. Обшмонали как положено, нашли диктофон и фотоаппарат и предложили все электронные приборы оставить в другой комнате. Хозяин — барин, с ними не поспоришь.

Разговор состоял из двух частей. Первая часть — приманка, т. е. разговор для прикрытия основной части. Основная часть — это вербовка. Чтобы склонить к сотрудничеству, нужно нагнать жути. Опер Олег, мой тезка, стал рассказывать как серьезно „влип“ мой сын, что они могут возбудить уголовное дело. Его могут уволить с работы. В общем, все плохо и судьба моего сына в моих руках. На раздумья мне дали одни сутки.

Сначала я был ошарашен и воспринимал все серьезно. Связался с московским штабом Навального, сообщил, что меня вербуют, и попросил информационной поддержки в случае возбуждения уголовного дела в отношении моего сына. Сразу пришли на ум истории из 37-го года, когда были „враги народа“ и сын за отца, якобы, не отвечал. Ситуация тогда воспринималась мною как трагическая.

Но уныние продолжалось недолго, пока я не посмотрел „экстремистские“ материалы, за которые прикопались к моему сыну. Все тучи мигом развеялись, трагедия превратилась в комедию или фарс.
Когда опер ФСБ позвонил мне с вопросом, когда будим встречаться? Я ответил, что нет темы для встречи.

Вот так сорвалась операция по вербовке главного оппозиционера Комсомольска-на-Амуре».

Оригинал

В советские дни моей молодости всюду висели немного озадачивавшие меня своим содержанием плакаты. Типа такого: «Интересная профессия — водитель троллейбуса!».

А вспомнил я о них, когда начал соображать, как бы назвать эту пьесу из жизни. Вот она:

Рисковая профессия — защитник по административкам.

Маленькая драма в двух сценах и постановлении суда.

Место действия: зал № 15 Тверского суда.
Время действия: 21 июля 2017

Действующие лица:
Судья, дама приятная во всех отношениях.
«Правонарушитель» чуть моложе 40, без бороды, без седины и без лысины.
Защитник. Это я — за 60, седой, бородатый и лысый.
Девушка-секретарь.
Девушка-помощник.
Полицейский № 1, сержант, искушенный.
Полицейский № 2, рядовой боец, необученный.

Слушается дело о правонарушении на «митинге» 12 июня.

Сцена первая. ​

Судья. И что делал нарушитель?
Полицейский № 1. Нарушал общественный порядок на массовом мероприятии.
Судья. Как нарушал?
Полицейский № 1. Давно было, не помню. Я многих задерживал. В рапорте написано.
Судья. У защиты есть вопросы?
Защитник. Есть, ваша честь. Мой подзащитный был с плакатом?
Полицейский № 1 (неуверенно). Нет.
Защитник. Выкрикивал лозунги?
Полицейский № 1 (еще менее уверенно). Нет.
Защитник. А на каком основании вы решили, что он вообще участник митинга?
Полицейский № 1 (чеканя слог). С нами проводят занятия, чтобы мы точно могли определять сразу.
Судья. И ошибок быть не может?
Полицейский № 1 (абсолютно уверенно). Нет!

Сцена вторая.

Судья. Вам кто-нибудь из присутствующих знаком?
Полицейский № 2 (твердо). Так точно!
Судья. Вы когда с ним познакомились?
Полицейский № 2 (не колеблясь). Когда протокол на него составлял в ОВД.
Судья. А до того?
Полицейский № 2. Нет.
Судья. А вы его задерживали?
Полицейский № 2 (всё еще твердо). Я многих задерживал.
Судья. А его?
Полицейский № 2. Я на него рапорт писал.
Судья. У защитника (именно так!) есть вопросы?
Защитник. Есть, ваша честь. Где именно вы задерживали?
Полицейский № 2 (слегка тушуясь). Где в рапорте написано, там вас и задерживал.
Защитник. И сопротивлялся?
Полицейский № 2 (с досадой). Да не сопротивлялись вы!

Девушка-секретарь и девушка-помощник начинают хихикать.

Защитник (с каменным лицом). Лозунги выкрикивал?
Полицейский № 2. Не выкрикивали вы.

Девушка-секретарь и девушка-помощник давятся со смеху, судья закрывает лицо, подзащитный утирает слезы.

Защитник (держась изо всех сил). И за что же задерживали?
Полицейский № 2 (уже раздражаясь на непонятливость). Вас задерживали за стояние!
Защитник. Где стояние?
Полицейский № 2 («Ну что за идиоты попались?»). На тротуаре. Мешали проходу вы другим…
Судья. Это защитник. Тот, кого вы задерживали, рядом сидит.
Полицейский № 2 (в праведном гневе указывает на защитника). Да нет, я вот его задерживал!
Судья. Это защитник.
Полицейский № 2 (указывая на защитника). Да нет, это его за 
стояние!
Судья. Не его.

Все уже смеются в голос, защитник тоже не выдерживает.

Полицейский № 2 (вдруг). Точно?
Судья.Точно!
Полицейский № 2 (озадаченно). Ошибка что ли вышла?
Судья. Похоже.

Постановление.

«…Вина нарушителя доказывается совокупностью доказательств… показаниями полицейских… Признать виновным, штраф 10 тысяч рублей».

Штраф все же подзащитному, а не защитнику.

P. S. Это я легко отделался. Вот адвоката Константина Маркина, защищавшего по 26 марта, суд в постановлении признал виновным. И на апелляции в Мосгорсуде это решение — правильно! — устояло. Хотя штраф назначили его подзащитному.
Но это пока.
Скоро по уголовным делам адвокаты за своих подзащитных срока мотать будут, если дальше так пойдёт.

ОВД-Инфо публикует рассказ Станислава Коренюгина — задержанного на Тверской в Москве 26 марта. О том, что на самом деле делал Юрий Кулий, первый осужденный по уголовной статье за насилие в отношении полицейского на «Антидимоне».

Моя история практически ничем не отличается от многих других, за исключением одного момента, о котором пойдет речь дальше. 26 марта был на митинге, снимал острые моменты происходящего, заранее понимая возможные последствия, камеру брать не стал, снимал на телефон. Был задержан сотрудником ОМОНа. Сначала он заломал меня со спины, но так как я не сопротивлялся, он ослабил хватку, и мы вдвоем следовали к автозаку. На вопрос, за что меня задержали, он говорил: «Акция не согласована с властями».

Перед автобусом встречали сотрудники, которые потом писали лживые рапорта о том, как происходило мое задержание. Когда я сказал, что журналист, освободили руки и уже почти отпустили, но я начал возмущаться: я же преступник, уже задержали, теперь отпускают. Вероятно, это и повлияло на очень внимательное отношение к моей пресс-карте, которую я как раз достал из бумажника. Полицейские заметили, что она просрочена, и все-таки «упаковали в коробочку».

Это было в три часа дня. В автозаке было очень жарко. В какой-то момент заволокли мальчика лет 16-ти и так швырнули в автобус, что он упал и с диким грохотом впечатался головой в дверь секции для задержанных. Все начали возмущаться и кричать, что так нельзя. У мальчишки была паническая атака, он плакал и кричал, что хочет к маме. Так или иначе, через несколько минут его вывели: может, испугавшись за себя, может, за него. Дальнейшая судьба его неизвестна.

Затем отвезли в Дорогомиловский отдел и держали в автозаке особенно долго тех, кто заявил об участии адвоката. Потом оформили, взяли объяснения, ближе к ночи приехали следователи из СК. Освободили только в час ночи. В целом, не учитывая типичных нарушений, все цивильно. Было время и поболтать с сотрудниками, некоторые поддерживают, но большинство, как один, уверены, что мы все на митингах за деньги.

Потом суд, аппеляция, и вот, по двум рапортам полицейских, которых там не было, я уже должен 15 тысяч своему государству.

Так вот, самое главное, почему я решил написать свою историю, это тот факт, что мне посчастливилось пересечься на митинге с Юрой Кулием, тем самым, которого первого осудили по уголовной статье за причинение боли сотруднику, и именно в этот самый момент. Добродушный, рыжеволосый, кудрявый, высокий, так еще и в белой куртке, ну как такого не опознать? Он искренне помогал «гражданину» в погонах, которого чуть не затоптала ногами толпа, когда он рухнул наземь после попыток заломать 14-летнего мальчишку просто так.

Через пару минут подоспели бравые полицаи и начали бить всех, кто был рядом с валяющимся полицейским. И, конечно же, летело в первую очередь тем, кто искренне пытался помочь, в том числе пожилому дедушке, который от удара потерял сознание. Юра крикнул: «Поднимите дедушку!» Но в этот момент его с невероятной злобой ударили дубинкой. Он попытался поднять деда, но Юрия попытались повалить полицейские, так как им не понравился этот жест, и он, теряя равновесие, оперся на плечо одного из полицейских. В этот момент вокруг было около десятка сотрудников, и никому и в голову не пришло, что налицо — уголовное преступление. И его, конечно же, никто и не пытался задерживать. Конечно же, и я не придал значения произошедшему. Но был там не только я, но и тот самый оператор, по материалам которого решили эту ситуацию раскрутить.

