27 и 28 февраля рабочая группа наблюдателей Дмитрия Калинина и Вячеслава Башкова объехала восток Свердловской области с целью контроля соблюдения прав человека в местах принудительного содержания полиции. Были посещены дежурные части и изоляторы временного содержания (ИВС) Заречного, Белоярки, Сухого Лога, Богдановича, Камышлова, рабочего посёлка Пышма (не путать с Верхней Пышмой!), села Будка, Талицы и Тугулыма. Организационную поддержку и транспорт наблюдателям обеспечил Алексей Соколов, эксперт Фонда защиты прав заключённых.

В каждом учреждении полиции наблюдатели оставили свои замечания и рекомендации, но в первую очередь надо рассказать о том, что мы увидели в ИВС ОМВД России по Пышминскому району, который находится в одном из старейших населённых пунктов на Урале, в рабочем посёлке Пышма. Итак. В Пышму наблюдатели прибыли днём 28 февраля 2016 после города Камышлова. Начинался снег, на главной площади на нас косо смотрел памятник Ленину, пока мы фотографировали внешний вид здания ОМВД.

Внутри нас встретил заместитель начальника полиции по охране общественного порядка капитан Грищенко Иван Валерьевич, которому мы сказали, что сперва посмотрим ИВС, а потом пойдём в дежурную часть, смотреть помещения для задержанных. Такой план посещений вошёл у нас в привычку, мы сперва раcспрашиваем арестованных лиц в спецприёмниках и ИВС, как с ними обращались в камерах дежурной части, а потом проверяем полученную информацию, расcпрашивая сотрудников дежурной части и заглядывая в Книгу учёта доставленных.

Капитан Грищенко повёл нас в подвал ОМВД, именно там находится ИВС, к слову, наверно половина изоляторов полиции в Свердловской области находится в цокольных помещениях (в подвалах). Увиденное нас поразило сразу: ИВС Пышмы имеет всего три камеры, и маленькую комнату для отдыха сотрудника полиции, которая, при необходимости, используется и как следственный кабинет, и для свиданий и вообще для всего. Личный досмотр арестованных ведётся прямо в коридоре ИВС. В изоляторе не оказалось душевой, что очень плохо, арест может длиться до 15 суток, а бывают случаи, когда гражданин освобождается, а его снова везут в суд и дают очередные 15 суток, например, за неуплату штрафа. И всё это время человеку нормально не вымыться — это унизительно. Так же выяснилось, что отсутствует прогулочный двор, то есть люди сидят без солнечного света и свежего воздуха (потому что подвал). Дальше больше. В камерах нет водоснабжения и канализации, вместо них два ведра: одно под чистую воду, другое для справления естественной нужды. Каждый день сотрудник ИВС выпускает арестованных из камеры до единственного туалета в ИВС, который находится в коридоре, чтоб вылить помои из ведра. Если арестантам надо умыться, то им дают это сделать в коридоре ИВС, где единственный умывальник. Вот так и живут, работой или службой это назвать сложно, ведь при работе выполняются нормы и правила, а тут о правилах речи не идёт.
Спросили у постового ИВС прапорщика Александра Флягина, как обеспечивается право административно арестованных на телефонные звонки, оказалось, он не знал, что они имеют на это право, на информационном стенде есть перечень обязанностей арестантов, а про права ничего не сказано. Посмотрели журнал Общественной наблюдательной комиссии, мы были уверены, что тут первые, потому что никогда не слышали от коллег про этот ИВС. Но оказалось, что ещё в 2014 году изолятор посещали наблюдатели Глухов и Яковлев, которые оставили запись, что нарушений нет. Очень неприлично выругавшись на коллег в своих мыслях, мы оставили в журнале проверок ОНК рекомендацию закрыть ИВС за нарушения санитарных норм и унизительные условия содержания, перечислив нарушения, которые увидели.

Фотографии из ИВС
Камера № 1
ведро, которое заменяет арестантам унитаз

в камере № 1 не было арестантов, общий вид

ведро для чистой воды

общий вид камеры № 1

камера № 2, там отбывали административный арест двое мужчин
вешалка

общий вид камеры № 2

камера № 3 была пустая, аналогична первым двум, нас привлекли надписи на скамейках, которые оставляют арестанты

Комната отдыха полицейских, она же следственный кабинет и прочее
вид из коридора

вид сверху

коридор ИВС

туалет для сотрудников, вид из коридора

туалет для сотрудников, вид внутри (извините)

единственный умывальник ИВС

В конце проверки ОМВД (после дежурной части, о которой надо говорить отдельно) мы побеседовали с начальником отдела подполковником полиции Никоновым Сергеем Александровичем, который рассказал, что ещё с 2011 года есть решение суда о незаконных условиях работы ИВС, но денег нет, и суд каждый год отсрачивает выполнение собственного решения. В ходе беседы была высказана мысль, что было бы не плохо судьям иногда посещать изоляторы и спецприёмники, в которые они своими решениями водворяют граждан.

Наблюдатель Дмитрий Калинин и начальник ОМВД Пышмы Никонов

Вернувшись в Екатеринбург, мы позвонили прокурору Пышминского района, он сообщил, что 25 марта 2016 в 14.00 в Пышминском районном суде Свердловской области состоится очередное ежегодное заседание о продлении отсрочки исполнения суда о незаконности работы ИВС. На сайте суда имеется решение о продлении отсрочки в 2013.

Без всякого сомнения, мириться с таким положением дел нельзя, поэтому наблюдатели Башков и Калинин сделали публичное заявление о необходимости прекращения работы ИВС Пышмы, которое отправили в следственное управление, прокуратуру, суд и полицию Свердловской области.

Дамир Минадиров

Около 7 утра в дверь стали громко ломиться люди в масках по полной боевой раскладке с требованием немедленно открыть дверь.

На просьбу предоставить документы, представиться и предъявить постановление суда показали через окно удостоверение следователя ФСБ, а постановление, сказали, покажут, когда войдут.

В постановлении говорилось о возможной причастности к террористической организации, запрещенной на территории РФ.

При начале обыска права зачитаны не были. Понятые приехали вместе с сотрудниками. Находиться вместе со следователем непосредственно во время обыска на втором этаже не позволяли, сказали сидеть на месте на первом этаже. Обыск в машине начали проводить, когда обыск в доме еще был не закончен, при обыске в авто присутствовал только один понятой. После обыска попросил внести замечания в протокол, куда хотел внести все нарушения, на что мне дали категоричный отказ и предложили написать заявление отдельно. Моих подписей на изъятых предметах нет.

Во время обыска были изъяты телефон, записная книжка с паролями и номерами телефонов, еженедельник, а также, возможно, несколько книг на исламскую тематику, некоторые изданы еще при СССР. Ничего запрещенного: оружия, наркотиков, литературы.

После попросили проехать в УФСБ г. Ялта по улице Кирова.

Вопросы задавали, в основном, на религиозную тематику: отношение к ИГИЛ (организации запрещенной на территории РФ), Хизб-ут-Тахрир (запрещенной на территории РФ), также расспрашивали о задержанных в этот же день Куку Э., Сирука В., Алиева М., и Бекирова Э. (где познакомился, о чем общались и т. д.) (все четверо были арестованы как подозреваемые по делу — ОВД-Инфо).

Когда воспользовался правом, данным 51 ст. К[онституции] РФ, и попытался выйти с территории управления, меня вернули обратно в помещение, надели наручники и пакет на голову, ограничивали доступ в кислороде, угрожали сделать «потеряшкой», усложнить жилищные условия и провести давление на семейный бизнес.

Не получив нужной информации, меня выпустили, как ни в чем не бывало, когда было уже темно.

Из сказанного сотрудниками: «Была бы наша воля мы бы вас убивали в открытую, как в Узбекистане». После этого дела следователь получит повышение». И еще они говорили: «Мы боремся за вашу безопасность, чтобы никто не пришел к вам домой, чтобы самолеты не летали над головами». Я ответил: «Но почему-то сегодня в мой дом с оружием пришли именно вы».

Может быть, это событие следует рассматривать не узко через призму конкретных обысков 11 февраля, а посмотреть шире и через призму тех событий, что были в прошлом году, летом и в апреле, практически с теми же людьми. Просто то, что произошло, это вершина айсберга, на самом деле, давление, обыски, попытки похищений, угрозы были и до этого.

Оригинал

Бахтияр Топуз

Около 6 утра начали разбивать окно в комнате, где спали дети. Я проснулся, побежал в комнату, прикрывая собой детей от стекла — осколки летели на кровать, в которой они все вместе лежали в тот день.

После разбившегося стекла первое, что я увидел, это дуло автоматического оружия, которое было направлено в сторону детей.

Они вломились и к моим родителям — дверь была заложена одеялами и заставлена шифоньером, так как этой дверью мы не пользовались. Через стенку жила моя сестренка с мужем, двухлетним и полугодовалым детьми. На них тоже наставили оружие. После этого начали тыкать постановлением суда, в котором была прописана только одна фамилия — Алиев (видимо, имеется в виду Муслим Алиев, один из обвиняемых по делу — ОВД-Инфо). Я, возможно, считался причастным к делу. Ни фамилии судьи, ни подписи в постановлении не было, только печать. Я ничего не стал подписывать. Они привели своих понятых, не позволив нам самим выбрать понятых из числа соседей, причем свидетельство этих понятых записывали без предоставления паспортных данных. Видно было, что они их подобрали с улицы, один из них был под явным наркотическим воздействием, так как постоянно шатался из стороны в сторону.

Составили протокол изымаемых вещей: один жесткий диск, флешка на 500 гб, ноутбук, смартфон, которые до сих пор не вернули.

Затем увезли на допрос в отделение в г. Ялта по ул. Садовой. Стали допрашивать. Начали с того, что показали фотографии всех, кого задержали, спрашивали, знаю ли я их, я отвечал: «Вам лучше об этом известно».

Потом спросили, являюсь ли я членом партии «Хизб ут-Тахрир», я ответил: «Я имам и строю свое отношение к людям на основе ислама, а кем являюсь я или мои друзья — это не моя работа говорить об этом, а ваша». Потом про ИГИЛ спрашивали, как я к ним отношусь.

Большая часть вопросов касалась «Хизб ут-Тахрир»: кто они, где собираются, как я к ним отношусь, читаю ли я их книги, журналы, газеты и т. д. Я ответил, что читаю все: «Вы же читаете. Мне значит нельзя, а вам можно?»

После писаки, который записывал мои ответы, пришел говорун, который вытягивал из меня слова. Я отказался говорить и молчал, а он продолжал говорить, уговаривать меня, давил на мое положение: давай, мол, будем работать вместе. Я продолжал молчать, потом он ушел, и после него приходит так называемый сурьезный паренек по имени Саша. Он говорил более конкретно: мол, давай так-либо ты с нами, либо ты против нас, и идешь за ними в тюрьму, выбирай. Я ему ответил, что в таких делах для меня выбора не существует, после чего он уходил и приходил с повторным предложением еще два раза. Мой ответ был прежним. Все это происходило с промежутками в 2–3 часа, и где-то к 8 часам вечера меня выпустили.

Как выяснилось, людей в те дни обыскивали и задерживали не только в связи с деятельностью «Хизб ут-Тахрир», признанной террористической организацией на территории РФ, но и по делу о диверсии на железной дороге — неизвестные раскрутили несколько болтов с железнодорожных путей.

Айдер Московский

В шесть утра ворвались, с автоматами, в масках, скрутили, связали. И меня, и сына связали. Жена начала читать постановление, судья Дегтярева (по-видимому, речь о судье Железнодорожного районного суда Симферополя Виктории Дегтяревой — ОВД-Инфо). Потом уже начали шмон наводить — следователи были, ОМОН был, все было. Проверили весь дом, но ничего не нашли, потому что у меня ничего нету. Я простой, обычный рабочий человек, у меня ничего нету и не должно было быть. Что, если я мусульманин, крымский татарин, значит, меня можно вот так связывать? Приходите, разговаривайте, пожалуйста, по-человечески, нормально, я вам все объясню, что я знаю. Что я не знаю — я ничего не могу сказать.

Больше ничего грубого не было. Забрали инструмент крупный, какой у меня был — я работаю на СТО (станция техобслуживания — ОВД-Инфо), работал в колхозе. Коран забрали. Пока еще ничего не вернули, не знаю — вернут, не вернут.

Потом поехали в Симферополь. Они сказали: «Мы вас туда отвезем, а обратно вы сами». Я добровольно поехал, чтобы не нарваться на лишние грубости, спокойно поехал. Отпираться бесполезно, а то начнут силу применять, будет хуже, будут лишние вопросы. Зачем? Лучше по-хорошему. Я за собой вины не чувствовал и не чувствую по сей день. Чего мне бояться? Мне бояться нечего.