Меня вскоре задержали. И я ничего не предполагал, до того дня как его (Юрия Кулия — ОВД-Инфо) уже осудили, и я узнал его из фото в новостной ленте. Я пересмотрел отснятые видео, и это, действительно, был он. Позвонив адвокату, узнал, что дело рассматривалось в особом порядке и мои показания уже никак не помогут.

Это была личностная трагедия: я знал правду и был готов под присягой давать показания в защиту этого честного человека, но не мог.

Коротко о моей агитации на (станции метро — ОВД-Инфо) «Кантемировской». Я начал агитировать с двенадцати, до тринадцати часов все было нормально, не считая погоды. Где-то в это время ко мне подошел чувак в форме полицейского и спрашивает, чем я тут занимаюсь.

Я у него спрашиваю: «А вы кто?» Он говорит: «А что, не видно?» Я говорю, что нет, и прошу документы предъявить. Он говорит: «Пройдемте для уточнения вашей личности». Я говорю: «Давайте тут уточним, у меня с собой паспорт». Он говорит, что нет, и нужно проехать в отделение. Я говорю: «Ну ок, сейчас», — и начинаю писать в чат о задержании.

Не успел я дописать, как этот человек выдергивает мой телефон и говорит: «Пошли со мной». Я немного в шоке от произошедшего, спрашиваю «Что вы делаете?» Он молчит. Говорит только: «Пройдемте». Делать нечего, ибо жалко телефон, проехали с ним в отделение. Посадил меня в кабинет, где я один сидел около полутора часов. Потом приходит другой человек и начинает свою песню про Кубок конфедераций, про указ (ограничивающий проведение массовых мероприятий во время Кубка конфедераций по футболу — ОВД-Инфо)…

Я говорю ему: «Вы закон почитайте»… Он мне говорит: «Против чего вы вышли?» Я ему говорю: «Против того, чтобы полицейские хотя бы не отнимали телефон на улице». Ушел молча, приходит через полчаса с бумажкой какой-то, говорит: «Подпишите». Я читаю эту бумажку — там такой ржач! Написано какое-то заявление на пропажу телефона, и мне мой телефон приносят, спрашивают: «Ваш?» Я говорю: «Ну да, мой, вы же сами забрали». А там, где я должен комментировать заявление, все зачеркнуто буквой «z», поэтому я не смог ничего дописать. Говорю: «Давайте иное заявление составим, это не совсем правдивое». Он говорит: «Так это ваш телефон? Если да, то подписывайте». Так как ничего криминального там не было, пришлось подписать, не охота телефон терять. После этого говорят, мол, вы свободны. Я в шоке просто.

На антикоррупционном митинге 26 марта 2017 года, организованном Алексеем Навальным, присутствовали несколько человек с «Торфянки», в том числе я, поскольку считаю, что проблема застройки парков стала столь обширна именно благодаря коррупции. Так и было написано на моем плакате, который я раскрыла напротив Пушкинской площади. Простоять с ним я смогла примерно полчаса.

В 15:00 к нашей стороне улицы подъехал автозак. Группа полицейских в касках двинулась сквозь толпу ко мне. Поскольку я стояла достаточно высоко, взять меня за плечо и увести не представлялось возможным, поэтому полицейский схватил меня за ногу и начал дергать. Быть уроненной на спину после рывка мне не хотелось, поэтому я спрыгнула и первой зашла в автозак, не сопротивляясь.

Я не знаю точно, что происходило в тот момент на Пушкинской площади, но, думаю, на нашей стороне улицы меня задержали первой, так как вокруг людей с плакатами я не видела.

Автозак начал быстро наполняться задержанными. Людей заталкивали очень грубо, как будто нарочно пытаясь ударить кого-нибудь головой о клетку.

Одного из задержанных уронили на пол, закрыв дверь вместе с капюшоном. Позволили освободиться только после неоднократных требований с нашей стороны.

Какого-то велосипедиста полицаи пытались затолкнуть в автозак без его велосипеда. Вот так просто — выбросить велосипед, затолкнуть человека. Получилось как в сказке — пытаясь выбросить, полицейские вцепились в велосипед, парень вцепился в велосипед, чтобы его сохранить, а ребята из нашего автозаказа вцепились в парня, чтобы зашел либо он со своей собственностью, либо никто. Наши победили — велосипед выбросили вместе с хозяином.

Всего в автозаке оказалось около 18–20 задержанных, примерно половине пришлось стоять в течение всего времени. Среди задержанных также была журналистка «Открытой России» Софико Арифджанова. Были и несовершеннолетние.

Мы простояли в районе Пушкинской площади около полутора часов — куда повезут, конечно, не сообщали, на просьбы отвести в туалет не реагировали.

К 17:00, через два часа после задержания, нас доставили в ОВД «Строгино», посадили в большой зал, собрали паспорта.

Около 15 полицейских начали заниматься написанием рапортов, другие требовали каких-то письменных объяснений от нас. Некоторые задержанные начали сразу писать объяснительные, некоторые находились в растерянности.

Примерно в 17:30 мне позвонил участник «Движения 14%» Сергей Ожич, сообщил, что он вместе с еще одной участницей Верой Макаровой направляется в наш ОВД для оказания юридической помощи.

После этого я попросила полицейских предоставить мне лист бумаги для ходатайства о допуске защитников — мою просьбу проигнорировали, но вслух я сообщила, что защитники к нам направляются.

После на нас начали давить, требовать написания объяснительных. Несколько человек собрались вокруг меня, спрашивали совета. Я сообщила, что писать ничего не буду, поскольку обязанность изложить обстоятельства лежит на задерживающих, а не на задержанных. Некоторые последовали моему совету. Один из полицейских потребовал, чтобы мы, отказавшиеся писать объяснительные, пересели в дальний конец зала — искал способ хоть как-то наказать, очевидно. Никто не двинулся и после нескольких настойчивых попыток он сдался.

Напряжение нарастало, я чувствовала ответственность за тех, кому советовала «не сотрудничать со следствием». Наконец прибыли Сергей и Вера, привезли воду. Это очень помогло психологически и мне, и остальным.

Тем временем с момента задержания прошли те самые три часа для получения протокола — на эту норму, разумеется, все в ОВД «Строгино» наплевали, как и везде в тот день по Москве.

Примерно к 20:00 начали появляться первые протоколы. Они были все одинаковы слово в слово — всем помимо прочего приписали выход на проезжую часть, создание помех транспорту. У всех — статья 20.2 часть 6.1.

Также полицейские сообщили, что всем, кто желает освободиться, необходимо сфотографироваться и пройти дактилоскопию. Возражение о том, что это требование незаконно, не возымело эффекта.

Постепенно задержанные освобождались, а до полицейских рук дошел мой паспорт.

Очень довольные, они заявили мне: «Кузьмина, у вас уже было правонарушение в сентябре, поэтому получите 8 часть» (повторное нарушение правил проведения публичных мероприятий — ОВД-Инфо). Я возразила, что они не вправе заявлять такое, поскольку обжалованное решение Тверского суда еще не вступило в силу, так как я ждала слушания в Мосгорсуде через два дня. Несмотря на это, мне сообщили, что я буду задержана до суда.

Пока я пыталась как-то свыкнуться с мыслью, что останусь ночевать в клетке в этом отвратительном месте, стало известно о том, что по факту травмы одного из полицейских на митинге возбуждено уголовное дело, в наш ОВД направляется следователь и все оставшиеся на тот момент задержанные, около восьми человек, будут допрошены.

Сергей и Вера, которые все это время находились с нами, сказали, что не смогут помочь и присутствовать на допросе, напомнили про 51 статью Конституции (дающую право не свидетельствовать против себя — ОВД-Инфо).

0:00 27 марта, 9 часов с момента задержания — меня приглашают на допрос, несмотря на то, что по закону допросы можно проводить только до 23:00 (я вспомнила об этом позже, к сожалению).

Я отказываюсь давать показания, ссылаясь на 51 статью.

Следователь заявляет, что права отказаться у меня нет и я понесу уголовную ответственность за отказ от дачи показаний, пригласил понятых. Это оказалось инсценировкой для запугивания меня.

Я говорю ему, что сейчас нахожусь в состоянии стресса, хочу спать — он говорит, что это не основание для отказа.

Я говорю, что хотела бы получить заблаговременное уведомление о вызове на допрос — он говорит, что имеет право допросить меня и без уведомления.

Я говорю, что не буду говорить без своего защитника — он спрашивает, сможет ли мой защитник прибыть за пять минут. На мой отрицательный ответ сообщает, что ждать защитника не намерен.

В тот момент я действительно была очень уставшей и на нервах, поэтому ответила на интересующие его вопросы, поскольку они были достаточно поверхностными и не имели ко мне прямого отношения. Протокол допроса я подписала, копию мне следователь не выдал.

После этого один из полицейских зачитал мне протокол о правонарушении, при этом зачем-то снимая меня на телефон. Подписывая протокол, я написала, что не согласна с предъявленным обвинением, и попросила уведомить моего защитника о предстоящем судебном заседании (этого, разумеется, никто не сделал).

В плане условий содержания жаловаться не на что, во всяком случае, в сравнении с тем, как проводили ночи в ОВД задержанные 12 июня. Я получила все, что нужно для нормального сна, хотя посреди ночи меня зачем-то разбудили, посветив фонариком в лицо, чтобы спросить, не замужем ли я.

На следующий день, 27 марта примерно в 15:00 меня вывели из камеры для доставления в суд.

Вернули шнурки, телефон. В машине я связалась со своим защитником — выяснилось, что ему, конечно, никто не звонил.

Защитник чудом успел на мой суд.

По несчастливой случайности я попала все к той же судье Ореховой (судья Тверского районного суда Москвы Алеся Орехова, неоднократно рассматривала административные дела против оппозиционеров — ОВД-Инфо).

Она выслушала доводы защиты, что вменять мне 8 часть (повторное нарушение) некорректно, после чего подтвердила это, получив факс из Московского городского суда о предстоящем судебном заседании.

Я очень надеялась на освобождение, но у судьи были другие планы на меня.

Она переквалифицировала мое обвинение с 8 части (повторное нарушение) на часть 6.1 (нарушение с выходом на проезжую часть) и назначила наказание в виде 10 суток ареста.

Судья также сообщила полицейским, что на них возложена обязанность конвоировать меня в Московский городской суд на следующий день, 28 марта.

Сразу после этого полицейские на надевают на меня наручники.

На возражение защиты о том, что к арестованным по административной статье запрещено применять спецсредства, полицейские ответили: «Вдруг она побежит!»

В наручниках меня везли обратно в ОВД. Там дактилоскопировали. Снова в наручниках везли уже в спецприемник на улице Мневники, где в тот момент уже сидел Навальный. Внутри освободили. Еще раз дактилоскопировали. Изъяли шнурки, мобильный телефон, осмотрели вещи, вскрыли все пачки печенья, все бутылки с водой.

Худой врач спецприемника, напоминающий доктора Менгеле, с улыбкой спросил, не страдаю ли я какими-нибудь смертельными заболеваниями.

Отвели в ужасно прокуренную камеру. Сотруднику спецприемника я сообщила, что мне нужна камера для некурящих. Он ответил, что таких камер у них нет, и вообще — это единственная женская камера.

На следующий день четыре сотрудника полиции ОВД «Строгино» меня конвоировали в суд, определять мою вину по делу 17 сентября.

Судья Мосгорсуда Селиверстова удовлетворила ходатайство о приобщении видеозаписи моего задержания, а также ходатайство о допросе свидетелей. Сотрудники полиции пытались оправдать несоответствие своих слов происходящему на видео. Оболгали меня, сказав, что со мной пикетировал второй участник, который внезапно скрылся на глазах у полиции, не попав на видеозапись. Обычное дело, в общем.

В итоге судья отменила постановления судьи Ореховой за отсутствием доказательств моей вины.

Это было довольно неожиданно для всех.

Случись суд на несколько дней раньше, я бы не провела ночь в отделении полиции и, возможно, не была бы арестована.

В здании суда я рассказала своему защитнику об условиях содержания, в частности о том, что я нахожусь в камере для курящих. Он предложил мне написать жалобу на имя начальника спецприемника, поскольку это «нарушение моих прав и создает пыточные условия».

Меня вернули в спецприемник. Вечером того же дня, 28 марта, в камеру, где находилась я и еще одна женщина, завели новую арестантку. Это оказалась молодая женщина, наркоманка, арестованная за хранение наркотиков. Назовем ее Е.

Удивительно, что при оформлении в спецприемник меня и мои предметы обыскивали гораздо тщательнее, чем женщину, употребляющую и хранившую дома наркотики. Так вот, оказалось, что Е. пронесла в камеру шприц и достаточно большое количество наркотиков у себя во влагалище. Вместе с другой моей сокамерницей они начали колоться, ходили с перевязанными руками прямо перед камерой наблюдения, висевшей в нашей камере.

Кстати, позже моя первая сокамерница освободилась и заодно украла большую часть препаратов у Е. Такая вот драма и тюремная дружба.

Утром 29 марта я отправилась к начальнику спецприемника, сообщила ему, что хочу написать жалобу в связи с содержанием в камере для курящих. Он это воспринял достаточно агрессивно, заявил, что у меня нет прав на такие «особые» условия, но жалобу принял и подписал.

В этот же день в Мосгорсуде должна была рассматриваться моя апелляция по поводу 26 марта.

Меня повез в суд конвой во главе с полицаем, который больше остальных нервировал нас в ОВД «Строгино» и во время моего ночного пребывания там позволял себе насилие, мат и ужасные оскорбления по отношению к другим задержанным.

В здании суда я рассказала своему защитнику о новых подробностях моего содержания.

Помимо всего прочего, оставшаяся со мной наедине Е. поведала мне, что она больна гепатитом С, о чем она сообщила сразу же при попадании в спецприемник. Об этом мы также решили подать жалобу, поскольку арестованные, имеющие такие опасные заболевания, должны содержаться отдельно от других арестованных (в соответствии с приказом МВД).

На этот раз вновь судившая меня судья Селиверстова также допросила свидетелей, посмотрела видеозапись задержания. Уже здесь всплыли несоответствия в словах полицейских, протоколах и действительности.

Мой защитник просил хотя бы смягчить наказание, поскольку это было первое мое правонарушение и на тот момент я уже трое суток находилась под арестом.

Судья надолго удалилась и решила, что Тверской суд осудил и арестовал меня правильно.

Вероятно, она консультировалась с кем-то по поводу того, какое решение спущено сверху…

После оглашения постановления я разнервничалась, в результате чего случился конфликт с сотрудниками полиции, поскольку они не позволили мне взять с собой расческу, переданную мне мужем в суде. При передаче в спецприемнике ее почему-то не приняли (хотя такую же позволили иметь Е., пронесла в руках на этот раз) и он привез ее с собой в суд, чтобы вновь не стоять два часа в очереди на передачу.

Полицай из ОВД «Строгино» был очень доволен тем, что смог меня обломать.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы взять себя в руки перед тем, как вновь оказаться с ним наедине для конвоирования назад в клетку.

В качестве ответной меры на мою первую жалобу начальник спецприемника приказал перевести меня в изолятор. Первую ночь там я провела при полной иллюминации — в камере не выключали свет, несмотря на мой стук.

Единственное общение, которое мне доставалось, это 15 минут в день по телефону и по 10 минут во время завтрака, обеда и ужина с Е. Вообще мне было ее жаль — красивая молодая женщина, плотно попавшая в зависимость от своего образа жизни. Без наркотиков, привезенных ею «с воли», она выглядела все хуже и хуже с каждым разом, когда я ее видела, и вечером 30 марта Е. отправили в другой спецприемник.

Я ощутила нехватку Е., так как на безрыбье она была достаточно желанным собеседником.

Так я осталась единственной женщиной в спецприемнике.

Мне оставалось еще провести шесть дней в одиночке.

Я много читала — неплохо заходили рассказы Джека Лондона, «Записки юного врача» Булгакова, романы Набокова, Ремарка, Гете. Дальше пошли в ход научные издания о светскости государства. Когда книги заканчивались, я готова была начать читать упаковки от влажных салфеток.

Один раз я виделась в холле с Алексеем Навальным. Он спросил: «Ты с митинга, что ли?» — и мрачно покачал головой, когда я ответила утвердительно. После этого мне пришла в голову идея написать ему письмо с вопросами как кандидату в президенты. Сначала я потратила какое-то время на написание вопросов — я спрашивала про бутерброд, национализм, права человека и многое другое, около 30 вопросов получилось.

На следующий день я переписывала их на чистые листы тетради, 13 листов.

Это было достаточно увлекательно, как и все, что помогает интересно провести время в одиночке.

Я искала способ передать вопросы так, чтобы они не сгинули в руках у начальника спецприемника.

Гарантированного способа сделать это не было. В итоге я передала письмо через волонтера, работающего на кухне, и он мне божился, что все сделано. Почему-то я ему верю, несмотря на то, что Алексей мне не ответил, увы.