До семи часов нас продержали в отделении. В основном, насчет сим-карты расспрашивали и знаю ли я, участвовал ли в том, что какие-то пути разбирали где-то. Как власть поменялась, мы сим-карты закупали, краснодарские, здесь были какие-то белые сим-карты, не знаю, чьи они были. (В феврале 2016 года сообщалось о нелегальной торговле сим-картами в Крыму. — ОВД-Инфо) Кто сколько мог, столько брал, пока не нормализовалось все. На железной дороге я не работал, поэтому я знать не знал, разбирали там пути, не разбирали, пока они ко мне не пришли. Вообще даже понятия не имел.

Я без понятия, почему, на каком основании пришли, ворвались, кто им дал такой расклад. Я абсолютно не знаю, почему, кому я мог дорогу перейти. Месяц скоро будет, в голове все это крутится у меня, не могу понять. Я к железной дороге абсолютно никакого отношения не имел.
На второй день у меня соседа задержали, через дорогу. По этому же делу, сказали. Но он работал на железной дороге. Его отпустили в три часа. А меня с сыном отпустили в семь часов вечера.

Больше никто ко мне не приходил, не звонили. Я семь дней назад мать похоронил, переживала это все, инфаркт перенесла (разговор происходил 7 марта — ОВД-Инфо). Теперь хочу хоть немножко в себя прийти, потом поехать, узнать, вернут они мне инструмент, не вернут. Коран должны были вернуть. Прабабушка писала своей рукой. Надеюсь, может, вернут.

Анна Сирук, жена Вадима Сирука, арестованного по делу «Хизб ут-Тахрир»

Где-то без десяти семь утра к нам постучали в дверь, активно постучали, так сказать. Не представились. Минут пять они стояли, потом сказали: «Это полиция, будет ломать дверь». Муж открыл дверь, вошли, может, семь, может, десять человек. Они ходили туда-сюда, я точно не знаю, сколько их было. Может, кто-то там еще на улице оставался. Они были одеты в обычную гражданскую одежду, но один или двое были в каких-то спецкостюмах, в балаклавах, с автоматами. Один из тех, кто пришел, представился, показал удостоверение. Я не видела, он мужу показывал, не помню, следователь чего он там. Они мужу показали постановление суда об обыске и понятых двоих привели с собой. Муж начал возмущаться, что они с собой привели понятых, и попросил сходить за соседом: хозяин дома, в котором мы жили, на первом этаже живет, а мы на втором. Они сначала отказались, но потом все-таки согласились сходить вниз. Сходили вниз, сказали, что его нет дома. Муж сказал, что он по-любому дома. Они во второй раз сходили, все-таки его привели. В общем, те остались понятые, которых они привели, и хозяина дома оформили как понятого.

Начали обыск. Не могу сказать, что они очень тщательно все проверяли, что могли в комнате. Но насколько могли, проверяли. Даже бахилы надели. Мой планшет забрали, мужа телефоны забрали, какие-то две флэшки нашли, забрали. Об этом составили протокол — насколько я могла оценить, что было на самом деле, то они и написали. Вроде никаких посторонних вещей, которых там не должно было быть найдено, там написано не было. Ни видеосъемка, ни фотосъемка обыска не велась. Один из понятых сфотографировал мужа паспорт, и все. И, как они выразились, за дачей объяснений увезли мужа. Потом где-то через часик муж мне позвонил с телефона следователя, сказал, что его перевозят в Симферополь из Ялты. Сказал адрес, это отделение ФСБ.

Несколько часов, я так поняла, он находился там, и потом, уже ближе к вечеру, он позвонил и мне сказал, что его отправляют в ИВС в Симферополе. Но я не знаю, насколько он туда попал или нет, потому что, как мы поняли уже позже, этот ИВС был переполнен, и их отправили в Саки — мужа и Эмир-Усеина (Эмир-Усеин Куку — правозащитник, представитель Контактной группы по правам человека в Ялте и окрестностях — ОВД-Инфо). Больше телефонной связи у нас с ним не было, только адвокат с ним общается. Мы довольно быстро связались с адвокатом Эмиром Курбединовым, он в тот же день общался со следователем. К вечеру мы уже знали статью, по которой их обвиняют.
Свидания мне не давали. Я так понимаю, что у нас есть право на свидание, но до апелляционного суда мы не могли, потому что еще не вступило в силу решение суда, как я поняла. У нас есть возможность передавать какие-то передачки в суды, одежду.

Конечно, опасения у нас были, что-то такое может произойти. Многих мусульман тоже дергали по похожим обстоятельствам. Вообще в России это такая распространенная практика. Не то чтобы мы сильно этого ждали, но предполагали такой вариант. К тому же после задержаний в Севастополе… (В январе и апреле 2015 года в Севастополе были задержаны четыре человека, также ставших обвиняемыми по делу о деятельности «Хизб ут-Тахрир». — ОВД-Инфо)

Литературу до этого у нас не изымали. Но где-то за месяц до обыска к нам приходила женщина, представилась, что из полиции, не помню, вроде как у нее была наводка на этот дом, что там какая-то девочка из приюта что-то украла, и она переписывала, кто живет в этом доме. А мы живем не по прописке. Я так подозреваю, что это связано, потому что другой информации о том, что мы там живем, мы не давали.

Сейчас, когда все позади, события не кажутся столь ужасными и пугающими, но тогда. Когда мы только-только вступили на путь отстаивания прав (своих, рабочих, обманутых акционеров) со стороны милиции был шквал произвола. Город наш градообразующий, столица черной металлургии, но периферия, моногород. Власть фактически в одних руках и все структуры местного самоуправления фактически играют под дудку одного — хозяина Магнитогорского металлургического комбината Виктора Рашникова.

Хочу рассказать об одном ярком событии. В 2009 году летом на ОАО «ММК» с дружественным визитом (на деле — очередной распил государственной собственности) приезжал сам Пу. Естественно, что все правоохранительные органы были начеку, и смотрели в оба. Моего мужа, еще работающего на ММК (его смогут уволить оттуда только через полгода), послали на курсы повышения квалификации, так как из-за посменной работы его выходной совпадал с приездом главного человека.

Я на тот момент уже была без работы, так как сотрудники ФСБ шантажом заставили работодателя уволить меня. В этот день обманутые акционеры решили попытать счастья, в очередной раз привлечь к себе внимание главных лиц и провести хотя бы одиночные пикеты на площади перед административным зданием заводоуправления ОАО «ММК». Я решила внести посильную лепту и привезти председателя Комитета обманутых акционеров ОАО «ММК» Сергея Алексеевича Васильева к этой площади. Рано утром на своей машине я отвезла мужа в учебный центр, потом заехала за Васильевым.

И вот, начиная от дома, я замечаю за своей машиной слежку. Ее проводили на трех машинах, постоянно меняя их, где-то опережая меня. Заводоуправление ММК, как и весь ММК, находится на левом берегу реки Урал, в Азии. А жилой город располагается на правом ее берегу, в Европе. Пока мы ехали, все время меня вели. При таком раскладе я побоялась подъезжать близко к площади заводоуправления, к тому же Сергей Алексеевич решил навестить друга, работающего рядом, но не на территории ОАО «ММК». Мы подъехали к этому зданию, возле которого была расположена стоянка, где я и припарковалась.

Пока я ждала Сергея Алексеевича, на стоянку въехало две машины ППС и легковой автомобиль с сотрудниками районной милиции и промышленной милиции ОАО «ММК» (ММК имеет свой отдельный правоохранительный орган, чтобы иметь возможность сажать в тюрьму рабочих за пронос болта, тогда как частое исчезновение вагонов с металлом — не их компетенция). Из машин вышла толпа людей в форме и в штатском. Два человека в штатском, один из которых был старший оперуполномоченный Центра по борьбе с экстремизмом ГУВД Ягодин Василий Анатольевич (который и вел все это действо), другой — сотрудник промышленной милиции ММК. Мне они сказали, что, мол, поступил анонимный звонок, что моя машина признана подозрительной. На мои попытки умничать — по каким критериям именно моя машина из многих машин на стоянке признана подозрительной и почему верят анонимным звонкам, мне сказали, что за сопротивление представителям власти будет еще хуже.

И начали настаивать на немедленном досмотре машины. При этом одна из машин ППС полностью блокировала мне проезд. Мне было сказано, что, если я позволю себе сопротивление власти, меня сейчас же конвоируют, а машину отбуксируют в милицию. Тут, надо сказать, им крупно повезло, а я по забывчивости допустила оплошность. Накануне, за неделю до вышеуказанных событий, мой муж хотел провести пикет против полицейского произвола. В разрешении на проведение было отказано, но были сделаны плакаты, которые я и забыла в машине и так их и возила (эти плакаты так бы и не увидели свет, но в ходе полицейского произвола менты их и прочитали).

Произведя поверхностный досмотр салона и досмотр багажника, они вытащили из машины эти плакаты (всего-то две штуки), и мне было радостно предъявлено: ага, вы попались. Тут же был составлен протокол с изъятием этих плакатов. Тут как раз подошел Васильев, и действо продолжилось. Нам сказали, что мы конвоируемся на территорию промышленной милиции, где будем опрошены. Но, если я буду паинькой, то доеду туда на своей машине, а не в машине ППС. Один из сотрудников милиции сел ко мне в машину, Васильев — в машину ППС, и под конвоем милицейских машин мы поехали на территорию промышленной милиции ОАО «ММК». Там списали наши данные, у нас забрали паспорта, а мы по очереди были допрошены сотрудником промышленной милиции — женщины, не помню ее имени. Она пытала меня два часа: что я делала на этой стоянке, что это за плакаты, какое там содержание и почему мне не сидится дома, мол, борьба за права — это сотрясание воздуха (не для протокола). Составив наконец-то протокол задержания, мне дали его подписать и сказали, что сейчас будет произведен обыск автомашины.

Нас с Васильевым вывели во двор, на солнцепек. Сергей Алексеевич — старый человек, ему тяжело было терпеть этот спектакль, он выпил таблетки от сердца и вызвал «скорую помощь». Пока он ждал приезда врачей на лавочке (сами понимаете, что оснований для его задержания не было вовсе), пригласили двух понятых, в присутствии еще двух полицейских, женщины, что допрашивала меня, и господина Ягодина сначала произвели обыск моей сумки, перерыв там все, потом начали тщательный осмотр моей машинки. Перетрясли все — и коврики в салоне, и запаску в багажнике. Было ощущение, что они, как Бендер, с удовольствием вскрыли бы ножом обивку сидений, так, бедненькие, от скуки вошли в раж, но чудом удержались.

Ничего не найдя, они составили протокол о досмотре, который я подписала. По своей еще неопытности и детской наивности, я полагала, что мои мучения на этом закончатся. Я забыла сотовый телефон дома, и ребенка пора было забирать из садика. Это сейчас я могу вспоминать с иронией и легким наплывом юмора, но тогда я сильно нервничала, можно сказать, паниковала, этот стресс еще будет со мной три последующих дня. Я спросила Ягодина, когда мне отдадут паспорт и я смогу ехать домой, на что услышала, что отпускать меня не собираются, паспорт не отдадут, и вообще он желает со мной еще побеседовать. Фактически я была у них в заложниках.

Меня опять повели в кабинет, но в другой. Добрый полицейский предложил мне чашку чая. И начали пытать по одному административному делу, которое было то ли месяц назад, то ли еще раньше. Из пустого в порожнее, по сто раз одно и то же, мне еще целых три часа выносили мозг, то угрожали и запугивали, то играли в добрых дядюшек. Уже основательно стемнело, все давным-давно разошлись, и только мы с Ягодиным обсуждали дела минувших дней. Я морально и физически устала, когда наконец-то меня изволили отпустить. Домой я приехала уже ближе к девяти вечера. Впоследствии я писала жалобы на действия сотрудников правоохранительных органов, на что мне отвечали, что все в рамках закона, приравнивая меня к особо опасным преступникам. Полицейский произвол в глубинках еще более масштабен, чем в столице. Ты один на один с этой махиной, и когда попадаешь в ловушку, то остро это ощущаешь. Я ехала и радовалась, что мне не подкинули наркотики или не придумали еще чего-нибудь. Слава богу день приезда Путина закончился.

Восьмого ноября мы небольшой группой приехали в Орловскую область, чтобы выразить — не проводить общественно-публичное мероприятие, не проводить пикетирование, а просто подойти, там, к дверям колонии, насколько это будет возможно, к забору и выразить свое мнение, постоять с плакатом, без каких- то требований, лозунгов, скандирований, без ничего.

В этой колонии находится Олег Навальный, брат Алексея Навального, как мы знаем. Это такая известная достаточно история, по абсолютно надуманному обвинению, политически-мотивированный процесс, на сто процентов. Мы приехали туда, постояли, дождались там всю королевскую рать Орловской области. То есть, я так понимаю, приехало начальство колонии, ФСБ, КГБ, и, я не знаю, какие-то ОВД. Они долгое время почему-то ходили вокруг нас, никаких требований, собственно говоря, законных, незаконных, в отношении нас предъявлено не было. Потом подошел какой-то человек и говорит: «Вы знаете, нам так кажется, что ваши действия не совсем законные». Я говорю: «Ну, хорошо. Если вам так кажется (а мы уже стояли на этот момент, наверное, минут сорок), мы сейчас готовы прекратить эти действия. Первое требование от вас поступило, мы прекращаем свое мероприятие». Окей, хорошо. Мы спокойно сели в свои машины, поехали. Собственно говоря, практически выехали уже из этого Урицкого района, и тут прямо такая колонна машин — просто как в боевиках каких-то, вестернах. Причем это было очень похоже на вестерн, такая природа была вокруг нас. Они нам перекрывают дорогу, подбегает такой уже пожилой полковник, стучится в окно, таким извиняющимся тоном говорит: «Мне всего лишь нужно взять с вас объяснение, мы ничего не имеем против вас». Я говорю: «Ну давайте, сейчас я сижу в машине, напишу в машине это объяснение и вам передам, если вас это не затруднит?» Он говорит: «Нет. Такой сценарий нас затруднит. Выходите». Я говорю: «Ну, я так понимаю, что у меня нет другого выбора. Я правильно вас понимаю?» Он говорит: «Да».

В итоге вывели из машины. Видимо, они увидели во мне какого-то организатора этой акции, потому что я с ними там говорил, на месте пытался урегулировать вопрос. Столько полиции я не видел в одном месте никогда. То есть пресса не могла войти в ОВД, потому что они толпились. Для них это был какой-то вызов. Они подходили ко мне и разве что за рубашку не вертели. Я говорю: «Вы что, первый раз видите какого-то человека, который выражает свою позицию? К чему такой интерес?» У них был просто неподдельный интерес. Они подходят, спрашивают: «А вот как вы приехали? Сами, да? И постояли? Неужели такое может быть?» Это было все, конечно, очень забавно. Я говорю: «Ну хорошо, составляйте материалы, едем в суд».

Вызвали судью из дома, судья пришла с детьми туда, в суд. То есть такая прямо семейная обстановка была в суде. Я ни одного судебного пристава вообще там не заметил. То есть суд без судебных приставов был. Передали мои материалы, судья отказывалась рассматривать эти материалы, потому что эти материалы состояли из двух документов — это протокол о совершении административного правонарушения и мои объяснения. Все остальные документы почему-то сотрудники полиции не составили. Хотя я им давал какие-то недвусмысленные подсказки, — ну, чтоб понимали, что мы сейчас будем составлять так или иначе в суде: вы же меня задержали, вы же меня доставили, может быть, еще что-то? Они: «Нет-нет! Все мы передали! Все. Этого достаточно!» Судья, конечно, все это вернула. И сказала: «Нет. Я такое рассматривать не буду». Просто потому, что это неприлично, наверное, рассматривать. И все. И мы уехали из Орловской области.

11 ноября они, видимо, попытались провести без меня что-то. В чем-то они затруднились, непонятная какая-то история. Но в итоге суд нам официально заявил, что все материалы возвращены в Урицкий ОВД. То есть в суде никакого дела моего нет. И знать они о нем не знают с 11 ноября. В итоге что делает полиция? Мне звонит вот этот полковник Грошев и говорит: «Вы знаете, нам срочно надо, чтобы вы приехали к нам в Урицкий ОВД из Москвы». Я говорю: «А на каком основании вообще? А зачем? Вы составили материалы. Определение о передаче материалов в суд есть. В чем дело-то?» — «Нет. Вот это очень важно, я не могу вам всего объяснить, вы должны к нам приехать». Я говорю: «Нет, если вы не можете мне объяснить, то я не могу к вам приехать. Извините». Он пропал, и во мне такая радуга оптимизма: «Все хорошо! Наконец-то отстали!»

И тут в середине декабря мне звонят обеспокоенные родители в полпервого ночи и говорят, что приехала группа из Урицкого ОВД, стоит под дверьми, тычет в какой-то планшет, показывает, что я с каким-то плакатом стою, что меня нужно увезти. Я просто говорю: «Мам, передай, пожалуйста, трубочку этому нерадивому Айрапетяну». Так звали сотрудника. Он, кстати, был участковый уполномоченный. То есть они участкового уполномоченного сорвали с его территории и отправили в командированной группе в Москву, на служебной «Ниве». Меня больше пугало, сколько мы будем на этой «Ниве» ехать до Орловской области из Москвы. Там, наверное, весь срок административного ареста прошел бы, пока мы доехали бы. У них не было ни протокола о принудительном доставлении, ни какой-то повестки, ничего. С голыми руками, но с планшетом, где есть какая-то фотография. Я им говорю: вы время видели, уважаемые? Полпервого ночи. Люди спят, как правило. Какие-то процессуальные нормы вам вообще знакомы? Какое принудительное доставление? У вас нет постановления. У вас вообще ничего нет. Требование у них было ко мне только одно: «Давайте мы с вами встретимся, в личной беседе все объясним». Я говорю: «Не хочу я с вами встречаться, у вас есть уникальная возможность мне все это объяснить по телефону сейчас». Но они не пошли на мои условия и хотели добиваться. И в итоге они под моими окнами двое суток торчали.

А сейчас мне стал звонить — не помню, к сожалению, его инициалов и фамилии. В твиттере у меня есть. Он уже представился сотрудником уголовного розыска. Управление МВД по Орловской области. «То есть, — я говорю, — мой кейс выходит на какой-то новый уровень, вы мне просто льстите. Идет уже третий месяц, уже уголовный розыск по Орловской области начинает заниматься моим делом». Я говорю: «Вы что от меня хотите? Вы можете сформулировать свои требования? Желательно какие-то нормативы». — «Ой, вы опять, знаете, давайте наши сотрудники с вами встретятся, будут мимо ехать, нам нужно вам повестку какую-то передать». Я говорю: «Повестку по поводу чего? Судебную повестку? Что вы хотите?» — «Вот, на 12 марта мы хотим вас вызвать». Я говорю: «Вы знаете, я опять не понимаю о чем идет речь». Видимо, они хотят все-таки меня туда привезти, по-быстрому состряпать хоть какие-то материалы, составить для себя какое-то удобоваримое объяснение, которое они потом предъявят своему начальству и скажут: «Видите, как мы пресекли опасных каких-то московских активистов. Больше они у нас не появятся». Я так понимаю, какой-то обычный чиновничий интерес — получить личную выгоду из всей этой ситуации на своем региональном уровне.

В итоге вот они опять приезжали. Буквально прямо перед маршем памяти Бориса Немцова они приехали, опять родители их увидели. Но в этот раз домой не заходили уже, терлись в подъезде внизу. То есть тактика стала более осторожной. Моя мама их увидела еще в семь утра, а позвонили они мне в два часа дня. Я говорю: «Что же вы столько часов, собственно говоря, делали? Что же вы мне сразу с утра не набрали? Если вам нужно только поговорить, если вам повестку подписать? Что же вы там около семи часов под окнами терлись, как партизаны?» Я говорю: «Объясните свои действия. Детский сад просто!» — «Виталий, нужно только подписать повестку». — «Давайте так: вот если мы сейчас звоним в Урицкий районный суд и они нам подтверждают, что они выписали судебную повестку на 12 марта, тогда мы с вами встретимся в присутствии прессы, общественных представителей, адвокатов, в людном месте — пожалуйста, я готов у вас взять все материалы, даже провести с вами короткий диалог. Но только в присутствии названных представителей». Он что-то мялся-мялся. Я говорю: «Все. Мы звоним в суд». Но суд, конечно, ничего не подтвердил. Более того — там сказали, что уголовный розыск вообще никакого отношения к их судебной работе не имеет, естественно. Никаких повесток, никаких дат, на 12 марта они не назначали. Я перезвонил, говорю: «Ребята, что-то мы, думаю, не договоримся с вами. Всего доброго, до свидания». Ребята уехали.

Я в последнее время часто по вечерам играл возле Музея Революции, в районе метро «Площадь Революции». Полиция, когда праздники, напряг, ко мне подходят и говорят, чтобы я уходил. Я спрашиваю, в чем дело, но потом собираюсь и ухожу. Они уже многие видели меня там, и машины полицейские проезжают, когда я играю. Когда холод, я обычно в переход иду. В данном случае был ветер, я пошел, где ступеньки, вход в торговый центр «Охотный ряд», там углубление, спуск такой. Сел туда, где широкая лестница. Естественно, никому не мешал — там до входа где-то восемь-десять метров. На лестнице может сто-двести человек поместиться. День — среда, никого нет фактически: пара человек стоят, курят, и еще по одному, по два спускаются или поднимаются. Я и раньше там садился временами, и охранники меня не прогоняли.

А тут пару вещей сыграл где-то — подъехала полиция, два полицейских. Говорят, был звонок, что я мешаю и собираю людей вокруг себя. Я говорю: «Ну хорошо, я ухожу, я и так уже собираюсь уходить». — «Нет, проедемте с нами, там вам объяснят. Если будете сопротивляться, применим силу». Что делать? Я собрался, погрузили мои вещи — пилу и комбик. Поехали туда, я там прождал два с половиной часа. Они в это время как раз составляли протокол. Без понятых, без всего.

Я протокол прочитал, когда меня в комнату завели. Совершенно не согласился с ним: там было написано, что я совершил правонарушение по статье 20.2.2, часть 1-я, что я организовывал непубличное выступление или что-то такое с привлечением десяти и более человек. Ну, совершенно притянуто. Я говорю: «Я не буду такой протокол подписывать». Они говорят: «Как хотите, все равно в суд будут поданы документы. Напишите, что не согласны». Я написал, что не согласен с протоколом, все-таки подписал. Второй экземпляр мне выдали, но копию квитанции об изъятии моих вещей — у меня отобрали и пилу, и комбик — мне не дали. Сейчас мне практически нечем зарабатывать.

Функционер КПРФ из Новой Москвы Игорь Сагенбаев в разговоре с ОВД-Инфо отметил, что участие в акции примут «красные» депутаты Госдумы и Мосгордумы, и уточнил, что противостояние компартии и подчиненных Сергея Собянина вызвано сбором подписей под предложением наложить временный мораторий на платежи за капремонт:

«Когда пошли наши „кубы“, власти Москвы нервно отнеслись и в управы пошло указание — не допустить под любыми предлогами.

КПРФ вела сбор подписей по многим районам Москвы. Сбор подписей не регламентирован, согласований никаких не нужно, но правоохранительные органы, управы, главы поселений реагировали очень нервно, пытаясь не допустить.

В Щербинке активистов задержали на 48 часов, меня в том числе. Оттуда сразу повезли в суд и дали штраф. В Лефортово были нападения, ножами резали „кубы“ — сейчас уголовное дело заведено.

Нам говорят — согласовывайте как пикеты, если вы хотите стоять с кубами. Хорошо, стали подавать на согласования как на пикеты. Они нам начали выдавать разрешения: пикет разрешен — „без использования информационных „кубов““! Вот такая формулировка.

В законе четко написано, что при пикетировании разрешено использование плакатов, транспарантов, иных средств наглядной агитации. Нам были ответы: „Если бы вы держали „куб“ в руках, это был бы плакат“. Бред сивой кобылы.

Тем более, если один человек собирает подписи у „куба“ без всяких согласований — это даже не одиночный пикет. Когда в судах нас осуждали, сотрудники полиции говорили, что это пикет. Но у пикета должен был объект пикетирования. На вопрос об этом они отвечали, что „объектом пикетирования был „куб““. Несмотря на этот бред, суды все равно выносили решения, все равно штрафовали.

Я обжаловал это в Кунцевском районном суде — потому что много таких решений было в Западном административном округе. У администрации там была позиция, что они нам давали просто рекомендательные бумажки! Сначала нас забирали в отделения, задерживали на три часа, судили за то, что мы ничего не согласовывали…

Я недавно в Граде Московском (район Новой Москвы — прим.) проводил встречу с жителями по вопросу обустройства детской площадки у них в районе. Туда приехали сотрудники полиции, спрашивают: „На каком основании вы собрались?“ Мы отвечаем — обсудить ситуацию с детской площадкой. Они: „Нет, вы — коммунист, вы собрали политическое собрание“. Якобы я должен на любое собрание просить разрешение. Припомнили мне Щербинку, припомнили мне „кубы“… Хорошо, жители вступились и послали их».