Впрочем, сейчас, после двух крупных митингов и их последствий, я думаю, что это вполне в духе Алексея.

В конце концов, молчание красноречивее ответа, поскольку один президент, не ведущий диалог, у нас уже есть.

Помимо чтения, я занималась спортом, насколько это было возможно в камере.

Пыталась писать стихи, рисовать. Безуспешно. А больше ничего.

На прогулки я не ходила — поскольку я была единственной арестованной женского пола в спецприемнике, мне казалось, моя прогулка вызовет нездоровое внимание со стороны других арестантов.

Проверить это не удалось, так как вышла погулять я лишь однажды, поздно вечером перед освобождением, и меня никто не заметил.

Освободили меня 5 апреля в 17:10. Срок ареста принято считать с момента задержания и если бы полицейские не записали время доставления в ОВД вместо времени задержания, то я бы вышла на пару часов раньше.

Жалобу по поводу содержания в одной камере с больной женщиной я подала только перед выходом, так как опасалась, что из-за новой жалобы мое пребывание в спецприемнике ухудшилось бы.

Ответ пришел именно по ней.

Как видно, весь упор в ответе сделан на способ передачи гепатита С как невероятный в условиях спецприемника.

Интересно, что бы сказал Д. В. Сухов, если бы Е. ткнула меня своим гепатитным шприцем?

Первое задержание происходило так. У нас была назначена репетиция до концерта. Я подошел где-то в 16.30, а до этого, как выяснилось, еще с утра на рабочее место ко мне приходил полицейский, в 10 утра. Потом мне директор сказал, что полицейский снова пришел где-то в 16.20 или 16.30. Он зашел в зал, где мы репетировали. Я в принципе был к этому готов, до этого мне приходила некая повестка — не повестка, там не было конкретно ничего указано, юридически неправильно была оформлена. Спрашивал еще у адвоката: стоит, не стоит ходить? Он говорил — пока нет.

Но, видимо, решили привод оформить и доставили в ОВД по делу о митинге, который был 26 марта.

Репетиция была 31 марта, а суд 1 апреля — в день дурака. Суд был по статье 19.3 КоАП (Неповиновение законному распоряжению сотрудника полиции — ОВД-Инфо). Выписали штраф 500 рублей, я оплатил. А сейчас меня вызывают по тому же 26 марта, но уже другая статья — часть 5 статьи 20.2 КоАП (Нарушение участником публичного мероприятия установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования — ОВД-Инфо).

29 июня сотрудники пришли снова ко мне на работу, но дождались конца репетиции, встретили у входа, снимали на видео вручение повестки в суд. Основание дела — якобы я не подчинился организатору митинга Варлашкину (заявитель митинга 26 марта «Раздельный сбор бытовых отходов» — ОВД-Инфо). Он кричал: мы вас не приглашали, идите отсюда. Полное безобразие. Что значит «не приглашали»? Митинг открытый. Пришла тысяча человек! Кто не хочет — тот не заходит, все зашли. Кто хотел выступить — тот идет выступать. Я тоже выступил, ничего противозаконного не сделал. Чушь какую-то говорят (организаторы — ОВД-Инфо)! Причем, кстати, по закону у нас все было полностью разрешено — тематика митинга разрешается не только та, которая указана заявителями, но и смежная. А мы за чистоту не только на улицах, но и во власти! Документы (в расследовании «Он вам не Димон» — ОВД-Инфо) видели? Слов нет. Раздражает.

За привод первый, по 19.3 КоАП, на работе мне был объявлен выговор — директор сказал, что сам региональный министр культуры ему дал указание, чтобы меня нигде на работу не брали, хотели меня «выбросить», уволить. Но не знаю, кто там постарался, — не уволили. А выговор был оформлен так: три акта они составили — сначала от руки написанный мне хотели вручить, потом напечатали, а потом вывели на гербовую бумагу. Там указано, что я сорвал репетицию, кричал, что Дмитрий Анатольевич Медведев — вор, вел себя неподобающе. Но это не так. Само задержание длилось две минуты.

Зашел полицейский, сказал — пройдемте, я не сопротивлялся, все есть на видеозаписи. Полицейский мог подождать пятнадцать минут, пока репетиция закончится — нет, это он по-хамски зашел, в шапке, безобразие полное. И теперь еще на меня хотят все сбросить — видимо, руководство боится лишиться должностей. Тем более я не «единорос», нахожусь в оппозиции режиму. Если захотят меня уволить — уволят. Конечно, это будет противозаконно.

Коллеги все меня поддержали, ни один не сказал — что-то нехорошо ты сделал. Ну, кроме директора, да даже и он говорил: «Тебя вот хотят из Министерства уволить, у меня приказ» (но в итоге обошелся выговором). Он в безвыходном положении — вроде, как и поддержать хочет, музыкантов не хватает, а с другой стороны его «тюкает» — давай, мол, увольняй — этот министр.

Я буду участвовать и дальше в согласованных митингах — что, мне могут запретить куда-то ходить? Я ничего не нарушил. На их-то взгляд, конечно, расстрелять на месте сразу на акциях против Путина и Медведева.

В отделении полиция вела себя культурно — но с другой стороны, как она должна себя проявлять? Вежливо разговаривали.

Первый суд длился три-три с половиной часа. Нервы мне помотали и выписали штраф. К сожалению, ни один из двоих представителей в суде не смогли присутствовать — я сам себя защищал, ну как защищал — я же музыкант, а не юрист. Рассказал всю правду. Поддержать приходила активистка Лена Блинова из «Артподготовки», я тоже на их акции хожу, мы ничего не нарушаем, полностью в рамках закона проходит все.

Суд просмотрел видеозапись с акции. Митинг — это обсуждение, собрание. Мы (на митинге — ОВД-Инфо) обсудили политическую ситуацию в стране. Политическая ситуация отвратительная, ужасная, катастрофическая.

Вчера ночью полицией был захвачен штаб А.Навального в Москве. Так получилось, что в ту ночь в штабе дежурил мой друг, Саша Туровский. Не сказав ничего кроме «здрасте», полицейский его ударил по лицу, затем Сашу швырнули на пол и десять минут избивали ногами (в рапорте они написали «не выполнил законные требования полиции, отказавшись предъявить паспорт», для пресечения чего «применили приёмы САМБО»). После этого 8 часов избитый он провёл в автозаке и камере для административно задержанных. Потом эти садисты повели Сашу (как позднее оказалось с сотрясением мозга) пешком из ОВД Замоскворечье в суд, при чём часть конвоя ехала рядом на машине.

Из суда Сашу на скорой увезли в институт Склифасовского. Где ему сделали МРТ, КТ, по результатам чего провели диагностическую операцию на мозге. Все это время конвой из четырёх жлобов в форме активно вмешивался в работу медиков, заходил в диагностические кабинеты, чуть ли не в операционную вламывались. Они требовали немедленной выписки, и врач поддался на их требования («у них же есть справка с печатью МВД, а у вас есть?»). Охрана больницы перекрыла целое отделение так, что даже мед.персонал не мог туда попасть.

Мед.сестра и полицейские кричали на человека, 20 минут назад перенесшего операцию, чтобы он немедленно одевался. Только нечеловеческие усилия защитников, шум в прессе и соц.сетях и порядочность одного из врачей отделения позволили оставить Сашу на эту ночь в стационаре (после операции!).

Прямо сейчас, когда я пишу этот текст, в половине второго ночи, в палате у Саши сидят три мента, издеваются над ним, оскорбляют, не дают спать.

Еще раз: В больничной палате. После операции. Три мента. Оскорбляют. Не дают спать.

Ранее мед.сестра кинула в Сашу шприц (со снотворным по всей видимости), а потом заявила, что ей «испортили дежурство».

Да, один день отсрочки мы получили, но этого мало. Просто надо посмотреть на Сашу, чтобы понять, что этого мало. Ему просто нельзя в таком состоянии ехать в антисанитарные условия спец.приемника или КАЗа: без должного ухода у него могут быть осложнения. Нам нужно еще хотя бы несколько дней в стационаре.

Я понимаю, насколько жалко и убого это звучит, (когда мы говорим об избитом полицией невиновном человеке) что я уже не требую справедливого суда и наказания преступников в погонах, а просто хочу чтобы Сане дали спокойно долечиться. Вы даже не представляете, как мне стыдно, что я вынужден это писать, как мои руки сжимаются от бессильной злобы (простите за пафос).

Режим в нашей стране подлый, жестокий и отвратительный, а Саня честный, порядочный и небезразличный. Он не из тех людей, которые, случайно попав под каток полицейского произвола и репрессий, начинают изумляться «ой, а меня-то за что?», а потом «людидобрыечтоделается?!" Да, он понимал, на что идёт, участвуя в оппозиционных делах, но по-другому он просто не может. Но и тем более мы должны хоть как-то помочь.