P. S. Сегодня Госдума рассмотрит в первом чтении правительственный законопроект, приравнивающий, в частности, «кубы» к пикетам. Непонимания о том, как воспринимать «кубы», в прошлом году возникали также и у мэрии Москвы с «Партией прогресса».

Был вчера в Черемушкинским районном суде, где с 10 утра были запланированы рассмотрения по административным делам в отношении защитников Теплого стана, задержанных в результате провокаций неподалеку от места незаконной застройки. От портала «ОВД-ИНФО» поступила информация, что у ребят нет юриста, ситуация для них новая, и было бы здорово как то им помочь профессиональными советами, написать какие-то ходатайства, подготовиться к апелляционным жалобам.

Увиденное в суде уже лишний раз подтвердило тезис, насколько же сильно могут меняться (в плохую сторону) сотрудники суда, когда речь идет о делах, имеющих «общественную» подоплеку. У секретарей тут же появляется какая-то презрительная надменность и бесстрашие перед угрозой возможных жалоб, а судьи начинают пылать отсутствием желания пообщаться. Хотя столкнись мы с ними, как ранее бывало, по обычной «административке», отношение было бы иным. Вот такие «особенности».

Задержанных ребят долго не привозили, разговорились с их друзьями, тоже защитниками Теплого Стана. У людей полное непонимание, как такое возможно, чего добивается правительство, почему полиция заведомо принимает сторону застройщика и игнорирует провокаторов, совсем не разбирается кого задерживать.

Вижу в коридоре родственников. Вот кого то ждет мать, волнуется. Кто-то пришел с отцом. В суде почти все первый раз. Политикой особо не интересуются, но уже все понимают, жизнь за последние дни сильно научила.

Задержанных привозят около 12 дня. Хамоватая тетка из ОВД, приставленная их «сопровождать», бесконечно верещит, что мол «не суетитесь, щас вам дадут штраф, 1–2 тыщи, и пойдете на работу». Спрашиваю дали ли ознакомиться с материалами, тетка начинает уверенно перебивать «все дали». Оказалось не дали. Материалов дела задержанные толком не видели, им даже статью не разъяснили, а люди почти 2 суток в ОВД просидели.

Задержанные «защитники Теплого Стана» — обычные городские ребята, любят свой район, многие живут в нем всю жизнь, знают друг друга со школы. Легко представляю себя и своих друзей на их месте. Никакой политической ангажированности у них нет, просто чувство справедливости, которое этой застройкой хамски попрали.

Появилась и полиция, пришли свидетельствовать. Люди сразу сказали, что одного там и вовсе не было. Оказалось местный участковый. В итоге парочка полицейских-свидетелей «забыла» в своих показаниях про провокаторов, зато не «забыла» про то, чего не было, но касалось защитников. Поймал их в коридоре, спрашиваю «чего про провокаторов то забыли сказать, и вобще почему их не задержали там же на месте». В ответ заговорщически промолчали.

Про Суд и писать нечего. Как успели, подготовили ходатайства, рассказал про статью и права. Первое постановление судья Боднарь «выносила» 2 часа, периодически бегая в коридор. Итог, все кроме одного получили аресты, аж от 7 суток…

По одному парню пишу апелляционную жалобу, завтра подам.
Уже на выходе из здания встретил ту самую горластую тетку из ОВД. Спрашиваю, ну и «где ваши штрафы, ребят то закрыли». Тетя покраснела, развела руками и с грустным вздохом выдавила «ну, а я то чего, я чего…»

Долго не могла придумать, что можно написать по этому поводу… Пересказ этого фарса бессмыслен — да, для меня это действо было новым и весьма познавательным. Но для моих друзей и единомышленников, которых по этой статье задерживали уже не один раз, все это уже пройденный этап. И вся дискуссия сейчас для них сводится к одному: платить мне штраф или нет.

Я могла бы перечислить законы и статьи, которые были нарушены при моем задержании — начиная со статьи 31 Конституции РФ, заканчивая актами Венецианской комиссии по правам человека. Но, опять-таки, кому кроме нас в нашей стране это интересно?

Потом поняла, что лично для меня стало в судебном процессе самым возмутительным. И именно об этом я хочу написать.

На судебный процесс пришли многие мои друзья, и в качестве свидетелей (которых судья, конечно же, не посчитала нужным опросить), и просто для моральной поддержки. И, конечно же, многие из них фотографировали всю нашу толпу не только возле здания суда, но и в коридоре. И, конечно же, судебный пристав-исполнитель в соответствии со всей важностью роли наделённого властью маленького человека запрещал нам это делать.

Здесь должна сделать отступление. Впервые с запретом снимать в коридоре суда столкнулась, когда присутствовала на аналогичном процессе Ольги Мазуровой, который был около месяца назад в этом же Тверском суде. Ее тогда судили за прогулку с Конституцией 12 декабря 2015 года. Тогда приставы несколько раз грозились протоколами за фотографии на телефон в коридоре. Правил поведения в суде на тот момент я не знала, поэтому старалась особо не светиться. Но моё обостренное чувство справедливости говорило мне, что пристав не имеет права запрещать мне фотографировать в коридоре суда.
Уже потом, подробно изучив этот вопрос, я поняла, что моё внутреннее возмущение было абсолютно оправданным, и написала на эту тему подробный пост с ссылками на законы.

Так вот. Пока судья периодически совещалась сама с собой, мы, разумеется, фотографировали друг друга, и когда это увидел пристав, начал грозить нам превентивными мерами, я возмутилась. Вести съемку в коридоре суда не запрещено! А, значит, можно. Разумеется, у пристава свои мысли на этот счет. Начался возмущенный галдеж, который прервал Олег Дмитриевич Безниско.

Олег Дмитриевич — великолепный, не побоюсь этого слова, крутой правозащитник. Отдельное ему спасибо за помощь в суде. Как истинный юрист и защитник Олег Дмитриевич объяснил нам, что на входе у здание суда, напротив рамки висит бумажка, на которой написаны Правила поведения в здании суда, подписанные председателем Тверского районного суда. И одним из пунктов этих правил как раз-таки и является пункт, запрещающий вести съемку в здании суда без специального разрешения на то председателя суда. Сфотографировать эти правила не смогла по уже обозначенной причине…

Так вот, Олег Дмитриевич разъяснил, что да, председатель суда нарушает закон, запрещая в здании суда съемку. Да, мы можем на него пожаловаться в вышестоящую инстанцию: председателю Мосгорсуда. Но там тоже висит такая же бумажка, и председатель Мосгорсуда так же нарушает закон.

Мы посмеялись и решили не нервировать пристава. Конечно, фотографировать не перестали, но делали это так, чтобы он не видел.

И в связи со всей этой историей мне не дает покоя одна мысль. Ведь пристав наверняка знает, что исполняя заведомо незаконное распоряжение председателя суда, он тем самым сам становится нарушителем. И ведь казалось бы, такая мелочь — съемка в коридоре суда! Но послушайте! Вся наша жизнь складывается из подобных мелочей! Сегодня пристав в суде, наделенный определенными властными полномочиями, запрещает фотографировать в коридоре, не имея на то никаких законных оснований, а завтра полицейские незаконно задерживают человека с плакатом против произвола полиции и коррупции властей…

Все начинается с мелочей. И судебный пристав-исполнитель всего лишь маленький человек, который со всем рвением своего рабского сознания готов прессовать того, кто будет спорить с решением вожака.

С другой стороны — судья. Лицо, наделенное судебной властью. Призванное вершить правосудие. Следить за соблюдением законности и правопорядка. Лицо независимое и подчиняющееся только Конституции и другим законодательным актам. Понимаете, да, к чему я клоню?..

Вот судья — как раз-таки лицо, имеющее все полномочия для того, чтобы принимать независимое решение, основанное на фактах, а не на домыслах. Но почему же тогда у судьи, зачитывающей обвинительное заключение, так дрожит голос? и почему так дрожат листы в её руках? Она тоже суслик? Маленький человек, как и пристав?

А кто же тогда агроном?..

Многие, наверно, уже в курсе того, что произошло вчера вечером на традиционном оппозиционном одиночном пикете на Манежной площади. Марка Гальперина и меня зачем-то задержали и доставили в УВД Китай-город. Там нам были выписаны постановления об административном правонарушении ст. 20.2 КоАП: нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования. Марку вменяют часть 8, мне 5 (если я правильно запомнила, но не уверена, потому что подписывать протокол я отказалась, с собой его не забрала).

В принципе, морально я была готова к такому развитию событий. Поэтому поездка в автозаке с сиреной, как ни странно, не оказалась для меня чем-то пугающим, скорее абсурдным.

Хочу сразу сказать: на моем месте мог оказаться любой из тех, кто пришел в тот вечер на Манежную площадь, чтобы выразить свой протест. И я бесконечно благодарна всем, кто ждал меня возле ОВД «Китай-город», ради той искренней радости, объятий и поцелуев, которые мне достались (на мой взгляд, абсолютно незаслуженно), стоило два часа посидеть в «клетке». Скажу честно, для меня это новый опыт, я законопослушный гражданин, до этого момента меня даже за переход в неположенном месте ни разу не штрафовали… Очучения непередаваемые!..

Поэтому прошу вас, не говорите, что я смелая, или какая-то особая. Просто мне не повезло (или, наоборот, повезло!), и моя очередь развернуть свой плакат подошла именно в тот момент, когда была дана команда разогнать протест.

На фото- и видеосъемке хорошо видно, что происходило в тот вечер (отдельное спасибо Дмитрию Шишкину за съемку).

Хочу добавить кое-что, что осталось за кадром.

Понимая, что действия двух женщин из НОД, которые постоянно крутились вокруг нас, носят явно провокационный характер, я по просьбе Марка Гальперина побежала искать сотрудников полиции, чтобы попросить их оказать помощь и увести провокаторов с площади. Полицейского я нашла возле автозака за памятником Жукова. На мою просьбу подойти к нам и убрать провокаторов, сотрудник полиции сказал, чтобы я не переживала, рядом с нами и так полно полицейских в штатском, и что этот автозак находится здесь как раз для тех, кто проводит сейчас пикет, и что там сейчас «все будет нормально». Это первый момент.

Второй момент. Мне удалось постоять с плакатом от силы минут пять. Потому что я стояла лицом непосредственно к месту событий, и отлично видела цепочку полицейских, которые стягивались полукольцом вокруг нас. Поэтому, когда не пойми откуда взявшийся неизвестный мужчина поднял свой плакат «Я против Платона», полиция отреагировала почти мгновенно: они схватили Марка и провокатора и повели их в автозак. И только потом вернулись за мной. Я в этот момент просто стояла со свернутым плакатом и пыталась осмыслить, что вообще происходит. По-русски говоря, тупила…

Когда меня завели в автозак, в первый момент разозлилась. Там было темно, видела только силуэты двух человек и злобно спросила: ну и кто тут из вас против «Платона»?! Услышала только голос Марка, подсела к нему поближе и сделала пост о том, что Марк задержан и его везут в ОВД «Китай-город».

Пока нас почетно, с сиреной, как опасных преступников, везли в ОВД, я не могла не пристать к человеку, из-за которого впервые оказалась в автозаке. Поинтересовалась, как его зовут. Он сказал, что незнакомым людям своего имени не сообщает. Я любезно предложила познакомиться: меня Ирина зовут, а вас? Он промолчал. Тогда я поинтересовалась, сколько ему за это заплатили? Он опять ничего не ответил. Я оставила его в покое, только выразила надежду, что оно того стоило…

Но это лирика. А самое интересное то, что несмотря на задержание трех человек в «клетке» ОВД Китай-город находилась только я и Марк Гальперин. И протоколы о нарушении ст. 20.2 «в количестве примерно трех человек» были предъявлены только мне и Гальперину. И когда я спросила майора, который предъявил мне оформленный протокол, кто был этот третий и почему его фамилия не вписана в мой протокол о нарушении, тот мне ответил, что не было никакого третьего! Ему вообще не докладывают, сколько задержанных везут в автозаке! Думаю, нет смысла пояснять, что исходя из всего вышесказанного можно сделать выводы, что все события субботнего вечера 9 января 2016 года были заранее спланированной совместной акцией полиции и провокаторов НОД.

Зачем это делается? Я назову это так: терроризм на государственном уровне. Цель одна — запугать людей, чтоб неповадно было.

Поэтому моя личная позиция такова: на суд я идти не хочу, участвовать в этом фарсе не желаю. Какой смысл что-то доказывать в суде, который недалеко ушел от полиции?

Но все те люди, которые дожидались меня в течение двух часов на холоде, наперебой начали мне говорить, что мне нужно обязательно посоветоваться с адвокатом. Я была бы последней свиньей, если бы не прислушалась к их советам. У меня нет адвоката, но я пообещала, что обязательно найду, с кем можно поговорить на эту тему.

Сейчас я наконец добралась до того, ради чего я, собственно, пишу… Простите за много букв.

Теперь у меня есть адвокат, из правозащитного центра Льва Пономарева, отдельная благодарность за это Алле Фроловой. Она убедила меня в том, что не стоит давать карт-бланш полицарам. Наша цель не сесть в тюрьму, а продолжать бороться с преступниками, которые захватили власть.

К своему великому сожалению и стыду я почти никого не знаю по именам и фамилиям из тех, кто был вчера со мной на площади, и кто мог бы выступить свидетелем на представлении под названием суд (простите, назвать это просто «суд» язык не поворачивается). У меня огромная просьба отозваться тех, кто согласен прийти на суд, если будет такая необходимость. А также, если у кого-то есть фото- или видеоматериалы, также отозваться.

Еще раз всем огромная, невероятных размеров, прямо таки до облаков, благодарность!

Вместе мы победим, и Россия будет свободной!

Сегодня сходил в ОВД «Тверское», которое, видимо, в ознаменование Дня Конституции было украшено моим паспортом аж с 12 декабря. Мне, собственно, не жалко для родных ментов. Если мой документ послужит укреплению правопорядка в стране… Но тут паспорт понадобился, я решил, что достаточно они им уже попользовались и пошел за ним.
Но в указанном ОВД мне предложили такую сделку — ты, мол, ознакомишься с протоколами, составленными на тебя того самого 12 декабря, а мы тебе за это вернем твой паспорт. Ну ОК. И стал я читать «протоколы тверских мудрецов», и в протоколах этих прочитал про себя, что, оказывается, в День Конституции я в компании граждан проводил несогласованное мероприятие в виде пикета, кричал всяческие непотребные лозунги про власть, про Пахана, требовал немедленной замены последних на что-нибудь более приличное, видимо.

При этом, согласно протоколам, менты неоднократно просили меня — мол, Кригер, ну уймись же, ну веди себя прилично, ну что ты орешь-то на весь ЦАО, ну погляди на себя со стороны, ну у тебя ведь уже седина на висках…. (это я слегка инсценировал обязательную для ВСЕХ протоколов фразу «на неоднократные обращения сотрудников отвечал отказом»). Да. Так вот… потратив какое-то время на бесплодные уговоры меня вести себя более-менее прилично, сотрудники скрепя сердце решили, что я никак не успокаиваюсь, орать не прекращаю, что никак без моего задержания не обойтись… Ну и задержали с глубоким прискорбием, куда ж деваться-то? Ну для моей же пользы…
А надо сказать вам, друзья, что я до самого-самого прихода на мероприятие сомневался, приходить ли? Дело в том, что сейчас дела на работе такие, что выпади я хоть на день-два-три из производственного процесса, и все там рухнет, и никогда я с долгами не рассчитаюсь. Это с одной стороны. А с другой — что же получается? Мы больше месяца готовили эту демонстрацию, собирались вечерами, что-то там выдумывали, сочиняли, а эта их вонючая мэрия с их вонючим департаментом отвечают, что, дескать, у нас тут праздник, нам не до вас, поэтому погуляйте. Это, должен сказать, очень меня разозлило. Какого черта отбирают мое законное право? Кто такие эти олейники и майоровы, что они мне не дают выйти на улицу? И по какому праву?
И понимают ли они, что после Путина мы им обязательно это припомним? И даже не будем задним числом выдумывать новые статьи УК. Они и по теперешним себе уже сроки заработали, ущемляя наши права на прогулки по городу. Да. Извините, отвлекся.
И, борясь таким образом с собой же, я решил избрать такой вот «средний путь». То есть, я иду со всеми МОЛЧА, БЕЗ ВСЯКОЙ АГИТАЦИИ, ПРИНЦИПИАЛЬНО С ПУСТЫМИ РУКАМИ. То есть, я, конечно, понимал, что этот мой метод — мертвому припарки. Что заметут, скорее всего, просто «за лицо». Что и получилось. Но! Все же, друзья, я ничего не кричал, ни за кого из задерживаемых позорно не заступался (даже позорно и молча проводил глазами Олю Мазурову, которую поволокли в автозак за то, что держала брошюрку с Конституцией), а когда все же повели в автозак, пошел смиренно как теленок (или ягненок?)

И все равно! Менты пишут, что, дескать, орал, скандировал, на неоднократные обращения не реагировал… Во как!

В общем, «ознакомился» я с их версией. Написал в протоколах, что там все ложь, ни слова правды, что считаю свое задержание незаконным и необоснованным.

Так что, если кому интересно, я теперь почти полноценный гражданин с паспортом, мед. полисом, с постоянной регистрацией, со всеми признаками благополучного и устроенного обывателя, который каждый божий вечер «шагает себе с работы устало, любит жизнь и хочет, чтобы лучше она стала». И если посмотрит на меня случайный прохожий, то никогда не подумает, что вот этот вот приятный мужчинка с благородной сединой на висках может «выкрикивать лозунги антиправительственного содержания и не обращать внимания на неоднократные обращения сотрудников».

Вообще я собирался в кино идти и проходил мимо. Я живу в Малом Гнездниковском, Пушкинскую площадь у меня из окна видно. Когда я вышел на Тверскую, увидел скопление и решил пройти мимо, посмотреть, что происходит. И увидел полицейских, которые оцепили толпу и просили людей покинуть данное место в связи с тем, что они создают давку и мешают проходу граждан. Это немножко странно было, потому что они сами оцепили, а не люди создавали эту толпу и мешали гражданам проходить. Я просто наблюдал за этим вне оцепления буквально пару минут. Но в какой-то момент я увидел, как молодой крепкий юноша начал избивать пожилого мужчину. Он был с таким оранжевым шарфом с гербом России. У меня у самого дедушка пожилой, я не мог смотреть на это спокойно и для отвлечения его внимания дернул его за шарф. Он, конечно же, отвлекся, толпа сразу же отделила его от пожилого человека. Он замахнулся, я нагнулся, чтобы не участвовать в драке, и побежал. Буквально сто метров я успел пробежать и, когда обернулся, увидел вместо него уже полицейского, бежавшего за мной. Я так испугался, что упал. Он на меня сразу навалился, ударил меня головой о землю и заломал руки. Это было где-то в 13:08.

Никто мне, конечно же, не представился, на вопросы, на каком основании задерживают, тоже никто ответа не дал. Меня почему-то отвели постоять за елочкой. Минут, наверно, десять там подержали и подальше от тротуара, чтобы никто не заметил, провели к автозаку. Там меня встретили уже сотрудники ОМОНа, они тоже ни на какие вопросы не отвечали. После этого доставили в отделение. Там нас всех сначала посадили в какую-то комнату для заседаний, тоже никто не был компетентен отвечать на вопросы, все нервничали очень сильно. И посадили, по-моему, на час или на два в камеру. После этого уже появился кто-то более уполномоченный, начали составлять рапорт, проверили паспорт мой. К этому времени уже прошло три часа с момента задержания. Дали мне протокол, он был только наполовину заполнен, мне пришлось его самому заполнять. Показали рапорт, который был абсолютно липовый. Он под копирку писался. Нас, всех, кого привезли, было одиннадцать человек; двое нодовцев (видимо, речь о членах прокремлевского движения SERB — ОВД-Инфо), которых сразу отпустили. Забрали у меня все вещи, шнурки. Когда забирали, опись, конечно, не стали составлять. Никаких понятых тоже не было.

Посадили в камеру. Там я сидел до следующего утра. Потом вызвали второй раз, провели обыск. До этого был досмотр, потому что я сам все доставал из кармана. А когда проводили обыск, мне товарищ полицейский в ответ на вопрос, почему без понятых, сказал: «Ну, я же не досконально провожу». После этого посадили обратно в камеру. Камера у меня была отдельная (остальных посадили по двое), но где-то на полдня туда приходил мальчик, который избил свою жену. Он заходил и снова уходил — как я понимаю, его допрашивали. Там сложная история, потому что ему еще подкинули два грамма. По-видимому, отец жены позвонил кому-то, чтобы его закрыли. Через какое-то время принесли индивидуальный рацион питания. Дальнейшее обращение было вполне нормальное.

Утром (14 декабря — ОВД-Инфо) нас всех собрали, все вернули, никаких претензий на этот счет у меня нет. И началось самое интересное: когда мы все приехали в суд, в какой-то момент мы поняли, что проходит 48 часов, но нас все равно удерживают в суде. Мы уведомили об этом капитана полиции, которая с нами из ОВД приехала. Она уже на тот момент попросила судебных приставов не выпускать нас из зала суда, потому что из пятерых, кто приехал, двое умудрились сбежать. Потом нас всех распределили по разным судьям, и секретарь моего судьи сказала, что такое дело рассматривать они не будут и возвращают его на доработку. Девушка, которая с нами приехала, очень переживала, чуть ли не расплакалась. После этого мы написали заявления, что при первом требовании Тверского суда явимся. И нас отпустили.

12 июля 2015 года я и двое моих соратников, Кирилл Каблов и Дмитрий Крайнов, примерно в одно время были задержаны в разных концах города. В задержании участвовали исключительно сотрудникии ГИБДД и ЦПЭ.

Все трое задержанных были привезены под мост Саратов — Энгельс, а после моего звонка в Управление собственной безопасности по Саратову с сообщением о незаконном задержании нас троих поспешно погрузили в служебные автомобили ГИБДД и увезли в отдел полиции № 1 по Волжскому району Саратова.

После того, как нас доставили в отдел, мы были переданы дежурному по разбору, который под чутким контролем ЦПЭшников отбирал у нас объяснения на предмет того, где мы находились последние несколько часов и при каких обстоятельствах мы были задержаны. Лично меня в тот вечер сотрудник ЦПЭ Мешанков силой вытащил из маршрутного такси, в котором я направлялся домой.

В отделе у нас также был проведен досмотр, в ходе которого были изъяты флешкарты, агитационные материалы, планшетный компьютер, пара «визиток Яроша» и нож («визитки Яроша» — сувениры в виде магнита на холодильник. Их стали распространять в Киеве после того, как в сообщениях российских СМИ о столкновениях в Славянске было сказано о визитках лидера «Правого сектора» Дмитрия Яроша как о важнейших уликах, найденных среди вещей атакующих — ОВД-Инфо). Через три с лишним часа мы все были отправлены домой без предъявления каких-либо обвинений.

Утро 27 июля началось со стука в дверь сотрудников ЦПЭ, которые явились в отцовский дом с обыском. Сразу хочется заметить, что по этому адресу я не был прописан и не проживал, а в доме не находилось ни одного человека, который хоть как-либо юридически относился бы к этому помещению. Но никакие доводы не остановили сотрудников, и мне было предложено выдать агитационные материалы и все, что хоть как-то относится к оппозиционной деятельности, либо к Украине. Я ответил (конечно же, в мягкой форме), куда следует пойти сотрудникам полиции с такими предложениями, и посоветовал им на свой страх и риск искать подобные предметы в постороннем доме самостоятельно.

Неудивительно, что в ходе обыска были изъяты вещи, не имеющие отношения ко мне, а именно системный блок, модем для выхода в интернет и десяток сломанных сотовых телефонов, принадлежащих моему отцу. Из моих вещей были обнаружены лишь несколько политических брошюр и пневматический пистолет, в конечном счете признанный экспертами неработающим.

Сразу же после обыска, я был доставлен в уже практически родной отдел полиции № 1, где и узнал, что обыски также были проведены в квартире, где я прописан, но не проживаю уже около пяти лет, у моего друга Каблова и по месту прописки Крайнова, где, как оказалось, он также не проживает уже много лет. Далее дознаватель старший лейтенант Липатова, сыгравшая в этой истории огромную роль, провела допрос на предмет причастия меня и Кирилла Каблова к «проукраинским» граффити, которые появились недалеко от набережной Космонавтов 12 июля (в день нашего задержания). Уже тогда майор ЦПЭ Алексей Кузин в личной беседе заявил мне, что я наконец-то попался и избежать «трешечки» у меня не получится (сейчас нам предъявлено обвинение по ч. 2 ст. 214 УК РФ, которая как раз предусматривпет наказание в виде лишения свободы до трех лет).

В тот же день был допрошен и Каблов, Крайнова же сотрудники полиции не смогли найти. Впоследствии он сам явился в отдел полиции, но уже дал показания в качестве свидетеля, так как у сотрудников полиции не было никаких доказательств его причастности к этому событию.