У нас нет дубинок, водомётов, автозаков и автомобилей для разгона митингов «Каратель». Наше оружие — это гласность, честность и открытость. Вы можете помочь просто поделившись этим текстом.

Если вы журналист, расскажите вашим читателям об этом всём (телефон Саши я дам при необходимости).

Есть вещи, о которых нельзя молчать. Это — одна из них.

Источник

Я поехала на железнодорожную станцию в город Чехов, раздавать газету «Долой». Подошел ко мне сотрудник милиции. Сначала он вроде бы отпустил меня — я сказала ему, что у меня ребенок дома один… Потом подошли еще четверо — и автобус мой ушел, я не успела уехать… Они подвели меня к месту, где стояла машина еще одного нашего. Столько было милиции! Наверное, в улье меньше пчел, чем было милиции. И были еще — с собаками. Меня в туалет провожали — с собакой.

Потом мне опять в туалет захотелось — я что, в туалет спрашиваться должна? Я встала и пошла. Они на меня как налетели, откуда-то машина появилась, и они давай меня в эту машину. Я сопротивлялась. Привезли меня в отдел — говорят, мы тебе вызвали скорую, чтобы сделать кардиограмму сердца. Я, дура, согласилась и пошла. Скорая сразу поехала. А был приказ, данный начальником милиции, чтобы меня сразу в дурку. Я думала, в больницу, они меня — в дурку. Не знаю, зачем они так решили сделать.

Там я провела два дня, на третий день, во второй половине дня, меня выпустили. Я боялась, как бы меня там не напичкали чем, я не пила и не ела. Я как легла на постель, так и лежала. Приносить поесть — приносили, но я не ела. В палате было 18 человек. Люди там — бешенные. И по ночам ходят, и днем ходят, и ругаются, и все на свете делают.

Отпустили меня, когда адвокат приехал, ребята приехали. Врачи сразу сказали, что не хотят меня держать, но отпустить были согласны, только если за мной сын приедет. У них правило такое — отдают только родственникам. Запись о том, что я там была, врачи сделали. Не знаю, какой диагноз мне поставили.

UPD: Ольга Чурикова также написала заявление в Следственный комитет:

Александра Старкова, Санкт-Петербург: «Хлебная кошка ест голубей»

12.06. 14:22. Зашла в автобус после долгих препирательств. Желала услышать фамилии людей, меня укравших с этого праздника жизни. В ответ прилетела угроза: «Девушка, вы что хотите, чтобы мы вас скрутили?». Посмотрели мой рюкзачок. Там был пирог еще теплый. Предложила открыть, дать понюхать. Люди в черном отказались. Девушка-волонтер раздавала пакет бумаг с полезной информацией по поводу задержания.

Пока ждала полной загрузки нашего автобуса, высунулась в окно. Другая добрая душа — темноволосая барышня — подала мне мисочку фиолетовую, в которой были льняные семечки. Предложила угоститься, я отказать не смогла. Подбежал мальчик в форме полицейского, закрыл окно и спросил, что это такое. Я пояснила. Он недружелюбно взглянул на меня, я продолжила есть семечки. Подумала, какой же он дурачок. Небось, березу от сосны не отличит. Ну и вопросы!

Едем. Куда едем? С галерки слышится: «Передаем за проезд!» Смотрим по картам в смартфоне, куда мчимся. На север. Вот уже скоро Мурино. Вздыхаю, думаю, хорошо, до дома недалеко.

Едем долго. Начинаю раздавать пирог. В пироге яйца и кефир. Обнаруживаю двоих вегетарианцев. Протягиваю им яблоки. Один соглашается, второй отказывается. Ем яблоко за него.

Стоим около 15 ОП. Стоим. Стоим еще. Начинают выводить первых людей. Пока была сумятица, один человек сумел сбежать, не доходя до отдела. Всячески ему респектуем. Собрали всех несовершеннолетних в количестве 10 штук. Увели. Приехал Вишневский (Борис Вишневский, депутат Законодательного собрания Санкт-Петербурга — ОВД-Инфо) . Когда меня заводили в ОП вместе с Машей Лакертиан, он стоял у двери. Поздоровалась.

— Ну, давай по 51 (статье Конституции, дающей возможность не свидетельствовать против себя — ОВД-Инфо), чтобы мне поменьше писать? — спрашивает мужчина в форме полицейского с вполне приятными чертами лица.

— Да, давайте.

— Бинго! — Вскрикивает мужчина, трясет моим паспортом и добавляет, — Первая петербурженка, Невский район.

— Чо, все приезжие?

— Ага.

— Понятно.

Перемещаемся в комнату за серой металлической дверью. Барышня в штатском с голосом продавщицы рыбного отдела:

— Имя, Фамилия?

— Старкова Александра. Стар-ко-ва А-лек-са-ндра.

— Номер телефона?

Диктую. Интересно, понравилась ли я им, позвонят ли мне? Жду уже 11 день. Думаю, что даже с днем рождения не поздравят.

— Телефон с собой?

— Конечно.

— На стол.

— Почему?

Из-за стойки толстый мужчина:

— Девушка, ваш телефон никому не нужен.

А зачем же тогда его забирать, интересно? Ну да ладно.

— Встаем около двери по очереди — диктует мужчина в синем пиджачке и джинсах с аккуратной стрижкой и с айфоном в руках.

— Фотографировать вы не имеете права без моего согласия, — выпаливает Мария.

Закрываем лица руками. Этот прохвост фотографирует все равно и без ростомера.

Подходит второй лощеный мужчина в голубой рубашке:

— Как ты докатилась до жизни такой?

— Это беседа под протокол? Если нет, то говорить мне с вами не хочется.

— Да какой протокол? — ухмыляется он.

— Здесь никто с вами общаться не собирается, — добавляет Маша.

— Да с тобой ясно все. Я с ней говорю — кивает головой на меня.

— Ну, хорошо, общайтесь со мной. Только я ещё раз сообщаю, что ни слова не скажу.

Пришли в конференц-зал. Досмотр сумок. Открываю свой рюкзак. Там море всего. Я не готова была. Была бы готова — наложила бы туда тонну прокладок. Забавно было бы на их лица посмотреть. Мужчина темноволосый, 24–27 лет сообщает, что я выиграла конкурс на самую интересную сумку. На ее наполнение, если точнее.

Пытаюсь убить время. Самое страшное и мучительное — незнание того, что будет. Когда мы отсюда поедем хоть куда-нибудь? Хоть в суд. Когда? Необходимо понять. Но никто ничего не знает. Даже Господь Бог не властен над решениями «сверху».

Прошусь в туалет. До меня, оказывается, очередь. Еще 3 человека. Наконец-то дождалась. Вышла.

— Стой тут.

— Хорошо.

Разговорились с парнем, который рассказал, что когда у него брали объяснительную, то написали все верно, кроме отсебятины, мол, он на митинг Навального пришел. Хотя такого не было. Я сказала, что подписывать это не стоило. Парень ответил, что он сторговался, и слова «Навальный» и «митинг» были убраны. Мужчина в полицейской форме:

— А ты из «Весны»?

Хочу отметить особенность всех товарищей из 15 ОП. Общаются со всеми так, будто водку с нами пили. Видимо, вся культура осталась за порогом этого чудного заведения.

— Нет, не из «Весны».

— Сколько лет? Первый раз задерживаешься?

— 20. Впервые.

— А что такое «Весна»?

— Я не знаю, спросите у «Весны».

— А если я найду, что ты связана с «Весной»?

— Ну, поищите, попробуйте.

Прошло не знаю сколько времени. Приехали из ОНК. Зафиксировали нарушения. В том числе то, что Тимофея Городилова раздели полностью в поисках телефона. Спасибо, что не при всех, а в отдельном кабинете. А у Марии смартфон вырвали из рук, то есть отобрали силой.

Спустя полчаса молодой человек в форме полицейского принес пакет с четырьмя бутылками воды и скопом стаканчиков. Все накинулись, как звери на ручей среди пустыни.

Вот уже вечер. Общаемся с ребятами, думаем о том, как хреново, если отпустят позже 00:00, потому что до дома придется брать такси. Смеемся со всего. Ответная реакция на стресс, иначе можно сойти с ума. Столы стоят так, что нам приходит идея разыграть тайную вечерю. Тем более, что глас Божий среди нас — отец Александр (священник Ассоциации христианских евхаристических общин, открытый гей, постоянно участвует в различных протестах и несколько раз был задеражн — ОВД-Инфо).