У нас же началось долгое, но очень веселое следствие. Бесконечные допросы, очные ставки, ознакомления с результатами психолого-лингвистических экспертиз, изьятых во время обыска дисков и брошюр, экспертные заключения и поиск экстремистских материалов на изъятых компьютерах, флешкартах, планшетах и телефонах. Все это закончилось допросом на предмет нашего участия в оппозиционной деятельности в родном городе, а также нашего отношения к событиям, произошедшим и происходящим в Украине, что не может иметь никакого отношения к делу по инкриминируемой нам статье.

Вечером 1 октября на меня было совершено нападение. К тому времени в нашу поддержку в России, а также за ее пределами проходили всевозможные акции. Например, в украинской Виннице и белорусском Минске активисты международного движения «Народная Воля», в котором мы также состоим, провели серию одиночных пикетов с целью привлечения внимания к нашей проблеме. Конечно же, сотрудники местной гэбухи знали о том, что происходит. Сотрудник областного ФСБ даже похвалил нас, заявив, что он лично никак не ожидал, что будет развернута столь масштабная кампания в нашу поддержку.

Само же нападение я связываю только с уголовным делом, о чем неоднократно заявлял в СМИ, так как при нападении у меня при себе находилась приличная сумма денег, несколько сотовых телефонов и планшет, но ничего из этого нападавшие так и не взяли. Подробности вот тут.

Сейчас я и мой соратник Кирилл Каблов находимся в статусе обвиняемых, третий наш товарищ свидетель. Сказать, что мы единодушно считаем заведенное в отношении нас уголовное дело политически ангажированным, — это ничего не сказать. Нет никаких сомнений, что так оно и есть. Все мы участники множества протестных акций на социально и политически значимые темы, были противниками действий российских войск в братской Украине, да и остались таковыми. Но самым главным доказательством политической мотивации данного уголовного дела является то, что практически половину второго тома занимает прослушка телефонных разговоров Кирилла Каблова, начатая еще в мае 2015 года в связи с тем, что не было достаточных доказательств для привлечения его по ч. 2 ст. 282 УК. В деле фигурирует прослушка, всевозможные разрешения на рассекречивание этих данных и, по всей видимости, копия копии постановления о разрешении ведения прослушки в связи с недостаточным количеством доказательств для возбуждения дела против Каблова. Мы не понимаем, почему они могли хотеть возбудить против него дело, самим очень интересно. Но, видимо, им очень хотелось. Теперь уже понятно, что сотрудникам ЦПЭ, которые нас задерживали, доставляли, проводили обыски, а после, по всей видимости, еще и составляли вопросы для допроса об отношении к Украине и участии в оппозиционной деятельности, нужен был лишь повод. И они его нашли.

Я всегда участвую в мирных собраниях как принципиальный противник насилия.

Я родился свободным человеком, и никакие бандиты, вводящие антиконституционные законы, не могут применять их ко мне. Этих бандитов-чиновников я буду привлекать к ответственности. Государство для граждан, а не наоборот.

Полицейские являлись лжесвидетелями и на следствии, и в суде. Они заинтересованы меня оговорить, потому что иначе они сами попадают под статью, так как препятствовали демонстрации. Когда у нас будет не путинская мафия, а нормальное государство, я всех этих оборотней буду привлекать.

Статья 212.1 УК — антиконституционная, преступная, политическая. Это преследование за реализацию прав.

Конституция написана не для юристов, а для граждан, она не должна трактоваться по-разному, а должна быть понятна любому гражданину.

Любое обвинительное решение будет заведомо неправосудным. Все суды в России зависят сейчас только от одного человека, так называемого президента.

Я готов сесть за свои убеждения. Я боролся и буду бороться за свои права.

Как многие уже знают, вчера мы попробовали ответить Сергею Иванову на его заявления об успехах в борьбе с коррупцией в России и распространить брошюру «Истории незаконного обогащения» среди участников Конференции ООН против коррупции, которая проходит в петербургском «Ленэкспо». Просветительская акция продолжалась не более четверти часа, была жестоко прервана сотрудниками полиции и неизвестными лицами в штатском, а закончилась протоколами об административном правонарушении, побоями в отделении полиции и сотрясением мозга.

Конференция ООН проходит в седьмом павильоне «Ленэкспо», который со всех сторон окружен забором. Вход — строго по пропускам, кругом десятки людей охраны и полиции. Единственная возможность пообщаться с участниками конференции — поймать их у входа на территорию выставочного комплекса. Вчера в 17:00 я, активисты Полина Костылева, Алексей Касаткин подошли к центральным воротам перед павильоном и стали раздавать выходящим участникам нашу брошюру. Вместе с нами был фотограф Давид Френкель с бейджем «пресса». Людей из ворот выходило не слишком много, мы успели за несколько минут раздать около тридцати брошюр. Иностранные делегаты брали их с большим интересом, правда, огорчались, что брошюра на русском языке, и придется переводить. Наши соотечественники скептически улыбались, когда слышали о «Фонде борьбы с коррупцией», но тоже брали брошюры и листали.

Через 10 минут после начала вокруг нас забегали охранники выставочного комплекса, полицейские и стали говорить, что ничего раздавать не следует. Я несколько раз спросил у полицейского, который хватал меня за куртку и тащил в сторону, что именно я нарушаю и на каких основаниях раздавать нельзя? Он отходил, консультировался с кем-то по телефону. Затем полицейский вернулся с разъяснением: «Слышь, верблюд, тебе мало не покажется!» Тут же прибежали неизвестные сотрудники в штатском, развели волонтеров в разные стороны. Руками никто не трогал, но окружили так, что невозможно было сделать шаг в сторону. На моих глазах напали на Давида, стали дергать за руки, закрывать объектив камеры.

Через несколько минут меня за рукав схватил полицейский, пугавший верблюдом, и отвел через дорогу в сторону омоновского грузовика «Урал». Причину задержания никто не называл, документы не предъявляли. Позже к грузовику подвели Касаткина, и нас затолкали внутрь кузова. Там находились четверо парней-омоновцев. Я спросил у них причину задержания, в ответ посыпались оскорбления и обвинения в предательстве Родины. Я сел на свободное сиденье, мне сказали встать: «сидеть не положено». Я потребовал соблюдать хоть какие-то приличия и снова сел. Тут же сзади получил глухой удар в область затылка, полетел лицом вперед, трое омоновцев стали бить руками по голове. Касаткин потребовал остановить избиение, на шум пришел кто-то из полицейского начальства, омоновцы оставили нас в покое, взяли несколько брошюр и стали изучать.

Затем дверь кузова снова открылась, и нас перевели в подъехавшую полицейскую газель, посадили в темный багажник без окон и с металлическими стенами. Там уже сидел фотограф. Из-за стены постучала Полина Костылева, ее тоже задержали, но посадили в салон. Так нас привезли в 37 отдел полиции.

Я в очередной раз поинтересовался, за что мы задержаны, что мы нарушили, составлены ли какие-то протоколы. Полицейские были в замешательстве, бегали, ждали указания начальства. Я сидел на скамейке в дежурной части, по очереди выслушивал от входящих сотрудников, что я национал-предатель, служу интересам Америки и т. п. Обо всем этом я писал в твиттер, и через какое-то время в отдел стали звонить журналисты и неравнодушные, интересоваться нашей судьбой. В какой-то момент вышел сотрудник, который сидит на телефоне и сказал, что «кто-то сливает информацию в интернет». Увидели у меня в руках телефон и сказали, что сейчас будут изымать. Я сказал, что пока нет протокола о задержании, никаких изъятий быть не может, тем более без соблюдения всех процедур, приглашения понятых и т. п. Телефон стали выхватывать силой, накинулись четверо сотрудников, я стал стучать в стену, звать на помощь. Меня повалили на пол, били, заломали руки и надели наручники, отняли телефон. Все происходило под видеокамерой, которая установлена в участке.

Полицейские обещали «пригласить на профилактическую беседу» тех самых омоновцев из «Урала». К счастью, первым на беседу приехал депутат Заксобрания Максим Резник, который попал в дежурную часть и потребовал снять с меня наручники. Наручники сняли, я забрал со стола свой телефон, а сотрудники полиции резко преобразились и стали вести себя как шелковые.

Несмотря на то, что к этому моменту не было составлено ни одного рапорта, протокола и вообще какого-либо документа, сотрудники вытащили из моего рюкзака остатки брошюр и стали составлять протокол досмотра и изъятия материалов, с их слов, для проведения экспертизы на экстремизм. Протокол составили, 70 брошюр опечатали, понятые подписались, мне пообещали дать копию, но увели на второй этаж отделения, где стали брать объяснения о случившемся. Остальные ребята все еще сидели в ожидании. Минут 20 я давал объяснения, к этому моменту подготовили протоколы доставления, куда всем под копирку вписали дословно следующее:

«Назойливо приставал к гр-м зарубежных организаций, раздовал им брашуры листовки, непонятного содержания. На замечания не реагировал сотр. полиции. Мешал проходу иностранных делигаций по тротуару. ст. 20.2 КоАПРФ».

Мне предложили забрать копию протокола и ехать домой. Я поинтересовался судьбой изъятых брошюр и хотел получить копию протокола о досмотре и изъятии. На моих глазах его порвали и сказали, что никакого досмотра не было. Тогда я сказал: либо мне отдают брошюры, либо дают копию этого протокола. После перепалок и звонков начальству полицейские достали из помойки уничтоженный протокол и сели переписывать его заново.

Когда я вышел с копией, остальных уже отпустили домой. Кто-то из полицейского начальства доказывал приехавшим членам Общественной наблюдательной комиссии, что никто никого не бил и спецсредств не применял, когда я показал запястья, израненные наручниками, полицейский поменял свою точку зрения: якобы я пытался уничтожить некие документы, поэтому меня пришлось обезвредить. Какие именно документы — он пояснить не смог.

Позже в травмпункте у меня зафиксировали ссадины и кровоподтеки на запястьях, а также поставили диагноз — сотрясение головного мозга. Буду добиваться привлечения полицейских к ответственности. Не скажу, что питаю надежды на успех этого предприятия (наверняка омоновцы из «Урала» как один будут говорить, что меня пальцем не трогали, а камера в отделении полиции именно в эти минуты находилась на профилактике). Но когда активистов, раздающих антикоррупционные брошюры на антикоррупционной же конференции, грубейшим образом задерживают и избивают в полицейском отделе, это уже диагноз не только «борьбе с коррупцией», но и государству в целом.

Оригинал

Активист «Национал-большевистской платформы» из Волгодонска (Ростовская область) Владимир Бояринов рассказал ОВД-Инфо о том, как к нему домой приходили оперативники Центра по противодействию экстремизму.

В понедельник в 12:00 ко мне в домофон позвонили сотрудники Центра «Э» и заявили, что желают побеседовать на тему размещения мною в соцсети «ВКонтакте» запрещенных материалов. Каких именно, опера не сообщили. Потребовали лишь открыть им дверь и запустить в квартиру — на что я потребовал официальной повестки.

Спустя десять минут два опера принялись ногами бить дверь с оскорблениями и угрозами в мой адрес, обещали отбить почки. Обещали также изуродовать принадлежащий мне автомобиль «Киа Рио», который мне подарили родители на совершеннолетие, на что я ответил: «Попробуйте — будете новый покупать».

Поняв, что они ничего не добьются, опера вышли во двор, один из оперов, подняв с земли камень, подошел к моей иномарке с угрозами, что разобьет лобовое стекло, если я немедленно не открою дверь. Я попытался заснять это на видео, но не смог, так как у меня села батарея на планшете.

Спустя некоторое время опера ушли, и я отправился в прокуратуру и СК писать заявление на неправомерные действия сотрудников полиции. Заявление отказались принимать, так как имена оперов неизвестны, да и вообще якобы «не было состава преступления». В отказных материалах также отказали и посоветовали прекратить мою деятельность.

Почему эшники мною интересуются? Оппозиционной деятельностью я занимаюсь с лета 2013 года. В январе 2014 ко мне домой из Ростова-на-Дону приехали два эшника и завели административное дело по ст. 20.3 КоАП (демонстрация атрибутики запрещенных организаций).

Через комиссию по делам несовершеннолетних выписали штраф в 1000 рублей (на тот момент мне было 17 лет).

В январе 2015 года один из преподавателей института, где я учусь, подал на меня заявление о том, что я якобы вербую студентов в экстремистскую деятельность и поддерживаю Украину. 23 апреля 2015 года ко мне в квартиру обманом проникли пять эшников и силой привезли меня в местный Центр «Э».