Ночь. Никаких спальных мест. Лежим на полу, стульях, столах, под столами. Полностью не дают выключить свет. Отключалась три раза в сумме часа на полтора-два. Нашла бобину скотча «Надоел». Отдала в надежные руки. На стене появилась желтая утка. Столы также все в этом скотче. Веселимся как можем.

Утро. На стол вываливается «Доширак». Многие отказываются, так как это еда от ментов. Те, кто взяли еду, сильно пожалели, потому что фэ. Лично у меня впечатление, что кинули, как свиньям. Также отказываюсь. Объявляем с гражданином Казахстана сухую голодовку в знак протеста против нашего незаконного задержания. До сих пор не видели ни одного подтверждения, что мы задержаны, а не находимся в заложниках. Никто не показывает удостоверение сотрудника полиции, фамилий не называет, протоколы не составлены, а пошли уже вторые сутки.

13.06. Ужасно плохо. Не спала. Без еды и воды еще можно прожить, а вот сон — самое ценное благо, которое у меня отобрали насильственным путем. Прошу вызвать скорую. Еле передвигаюсь. Доползла в комнату для допросов, где меня оставили ожидать медиков. Приехали. Женщина и парень. Но, извиняюсь, это не женщина. Это самая настоящая тетка. Стала мне предъявлять, что я трачу ее рабочее время, в ужасно грубой форме. На ее крики прибежал мужчина в форме сотрудника полиции. Я стала объяснять, что мне плохо, так как не сплю уже вторые сутки. Рассказала про условия: пол и столы со стульями.

— Вы, девушка, просто не работали никогда. И не знаете, что такое настоящая усталость, когда заснешь даже стоя.

— А мне и не надо знать, я спать могла бы дома сейчас и вас не дергать.

Мужчина в костюме полицейского:

— Девушка, я не сплю уже 36 часов.

— И?

— Да ей все равно, что мы не спали. Ей на нас наплевать! — обращается дама к нему.

— Вам деньги за это платят. А я здесь не знаю как и зачем. Где хотя бы протоколы?

— Какие протоколы? Мы вас можем вообще 48 часов держать.

Тут я размякаю на стуле, хочется умереть прямо тут, чтобы им вломили люлей за труп. Слушаю оры. Отказываюсь от госпитализации.

Скорая выходит. Молодой человек нежно смотрит на меня и прощается. Видимо, в этом тандеме вся чуткость в нем, а борзость и хамоватость — в этой женщине. Злой медик, добрый медик. Поднимаюсь обратно в конференц-зал.

Ура. Нас везут в суд. Спустились вниз.

— Подписывайте протоколы, мы вам возвращаем телефон. Тут и тут, — симпатичная девушка-блондиночка тыкает пальцем.

— Я сначала прочту.

— Читайте, — крикнула барышня с видом тигрицы, хватающей добычу.

— Я подписываюсь под тем, что вы мне выдали копию протокола. Копии я тут не вижу.

— Ну, вы подпишите, мы потом откопируем и вам отдадим.

— Нет, сначала сделайте. Я потом оба протокола подпишу.

Телефон отдали, пока копировали. Принесли копию:

— Подпишите.

— Нет.

Я не подписываю документы, когда не могу понять, что там. А когда не спал сутки, не понимаешь вообще ничего.

Посадили в автобус. Едем в суд. Нас сопровождают мигалки. Два раза чуть не задавили людей на зебре. Мы, видимо, очень важные ребята.

Калининский районный суд. Приехали в Бобруйск.

— Ста-ри-ков. СТА-РИ-КОВ. Это кто?

Смотрю на товарища закадычного.

— Девушка, какая у вас фамилия?

— Не говори ему, молчи — шикает Петр Трофимов.

Молчу. Мужчина открывает папку с моим делом, заглядывает в паспорт.

— Пройдемте в 402 зал.

Суд идет. Ходатайствую о правозащитнике и об ознакомлении с делом. В первом отказывают, во втором — передают папочку. Читаю. В постановлении позже напишут, что ходатайств, кроме об ознакомлении с делом, не было заявлено.

Нахожу два рапорта о пресечении правонарушения со стороны гражданки Стариковой А. С. Сообщаю суду, что такой человек мне неизвестен. Суд признает это технической ошибкой. В полусне распаляюсь, еле держась на ногах, о том, как красив город. И я вообще по натуре художник. Меня манит в те края, где много людей, обожаю общение. Спрашиваю судью, спала ли она когда-либо на полу. Заявляю о пытках. Она говорит: «Это вы потом расскажете, не мне, давайте сейчас по делу». А что по делу-то надо ей? Понять не могу.

— Суд удаляется для вынесения постановления, есть у вас еще что-то по существу?

— Когда вы будете смотреть это видео, там картинка маленькая такая будет. Но пусть она оставит тепло в вашем сердечке.

(В материалах дела, доказывающего мою виновность, наличествует диск с видеозаписью с коптера).

Суд пришел. Я поспала. Сквозь сон слышала разговор помощниц о том, что судья очень торопится домой. У нее там дочка маленькая.

Пришел суд и тихо, скороговоркой огласил постановление. Пять суток.

Вторая статья.

Суд:

— Ходатайства есть?

Тут я, право, отключилась на минуты две и пришла в себя только после громкого кашля мадам-полицейской.

— Нет, ходатайств нет.

— Может быть, хотите с материалами дела ознакомиться?

— А, нет, спасибо.

— У вас все хорошо? Может, вам воды?

— Нет, спасибо. Мне бы поспать.

— Объяснения будете давать?

— Ну, давайте я по 51 пойду, чтобы вам писать поменьше.

Суд ушел. Суд пришел. Позвал помощницу, плохо пропечаталось постановление. Бешеный принтер сломался. Напечатали. Десять тысяч рублей.

Едем в душегубке втроем. Я на коленочках у Михаила, напротив отец Александр. Куда едем? Среди ночи сдавать отпечатки. Я вроде визу не собиралась получать.

Похихикали с мужчиной, который у меня их собирал, мол, конкурсы у вас интересные. Спросила, нормально ли, что я так слабо левую руку отпечатала. Он махнул рукой, проводил к раковине.

Раковина полна воды. На унитазе вижу бумажную плошку от доширака. Вычерпываю часть воды и сливаю в унитаз, чтобы вся эта грязь не потекла на мою обувь и платье. Прямо реально конкурсы. Когда будем карандаш в бутылку опускать?

Снова едем в душегубке. На этот раз вдвоем с мужчиной из 14 (вроде бы) ОП. Рассказывает, как их кормили макаронами с сосиской и салатом. Потом заговорили про археологию. Он увлекается поиском всяких монеток и прочей мелочи. Разговор, честно говоря, помню смутно, так как ужасно рубило. Но мешало уснуть то, что нас периодически подбрасывало на ухабах и лежачих полицейских. Да так, что мозг ударялся о череп.

Приехали в родненький Калининский спецприемник. Ооо. Ему я могу посвятить оды.

Но сначала мы (человек десять) около часа проторчали на маленьком промозглом дожде. Я в одном платье. Температура — градусов десять. Приходилось садиться на корточки, чтобы греть попой остальную часть ног.

Уже 14.06.

Зашли. Посетила туалет. Бумаги туалетной не оказалось. Полицейский извинился. Нас по очереди сфотографировали. Улыбалась, как только могла. Меня и девочку-блондиночку, которой дали 10 суток, повели в камеры, мальчиков оставили в условной прихожей.

Разговорились с лысым высоким полицейским:

— Ничего, что я с вами на ты? Просто привычнее так. Если вам некомфортно, могу на вы.

— Да нет, давайте на ты. От вас это приятно слышать, а вот в 15 ОП, когда попросила общаться со мной корректнее, ответили, что не доросла еще.

— Как так? В любом возрасте же личность! Так что, рассказывайте, как попали-то?

— Ножками пришли.

Девушка-блондинка выглядела явно растерянно, а я собрала все свои бессильные силы в кулак и улыбалась.

— У нас тут две девочки, знакомься. Эта случайно попала, а эта сама пришла, — крикнул он полицейскому на третьем этаже.

Поднялись на третий этаж.

— Фамилия как ваша?

— Старкова.

— А инициалы?

— Как у Пушкина.

Товарищ задумался, я сразу его огородила от ошибок:

— А-ЭС.

— 145, проходи.

Дали одеяло, матрац, постельное, щетку, мыло и пасту. Даже прокладки, если надо. Вот это сервис. В целом, ощущения, что едешь в поезде. Только отобрали вещи, кроме одежды и обуви. А, постановления еще оставили.

Номер мой был двухместный, но заселили меня одну. Застелила нары. Уснула срочно. Проснулась от стука. Завтрак. Каша и целиком батон. Положила на сидение. Легла дальше спать. Проснулась. Чай. Из жидкостей только он, в котором сахара больше половины стакана. 200 мл на один прием пищи. Постучала в кормушку. Сообщила, что ненормально в день потреблять 600 мл жидкости. Еще и дико сладкой.