Угрожали выбить зубы, если я не подпишу бумаги — о том, что я якобы вербую студентов и разместил экстремистское видео. Однако потом отпустили. Летом 2015 со мною связался следователь СК Бондаренко И. А. и вызвал к себе. Он сообщил, что на меня заведено уголовное дело по ст. 282 УК. Однако в дальнейшем один из свидетелей отказался от своих показаний, и дело было закрыто. Потом из прокуратуры мне вынесли предостережение о недопустимости экстремистской деятельности. 16 октября эшники нанесли визит ко мне на работу с требованием уволить. А в понедельник — пришли домой.

Организатором акции был я. Проводила ее березовская городская общественная организация «Наш выбор», которую я возглавляю, совместно с общественной организацией Екатеринбурга «Екатеринбург за свободу» и Екатеринбургским обществом «Мемориал». Формально это называлось митинг. 5 октября я официально просил администрацию города Березовского разрешить акцию «Разъяснение по отмене прямых выборов главы города Березовского» 18 октября на Торговой площади. Есть у нас официальный документ, что Торговая площадь является местом для общественных мероприятий: митингов, демонстраций и так далее. Дело в том, что у нас Дума Березовского городского округа обратилась в законодательное собрание Свердловской области, которое приняло закон об отмене прямых выборов. Без всякого мало—мальского совета с гражданами, то есть фактически жульнически, подпольно. Мне отказали в проведении акции — пожалуйста, говорят, на окраину.

Я как председатель общественной организации пишу второе уведомление, указываю, что количество участников — десять человек, что Торговая площадь — специально отведенное место. Там действительно большущая территория. На этой площади организовали ярмарку, но я утверждал, что мы там никому не помешаем. И действительно там было свободно, мы никому не мешали. Но мне отказали и во второй раз: мол, поскольку вы не согласны, ваше мероприятие запрещается.

Мы нашли закон Свердловской области, который утверждает, что в местах, специально отведенных для публичных мероприятий, количество участников до ста человек не требует никакого согласования: «Предельная численность лиц, участвующих в публичных мероприятиях, уведомление о проведении которых не требуется, составляет 100 человек». (Это положение закона сформулировано таким образом, что не оставляет возможности для однозначной трактовки, о каких именно мероприятиях идет речь: только ли об одиночных пикетах, о мероприятиях ли в специально отведенных местах, или вообще о любых мероприятиях. — ОВД-Инфо) И я 16 октября подал официальное уже не уведомление, а оповещение: извините, но нам ваши согласования больше не нужны, и мы собираемся здесь до десяти человек.

Нас действительно было до десяти человек. Мы раздавали листовочки, беседы проводили, было микроскопическое голосование: кто за выборы, кто против выборов? Самое интересное, что перед этим я со всеми бумагами как председатель общественной организации, организатор мероприятия, появился у начальника Березовского городского отдела МВД, все показал, все рассказал. Мы расстались в буквальном смысле как друзья, тем более мне объяснили, что они меня знают, что я человек приличный, не допускаю ни плевков, ни матерков, ничего, и все нормально: будьте здоровы, разошлись. Однако же 18 октября, когда мы только начали, милиция появилась, и майор начал меня вежливо-вежливо предупреждать. Я говорю: «Спасибо. Вы предупредили? Будьте здоровы, все нормально».

Начало было в 12 часов, ровно в два часа мы закончили, все скручиваем, но появился майор и вежливо, культурно говорит: «А вы могли бы прийти в мой кабинет, и мы с вами побеседуем?» Какая проблема — пожалуйста, я же не преступник, не жулик. «А вы могли бы с собой взять сержанта вот этого, довезти?» Нет вопросов, поехали.

Едем. Спрашиваю: «Скажите, а как вас звать?» — «Называйте меня „товарищ сержант“». Я говорю: «Не понял. Я вам в деды гожусь, почему вы так со мной обращаетесь? Тем более я офицер запаса, мне присвоено воинское звание старший лейтенант еще в 1984 году. Ты понимаешь, что я сегодня уже генерал? А ты мне начинаешь качать права». А он всю дорогу так. Приходим в полицию, в кабинет — кабинет закрыт. В коридорчике стоим, и он как бы стал меня охранять. Я говорю: «Ты что, выходит, меня охраняешь?» Он: «Да». Понял, значит, меня уже арестовали. На каком основании? «Не знаю, спрашивайте у начальника». — «Как вас звать, товарищ сержант?» Он что-то там пробубнил. Я говорю: «Не понял, можно повторить?» — «Я уже сказал!» Ну и все в таком духе.

Прошло еще примерно полтора часа. Вызывает меня какой-то участковый инспектор. Я показал все документы, показал закон. Мне говорят: «Напишите, что вы завтра появитесь в четыре часа со всеми документами». Нет вопросов, написал.

Пошел уже вроде домой. А тут появляется тот самый майор и приглашает в свой кабинет. И все начинается по новой: на каком основании и так далее… Я снова закон показываю, повторяю. Он говорит: «А вы ведь без разрешения?» Я говорю: «Да мне не требуется разрешение, неужели вам не понятно?» Тут звонят мне из Москвы. Поскольку с нами была председатель областного «Мемориала» Анна Пастухова, она подключила большущих юристов, они мне звонят, дают консультацию, чтобы я потребовал акт задержания. Я начинаю требовать: вы же меня фактически арестовали, обманным путем, но арестовали. Они сопротивляются, я говорю, что тогда подписывать ничего не буду. Приглашают понятых. Пугают, стращают. Я говорю: «Ребята, кончайте вы шутить. Вот я вам показываю закон. Я нарушил что-нибудь? Матерился, плевался, кидался? Ничего этого не было. Единственное мое преступление заключается в том, что я не получил согласия. А мне и не надо ваше согласие». И так далее. Заставил их составить протокол. Получилось, что мое преступление заключается в том, что я самовольно, без разрешения администрации, организовал публичное мероприятие.

Общественные активисты из Березовского и Екатеринбурга пытаются добиться от сотрудника ОВД объяснений, почему Владимир Тимин не может покинуть отдел, если его нет в книге учета доставленных

Начальник отдела и этот майор меня хорошо знают, накануне мы встречались. Они знают мой телефон, тем более что я его не скрываю, всюду он фигурирует. А 19 октября по месту прописки появился новый какой-то участковый инспектор, вручил повестку, напугал моего сына и внуков — якобы меня разыскивают. Я ему позвонил, говорю: «Ведь есть телефон, вы бы сказали. Зачем вы пугаете детей и внуков?»

Я думаю, что это очередная запугаловка. Через майора не получилось, пытаются через другого. Вручают повестки, пугают. Я ничего не совершал. Договорились, что 22 октября в 12 часов я появлюсь у него в кабинете.

Потом начальник отдела лично мне позвонила и сказала, что мое дело они передают в суд города Березовского. Я сказал, что это дело не оставлю без внимания, обязательно обращусь и в прокуратуру, может быть, и в суд со встречным иском.

Наезжают, давят. От меня хотят, чтобы я вышел из игры, чтобы я больше никуда не совался. Я же основной заявитель в Уставный суд Свердловской области по отмене прямых выборов. Мы неоднократно обращались к губернатору Свердловской области, в Законодательное собрание Свердловской области, в Думу города Березовского, в администрацию города Березовского с просьбой провести официальный референдум, чтобы выяснить, как жители города Березовского относятся к отмене прямых выборов главы города. Нам, естественно, отказали. Согласно Конституции Российской Федерации, ст. 130 п. 2, «местное самоуправление осуществляется гражданами путем референдума, выборов, других форм прямого волеизъявления». Кто спрашивал нашего прямого волеизъявления, нас, граждан? Меня, председателя отделения партии «Зеленые», не пускали на заседание Думы, посвященное этому вопросу, а когда я там все-таки оказался, оттуда в буквальном смысле вытаскивали за грудки. Так они обращаются с нами, жителями города Березовского. Официальное оповещение об этом заседании Думы об отмене выборов 19 февраля было опубликовано в местных газетах 18-го. То есть сегодня газеты вышли в обед, а завтра в девять утра уже заседание Думы. Это так они посоветовались с гражданами! Естественно, никакого «референдума, выборов, других форм прямого волеизъявления».

20 октября на заседании Уставного суда Свердловской области они все подтвердили, что действительно состоялось публичное обсуждение в городе Березовском, но после того, как обращение Думы уже попало в Законодательное собрание Свердловской области и уже был издан закон об отмене прямых выборов. Естественно, они там краснели, бледнели, эти представители губернатора и Законодательного собрания. Я их призывал: «Давайте все-таки как-то находить точки соприкосновения, чтобы граждане как-то принимали участие». Ведь по большому счету нас уже сделали баранами. В поселках мы не выбираем, мэра не выбираем, губернатора не выбираем. Кто мы? Бараны. Все мы бараны. В том числе жители города Екатеринбурга.

Отмена прямых выборов — это маленькая частичка большущего жульничества Свердловской области, программы «Большой Екатеринбург», которая предусматривает уничтожение города Березовского. Я об этом говорил и на заседании Думы в присутствии трех заместителей губернатора. Как только губернатор назначит нового главу, город Березовский как муниципальное образование будет мгновенно уничтожен. Три поселка перейдут городу Режу — там город старый, запущенный, совершенно не работоспособный, оттуда к нам ездят на работу, в том числе даже на мое предприятие. Часть отходит Верхней Пышме. А оставшаяся часть переходит Кировскому району Екатеринбурга. У нас уже есть опыт: между Екатеринбургом и городом Березовским два поселка, Изоплит и Калиновка, где уже закрыты школа, почта, больница, детский сад и так далее. Они сегодня в буквальном смысле умирают. А мы-то еще дальше находимся, значит, в ближайшее время мы все будем в точно таком же состоянии. Так что вся вот эта движуха по отмене прямых выборов — это часть большущей программы по уничтожению всякого гражданского общества, местного самоуправления и так далее.

Я подходил к дому, возле дома стояла машина марки «рено» темно-синего цвета. Когда я достал ключи — открыть дверь, домофон нажать, — то услышал сзади «Александр!». Повернулся, и в этот момент сотрудники схватили меня за руки и повели. Я попросил представиться. Один из них говорит: «Что, заламываем руки ему?» Взяли под руки и повели к машине. Я говорю, что их действия незаконны, прошу основания моего задержания. Не показали, сказали, что им суд разрешил меня задержать. (В заявлении прокурору области Лакеев писал: «…сказали заткнуться и тупым предметом нанесли несколько ударов в левую часть грудной клетки и грудную полость <…> пояснили, что я буду сейчас арестован, что их начальник договорился в суде о моем аресте». — ОВД-Инфо)

Когда я приехал в суд (Ленинградский районный суд Калининграда — ОВД-Инфо) и посмотрел определение суда, я увидел, что там не указано, что меня надо доставить. Там были изложены все нормы закона, а они от своей безграмотности подумали, что суд разрешил меня привести приводом.

Задерживали меня те же сотрудники, что и 4 августа. Тогда на меня сфальсифицировали два административных дела, чтобы я закрыл рот, — 3-я часть 19.3 КоАП (неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника органов по контролю за оборотом наркотических средств) и 6.9 КоАП (употребление наркотических средств без назначения врача). Суд вынес определение вернуть материалы административного производства в управление ФСКН.

(Из заявления прокурору: «После суда меня отпустили, и я поехал в поликлинику по месту жительства, в поликлинике мне пояснили, что хирург сейчас не работает (находится в отпуске или на больничном). Вечером мое состояние ухудшилось, и мне пришлось вызывать „скорую помощь“, так как болела очень сильно грудная клетка в области сердца. Прибыв по вызову, фельдшер оказал мне первую помощь и посоветовал обратиться к хирургу и написать заявление в органы».)

4 августа я был свидетелем неправомерных действий сотрудников Госнаркоконтроля. Сейчас идет следствие. Мы добились, чтобы зарегистрировали заявление о преступлении. Мы считаем, что они подбросили наркотики людям, к которым приехали якобы с обыском. Все заявления написаны. Когда меня сейчас задерживали, они требовали, чтобы я отказался от всех заявлений в прокуратуру и забыл вообще про эту историю. Я сказал, что ничего забывать не буду, обращусь еще с несколькими заявлениями о неправомерных действиях.

В тот день мне позвонили люди, сказали, что неизвестные лица у них находятся на дачном участке. Я сказал: берите двух свидетелей, езжайте на участок. Они приехали на участок, один из свидетелей стал снимать с мобильного телефона на видео. Увидели сотрудников. Там банки пивные валялись, груши оборванные, огурцы — не знаю, что они там делали. Хозяин участка говорит: «На каком основании вы находитесь на моей частной собственности?» Они вырвали у свидетеля телефон, удалили видеозапись. Телефон вернули через час-полтора. Потом забрали у хозяина телефон, чтобы он не смог позвонить в ОВД. Я как член общероссийской организации приехал посмотреть, что там происходит. Ну и в итоге сам подвергся задержанию и изъятию служебного удостоверения. Меня задержали, не объяснив причин, и забрали личный документ общероссийской организации «Комиссия по борьбе с коррупцией». По настоящий день документ не возвращен. Руководитель УФСКН Калининградской области, когда председатель моей организации встречался с ним, ничего ему на этот счет не ответил. Служебную проверку они отказались проводить в отношении своих сотрудников. Служба безопасности также отказалась проводить проверку.