Полицейский принес литровую бутылку воды и сказал, улыбаясь:

— Подарок тебе от ОНК.

— Спасибо. А дайте еще бумаги лист.

— Что будешь делать? Стихи писать?

— Да, может, порисую. А в библиотеку пустите?

— Пустим, но ты ж пойми, вас так много. И все в библиотеку.

— Поняятно.

Обувь моя издавала неприятные феромоны. Решила ее помыть. А пол весь в побелке. Камеры после ремонта. На столе были желтые журналы. Про Поклонскую и «Матильду» статья неплохая. Но мне пришлось листы порвать и сделать себе дорожку от двери, мимо кровати и до туалета, чтобы ходить в носках.

Приехали из ОНК. Спрашивали, как дела. Я смогла воспользоваться этим положением и выскочить в библиотеку. Она этажом ниже. По рассказам, раньше она была большая. Но потом к ним завезли товарищей из ближнего зарубежья, которые принесли клопов. И пришлось сжечь большую часть книг. Нашла Ключевского. Взяла его. Понравилась статья «О взгляде художников на обстановку и убор изображаемого им лица».

Обед. Первое, второе. И буханка хлеба.

Обход. Тот лысый мужчина, что и вчера:

— О, это Саша-человек — сказал он своему товарищу, который вчера вспомнил инициалы Пушкина, — платья шьёт. А что черевички стоят?

— А они воняли, я их постирала.

— Ну ты же человек искусства. Не воняли, а пахли.

— Ну, можно и так. А тряпку дадите, а то у меня тут полоса препятствий!

— Дадим, дадим.

Тряпку мне дали только через день. Как и бумагу.

Ужин. Целый батон и в контейнере куча всего. Ставлю на стул ко всей еде.

Стучу в кормушку. Надо позвонить друзьям. Как и всем. Позже высчитываю, сколько времени понадобится, чтобы все могли поговорить положенные 15 минут, используя один телефон, исходя из той информации, которую мне сообщил лысый мужчина. Что нас привезли 182 человека. Вышло 2730 минут. 1,8958(3) суток.

Засыпаю.

Просыпаюсь от шороха. Что-то поставили около моей комнаты. Два пакета. 15.06. Ночь.

— Подпиши тут «получила полностью». И подпись тут. Здесь также, — мужчина подает второй лист, — «получила полностью» и подпись, ага. Может тебе свет полный включить?

— Да, нет, спасибо, я вижу все.

— Ну, хорошо. Так, все. Молодец, дочь моя.

Дверь закрывается. Два пакета. Вещи. Просила штаны привезти. Чьи это штаны, Господи? А это что? ЕЩЕ БАТОН. АААА. Зубные щетки, шампуни. Что? Зачем? Ладно, спасибо. Книжка. «Триумфальная арка». Интересно. Каждое слово отсылало меня обратно в тот дождливый вечер. Я прокрутила все слова судьи. Все свои слова.

Заснула. Проснулась. Все еще 15.06. Завтрак. Батон, святая корова. У меня их уже 4 штуки. Из хлебного мякиша делаю кошек, выставляю на кормушку. Хоть как-то разбавляю свой досуг.

Обед. Половина буханки хлеба. Вот мы и встретились.

Скрипит ключ. Входит девушка с короткой стрижкой. Это ко мне. Она жила с Машей Лакертиан, Машу выпустили (3 суток), а у их соседей засорился туалет. Так что их соседей в тот номер, а Настю ко мне.

Ну наконец-то я смогу с кем-то поговорить! Настя из Самары. Учится тут в тряпке (Санкт-Петербургский университет технологии и дизайна — ОВД-Инфо). Очень красиво рисует. У нее есть сестра-близнец.

Делаю из бумаги треугольный тейбл-тент. Пишу на нем интересный факт:

ДЛЯ ТОГО, ЧТОБЫ ВСЕ ЗАКЛЮЧЁННЫЕ (182) ВОСПОЛЬЗОВАЛИСЬ ТЕЛЕФОНАМИ, СОБЛЮДАЯ НОРМАТИВЫ (15 минут), НУЖНО ПОТРАТИТЬ 1,8958 СУТОК. И выставляю его на кормушку вместе с хлебными кошками.

Уже скоро будет ночь. Кричу, высовываясь из кормушки, мол, когда телефон дадут, уже время позднее. Ответили, что белые ночи вообще-то. Резонно.

Принес телефон молодой человек. Прочитал мой факт дня. Поправил, что у них не один телефон, а три. Переделывать не стала. Я сторонник сферического коня в вакууме.

После ужина гуляли заключенные, разносящие еду, предлагали еще чайку. Один из мужчин, например, ехал на машине без прав. Так тут и оказался. Как пошутила барышня с кудрявыми короткими волосами и в сандаликах, мы тут по тем же причинам. Были без прав, вот нас и задержали.

Этот бесправный мужчина помог нам обменять четыре бисквитных пирожных и две пачки юбилейного на бутылку швепса. А потом он же дал пять конфет, пачку чая и стаканов немножко. Рассказал, что вот-вот уходит, поэтому ему это не нужно.

16.06. Этот день прошел как и все дни. Придумывали смешные картинки. Одна из них — пирамида Маслоу, у которой в основе находятся батоны, а чуть выше влажные салфетки, которых нам просто тонны навезли. Мы, кстати, ими пол помыли, так как тряпку нам так и не дали. Она будет позже, когда швепс выльется на пол, и я, потеряв терпение, начну долбить с этой просьбой в дверь три минуты. Тут такая форма челобитных.

Пишу бумажку «НЕ НАДО ХЛЕБА!!! и булок тоже». Кладу на кормушку. В обед снова половина буханки хлеба. Наши мольбы не были услышаны. И даже в письменном виде.

Полицейский проходит мимо нашей кормушки, видит на нем кота, забирает и уносит, оставляя слово «Не положено». Составляю объявление о пропаже кота. Описываю: 5–6 см, кот из хлеба, верните за вознаграждение — творожную булочку. Для того, чтобы обратили внимание, забиваю всю кормушку батонами, которые нам давали тут и передавали в передачках. Приходит полицейский и прокурор. Рассказываем, что чувствуем себя хорошо. Больше ничего от нас им и не нужно.

— А кошку не вернем.

— Почему? Куда вы ее дели?

— Она на улице ест голубей (!).

— Что? — тут я начинаю заливаться смехом как и двое мужчин, пришедших нас проведать.

— Ну, вы ее хлебом закормили, надоело, пошла искать мясо. А батоны вы отдайте тем, кто будет ужин разносить.

В общем, легкое сумасшествие — нормальное состояние организма. Хлебная кошка ест голубей, ага.

На ужин батоны не забирают, естественно.

Построили из них какую-то странную вещицу. Похожа на Исаакий. Рисую табличку «ИСААКИЙ — ГОРОДУ», ставлю на постройку. Теперь у нас посреди комнаты пикетирует хлеб. Смеемся со всяких дурных идей, подобной этой.

17.06. Утром солнце красиво падает на пол и стену. Умываюсь. Лучи обнимают за плечи. Это последний день. Настя поздно легла, чтобы проснуться под выход, я думаю. У нее тоже пять суток. Ничего не происходит. Просто жду. Выхожу. Цветы, солнце. Жарко.

Владимир Федоров, Санкт-Петербург: «В моем наборе вода была просрочена»

12 июня в 15 часов я вышел с остановки «Летний Сад» и прошел в центр Марсового поля. Видя большое скопление людей в несколько тысяч человек, я не получал предупреждений разойтись ни по громкоговорителю, ни лично, о чем свидетельствует 18-минутная видеозапись в моем видеоблоге «Вова Casper» на ютубе. На памятники я тоже не вставал и лозунгов никаких не выкрикивал. В центре Марсового поля я развернул плакат, формата А2, с черной надписью «Хватит врать и воровать» на белом фоне, поднял вверх над головой, вытянув как можно выше руки и молча держал.

Через три минуты на меня неожиданно сзади напали неизвестные в бронежилетах, касках и, с применением грубой физической силы, заломали руки за спину и без каких бы то ни было объяснений, не представившись, повели меня из центра Марсового поля. На мои просьбы представиться и объяснить, за что меня задерживают, объяснений не дали. Их нагрудные знаки полицейских были закрыты, ФИО и должности не сообщили, установить личности не удается.

У дома номер три на Марсовом поле, на песочной дорожке стоял пассажирский городской автобус, на лобовом стекле которого указан маршрут «Марсово поле» — «Удельный парк» с другими задержанными. В нем уже другие молчаливые полицейские повезли всех 44-х задержанных, включая меня, вдоль Невы. Интернет на телефоне улучшился, нажал «Красную кнопку» в приложении и позвонил в ОВД-Инфо. Рассказал им о случившемся, опрашивал и диктовал ФИО «пассажиров».

Я вел ютуб-трансляцию пока везли. Автобус приехал к 70 отделу полиции, половину задержанных, включая меня, завели. В 15:49 в холле ОП сотрудник полиции Колесов Владимир Николаевич (нагрудный знак 010937) сказал, что сотрудники, которые нас из автобуса привезли, берут по одному человеку, составляют документ, по которому сюда привезли, передают его сотрудникам ОП 70, те с нами работают-отпускают, и что, думает, в течение трех часов закончат. Но это было совершенно не так.

Нас было 23 человека. Двое несовершеннолетних, плюс одного еще увели, еще одного нерезидента депортировали — осталось 19. Мой паспорт взял сотрудник Кутуков В.В. для заполнения документов по задержанию, передал кому-то в другие помещения и не возвращал на протяжении пяти часов. А на мой вопрос почему, указал на последнюю страницу (после 19-ой паспорта) где абзац с пункт 22 «Запрещается изъятие у гражданина паспорта, кроме случаев, предусмотренных законодательством Российской Федерации», считая, что данный случай предусмотрен законодательством. Я написал заявление на возврат моего паспорта и передал полицейским.

Спустя три часа я не подписал протокол: говорят, что по истечении трех часов они недействительны. Глубокой ночью в 2:10 меня повели в кабинет на подписание протокола, я очередной раз потребовал свой паспорт, и сотрудник Кондратенко Герман Сергеевич сходил куда-то вернуть мне мой личный документ. Составил протокол по ст. 20.2 (КоАП, наршуение порядка проведения митинга — ОВД-Инфо) Колесов В.Н. — это не тот сотрудник, что меня задерживал, по протоколу мне вменяется, что я скандировал лозунги «Путин вор», «Путин надоел», " Позор, беспредел», но я не скандировал вовсе. Так же что были предупреждения с помощью звукоусиливающей аппаратуры, которых я не слышал, тому есть видеоподтверждение.

В свидетелях были указаны Кутуков В.В. и Киричек В.Н. — это сотрудники полиции, что удерживали нас в ОП, заодно им сказали написать по нам рапорта и объяснительные, которые по всем задержанным были все как один. У меня есть свои свидетели произошедшего, которые были в непосредственной близки и снимали на видео противозаконные действия в отношении меня, но это мало кого волновало. Ознакомиться с материалами, прилагающимися к протоколу, я просил, и на мой запрос работник инспекции по административному надзору Михаил (фамилию не назвал) отказал. Написав объяснения на двух листах, подписал протокол, указав на все нарушения в отношении меня.

Мой паспорт вернул мне Кондратенко Г.С.,без паспорта я находился 7 часов, при этом работник инспекции по административному надзору Михаил говорил, что паспорт не вернут до суда, чтобы паспорта никуда не делись. Сотрудники полиции, находившиеся ночью, не были довольны тем, что работают ночью. Те, что заполняли рапорта и объяснительные, делали это в одном помещении с нами, к ним периодически спускались другие сотрудники и говорили, что и как писать на задержанных, одного из тех, что говорил, как писать, звали Тимур, это то, что я видел.

После оформления протокола по ст. 20.2 сотрудник Кондратенко Г.С. сообщил, что мне будут оформлять протокол и по 19.3 (КоАП, неповиновение полицейскому — ОВД-Инфо) и привел меня к Михаилу, о котором писал выше. Видимо, Михаил прочитал мое объяснение к предыдущему протоколу и был недоволен, он спросил: «Юрист, что ли, по образованию? Где учитесь?» Я сказал, что отучился. Он: «Не учитесь, работаете?» Говорю: «Работаю», — а он: «Хорошо, работайте… пока», — что звучало, как намек, будто он мне разрешает работать. А через некоторое время добавил: «Знаете, господин Федоров, я не знаю, кто вас надоумил на это, но явно не очень умный человек. Поумничать можно там, где более менее что-то соображаешь, где ты видишь — в принципе, шаг влево, шаг вправо особого вреда не принесет».

Окна выходили на улицу с видом на гаражи, стоял Т-образный стол, а на стене висели фотографии глав отделений МВД, сотрудники готовили материалы для суда по мне и всем задержанным в этом отделении. Рапорта, объяснительные, протоколы — все в двух экземплярах. Также приобщили DVD-диски с видеоматериалами полиции. Мой второй протокол по ст. 19.3 распечатывал Михаил, он, в целом, вместе с сотрудником Тимуром и руководил комплектацией документов по остальным задержанным. Ознакомившись со вторым протоколом, понял, что вменяются те же лживые факты, что и в предыдущем, при этом указано, что в 16:00 я находился уже в ОП № 70, о чем свидетельствует предыдущий протокол. Протоколы по времени друг другу противоречат и содержат помимо прочего такие ошибки лексические, как «скандировала», что не может быть применено к парню.

Считаю, что решение составить протокол по 19.3 КоАП было принято сотрудниками после понимания того, что в течение трех часов оформить нас они не успеют, и в качестве обоснования для задержания на большее время должен быть протокол, который даст право держать нас до 48 часов, а не потому, что с моей стороны было неповиновение сотруднику полиции, о чем и гласит статья 19.3.

Сопротивления при задержании я никакое не оказывал. Когда было необходимо подписать протокол со стороны сотрудника, Михаил отнес его и принес подписанный, при этом сотрудника Кондратенко Г.С. во время составления протокола 19.3 я не видел. А в момент заполнения объяснения к протоколу я просил дополнительный лист А4, чтобы описать полностью свою версию происходящего. Мне отказали предоставить чистый лист. Когда я вышел за рамки строк, отведенных для объяснения, Михаил и сидевший рядом полицейский ругали меня, что я испортил протокол.

Замечу, что в протоколе 20.2 указано время и место рассмотрения по первому требованию — Дзержинский суд, хотя заседание там не состоялось, а состоялось в Невском суде. Поэтому мое ходатайство об отложении суда для последующего рассмотрения дела с адвокатом Чаплыгиным А.А., пришлось переписывать.

Да, нам выдавали еду: был «Доширак», воздушные слайсы, паштет, вода 0.5. В моем наборе вода 0,5 была просрочена.

Была и другая вода, не просроченная, я выбрал более свежую.

Где-то в 15 часов 13 июня нас вывели в автобус. Мы находились в автобусе долго время, сначала он стоял полтора часа, затем проехал к Невскому районному суду на улице Ольги Берггольц. Опять сотрудник Михаил собрал паспорта и отнес непосредственно судье. Автобус стоял так, что жаркое июньское солнце освещало половину мест и они нагревались. Задержанные собрали куртки и связали их вместо занавесок, которых не было. К автобусу подходил активист Лев Дмитриев, спросил, хотим ли мы еды, затем ушел и вернулся с двумя пакетами, полными печенья, фруктов, нарезанного батона и колбасы, водой. Сотрудники полиции передали передачку.

Последующие передачки передавать отказывались. Постепенно к вечеру по одному человеку с автобуса начали водить к судье на суд. Подготовиться к суду толком нельзя было в таком режиме. Мой заряд на телефоне сел, в отделении полиции я не спал. Ну и как я могу собрать доказательства когда находился против своей воли в отделении полиции, как могу предоставить характеристику с работы, перебросить записи на DVD и подписать соглашение с адвокатом?

Все 19 задержанных из автобуса возвращались попрощаться и сообщали, что им дали штраф, кому 10000 500 рублей, кому 10000 1000 рублей. Что показательно. Другие суды, насколько всем известно, помимо таких штрафов давали аресты. У нас арест дали только одному задержанному, который отказался подписывать протокол. Мне также дали штраф 11000 рублей, ареста не было. Было ощущение: что ни говори, что ни приводи, решение предопределено судьей до суда.

На суде присутствовал я, судья и ее секретарь. Свидетелей не было. Я ходатайствовал о том, чтобы меня защищал адвокат и чтобы перенесли суд на срок не ранее 16 июня, в ходатайстве судья отказала, объяснив это тем, что было достаточно времени заключить соглашение с адвокатом. Так соглашение было заключено, устное. Я был в полиции и подписать что-либо мне не дали возможности. Судья разговаривал со мной с позиции обвинителя, а не как судья, желая пристыдить меня за то, что я выхожу на Марсово поле на несанкционированный митинг, при том что Конституция дает право собираться мирно, что я и делал. На все мои доводы о незаконных действиях полиции судья меня перебивала вопросами на другие темы. Мои слова судье о том, что у меня есть видео, подтверждающие незаконные действия полицейских, были проигнорованы.