За это время мне ни разу не прислали ни одной повестки, не сообщили о том, что в отношении меня заведено административное производство. Не давали никаких протоколов.

Сейчас я ознакомился с материалами дела. Там указано, что я приехал на участок около 21:00 — это не соответствует действительности, я сейчас взял детализацию звонков. Фактически правонарушения не было. Написали, что Лакеев воспрепятствовал какому-то обыску. При этом документы, постановление на обыск хозяину участка не предоставили. Это подтвердят свидетели. Следственный комитет, наверно, будет разбираться.

Ранее в своем блоге Юрий Богомолов написал, что не намерен общаться с медиками в случае принудительной экспертизы. На него в сентябре было возбуждено уголовное дело по статье 319 УК («оскорбление представителя власти»). Поводом стала одна из его записей в соцсети, в которой он резко отозвался о судьях.

Юрий Богомолов рассказал ОВД-Инфо, как выглядела принудительная доставка на психиатрическую экспертизу.

Меня привезли туда сотрудники Центра «Э». Я не сопротивлялся. Я расценивал это как принудительную доставку (но не хотел, чтобы меня обвинили еще и в неповиновении полиции). Сначала меня посадили перед тремя врачами. Они хотели задавать какие-то вопросы, но я сказал им то, что хотел сказать сам (примерно вот это) и на вопросы отвечать отказался. Правда, вместо этого провел короткую «политинформацию» про политические события в регионе и в мире, которую они достаточно внимательно выслушали. Потом меня посадили напротив еще одной врачихи, которая хотела, чтобы я что-то там запоминал, рисовал и т. п. Ей я тоже коротко изложил свою позицию, на вопросы отвечать отказался, на этом мы с ней расстались. «Эшники» на машине ждали меня возле больницы и отвезли домой. Вели себя вежливо. Как вся эта врачебная команда оценивает результаты моего с ними общения — я не знаю.

Увидел я информацию об этом мероприятии накануне ночью, 26 числа. Отсюда вывод, что информационная артподготовка была проведена из рук вон плохо, что могло вылиться (и вылилось) в малочисленность мероприятия.
Но малочисленность лучше полной молчительности (если позволите немного словообразования). Поэтому я пошёл. Это же несогласованная акция! Я столько бухтел про «загоны» и соглашательство, что я не мог такое пропустить. Да и великое с малого начинается.
В общем, списался я с организатором, обменялись телефонами на всякий-який и я отправился в путь-дорогу. Кстати, после суточной смены на работе — зацените мой dedication!
Словом, приехал я по салатовой ветке метро к «Достоевской» и прогулялся оттуда до самого «Цветного Бульвара», чтобы окинуть взором место действа, пока туда не набежало действующих лиц. Да и пути отхода/отпрыга наметить надо. Заранее приехал — за час.
К северу от заявленной площади сиротливо тусил один ментозак (на камазовском шасси). На лавочках нежились в лучах ласкового сентябрьского солнца бомжики. Трудолюбивые как муравьи менты деловито волокли какое-то ограждение. Идиллия.

У метро пересёкся с организаторами — Алексеем и прочими. Хряпнув чайку на дорожку мы [censored] (удалено из соображений безопасности). Ещё у нас с собой было [censored] чтобы в случае [censored] полицию и провокаторов [censored]. [censored] как несвоевременное, вместо этого мы [censored]. [сensored] отвечал за [censored], а [censored] в [censored]. В общем план и организационную структуру вы надеюсь вкратце ухватили.

Потом мы из соображений заботы о дальних своих, желающих стать ближними (то есть придти к нам на сход) пошли к метро («Цветной Бульвар») и намекнули всем желающим (большими красными буквами — «МАРШ МИРА») что мы одной крови и можем провести куда нужно. Избытка желающих присоединиться не наблюдалось. Как выяснилось позднее, это было связано с немеряной самостоятельностью пришедших, которые и без нашей помощи добрались до места. В 14:20 метрошный арьергард подтянулся к южной оконечности Самотечной площади и всё заверте.

Навертелось там наверное десятка три участников плюс пресса. Ne Gusta. После краткого инструктажа о правилах поведения на массовой акции в автократическом государстве все двинулись вперёд. Целью был сквер восточнее Суворовской площади. Полиомилиционеры сопровождали нас. Поскольку я был в самом авангарде и мониторил, куда нам свернуть если что, то как началось винтилово, я не видел. Ну наверное как обычно — вряд ли там был предварительный рэп-батл или цитаты из Есенина. Скрутили организаторов. Но даже без них мы успешно перевалили через Делегатскую улицу. Предварительная договоренность участников предусматривала «DDoS атаки на автозаки» в случае начала винтажа (чтоб никому не пришлось скучать в одиночестве), но вследствие нашей малочисленности дело как-то не заладилось. Да, должен сказатьи идея мне не очень нравилась. Я пришёл становиться свободнее, а не наоборот все же. И отдаваться так просто — это уж дулю, уважаемые. Пущай цепные псы режима прежде попотеют.

Тут то я и спалился! Развернул бумажку «Марш мира» чтобы отставшие не заблудились. Разблудить-то я их может и разблудил, но меня явно именно в тот момент взяли на карандаш (видимо как «организатора»). Причём впечатление произведённое на правоохранителей было таковым что на сцену тут же как чёрт из табакерки выскочил ОМОН, которого до этого я пока не видал.
Ну да взять меня на карандаш и взять под локотки — это, как говорят в вотчине Саакашвили, две большие разницы.
ОМОН перекрыл дорогу и стал потихоньку докомплектовывать первый автозак. Не гонять же его полупустым в самом деле!
С первым извозчиком мы все же управились, загрузив его под завязочку даже без моей персоны, и нам подали вторую карету. Скажу наперед — очень неудобно подали, но об этом чуть позже. А сейчас — мерцая задором и искрами предвкушения праздника — ко мне двигались шлемоносцы. Я такое дело палю и выпасаю на раз, простите мой французский. Эта данная конкретная центурия шла ни по чью иную душу, как по мою. И это при том что я то ничего не распевал, не распивал, не распинал. Ну, вы поняли. Самый молоденький залихватски мне улыбался. Прям хоть сейчас «Горбатую гору» в её номинации подвигай на пьедестале. Ну я конечно же сделал им ручкой и двинул в противоположном направлении. Наподдал газу, еще наподдал. Словом, на фотке видно, как мы весело играем в салки. И я выиграл, ясен пень. То ли физуха у парней подкачала, то ли их слишком расслабили оппозиционеры, сами запрыгивающие в автозак, но ОМОНовец от меня благополучно отстал, за что ему явно будет выговор. Из позднейших разговоров с «выжившими» выяснилось, что он нашел себе добычу попроще — журналиста который снимал всю эту погоню.
Меня же заблокировали эшники и воспользовавшись моим секундным замешательством повалили подножкой. Ну на лежачего-то желающих налетело как мух на мёд. Вся королевская рать.
эшники (или кто они были, я у них корочки не проверял, но народ так их величает) остались отжимать у несчастного журналиста камеру, чтобы постирать там всё, и отобрали у него пресс-карту. Меня же в тот момент больше заботил тот факт, что мои суставы собирались плюнуть на все и уйти с предназначенного им природой места, руки то мне завернули будь здоров. Ещё как выяснилось ногу ушиб, но тогда на адреналине не почувствовал. Вели меня, судя по ощущениям через пол-Москвы до ментозака. Всю площадь почти протопал. Круг почета перед камерами, мать его.

Ну от одних камер — к другим. Я попал в люксовый автобус. Там валялось питье, ловил сигнал мобильник, персонал развлекал нас своими умственными заключениями на тему нашего заключения. Со мной гостеприимством наслаждались Ирина Калмыкова, Дмитрий Кипиани и несовершеннолетний Александр Гаврилов. Кстати, ни в одной из новостных сводок про списки задержанных мою фамилию так и не смогли правильно отразить, ну да я им прощаю, не они первые — не они последние. Да, нас даже любезно подвезли поближе к уцелевшим, дабы мы могли наслаждаться духом товарищества через форточки.

Дальнейшее видно было уже плохо, поэтому могу только поделиться новостями из ОВД «Мещанский». Оба наших автозака, суммарным запасом 11 непокорных душ, привезли туда, и стали пришивать нам ст. 20.2 КоАП. По версии погонных знатоков мы выкрикивали, разжигали и вообще были редкостными мерзавцами. Правоохранителям, конечно, пришлось приврать в рапортах, но это еще никогда патриотической правде не вредило.
Бумаг на нас перевели уйму, но зато отечество было спасено.
Всем выдали обязательство о явке в суд. Спросите меня — пойду ли я туда? Ну спросите! Я как подумаю эту мысль так начинаю счастливо смеяться.
По вызову к нам явился правозащитник(даже -ца) и предложил помощь. Но для того, чтобы написать отказ и уйти в глухую 51-ю у нас и самих юридического образования хватило.
На выходе нас уже ждали. Я знаю, звучит это зловеще, но ждали друзья. Меня посмущали на выходе кричалкой «Героям слава», мы немножко дружески потрындели о случившемся и я откланялся, несмотря на призывы пойти вместе посидеть куда-нибудь. Какой посидеть, я не спал около полутора суток.

В начале журналист «Новой газеты» Евгений Титов заявил ходатайство о проведении видеозаписи в зале суда. Прокурор возразила на это ходатайство: якобы, мои материалы уже признаны экстремистскими, и это будет противоречит ФЗ " Об экстремистской деятельности». Мы с моим адвокатом Андреем Сабининым возразили прокурору, что в деле нет государственной тайны и что ее реплика противоречит гласности судебного заседания. Однако судья Гончаров не разрешил проведение видеозаписи журналистом Евгением Титовым.

Затем пошел допрос свидетелей, не допрошенных на первом судебном заседании. Первого допросили Кириленко И, М., который был понятым при проведении осмотра моей интернет-страницы. Сказал, что, по его мнению, в моих материалах содержатся признаки насильственного свержения основ конституционного строя. Ему подсказывал опер ФСБ Котенко Георгий, который также присутствовал в зале судебного заседания.

Вторым допросили свидетеля Гилевич, который был также понятым при проведении оперативно-розыскного мероприятия — осмотра моей интернет-страницы, который производился, по его словам 9 августа. Он сказал, что, по его мнению, на моей странице были провокационные картинки против президента.

Третьим свидетелем по делу был Сергей Титаренко. Его показания вызвали смех в зале судебного заседания. Он рассказал, будто я ему говорила, что мне нужны «бойцы для совершения социалистической революции», поэтому он добавил меня в черный список «ВКонтакте». На самом деле, я в прошлом году пригласила Титаренко на пикеты в поддержку Майдана и политзеков, он отказался, про социалистическую революцию ничего я не говорила ему. Также он еще говорил чушь, будто я в Москве кого-то «посадила» и что «какой-то парень от меня в тюрьму сбежал». Его показания вызывали смех в зале судебного заседания и у меня лично. Даже судья спросил у Титаренко с намеком — может, у него какое-то особое отношение ко мне, ведь я молодая женщина?

Также Титаренко говорил, что я в оппозиции с 2014 года, хотя я в ней с начала Болотой, с 2011 года. А он будто занимается этим 30 лет, хотя самому чуть больше 40. По существу дела он сначала сказал, что я не призывала свергнуть режим насильственным путем. Однако впоследствии он сказал, что считает социалистическую революцию насильственной,.

Также Титаренко говорил, что он не поддерживал идею «Марша за федерализацию Кубани». На мой вопрос, почему он делал тогда репосты из группы марша, он ответил, что будто делал их с отрицательными комментариями.

Сабинин заявил ходатайство о дополнительном допросе Виктора Чирикова. Чириков пояснил, что видел картинку на моей странице «ВКонтакте», на которой я выступала не за отделение Кубани от России, а за власть рабочих.

Сабинин также во время судебного заседания делал замечания, что опер ФСБ Котенко свидетелям подсказывает, что отвечать, что с прокурором советуется. Действия Котенко придают делу обвинительный окрас.

Андрей Васильевич также заявил ходатайство о дополнительном допросе опера ФСБ Котенко по поводу проведения оперативно-розыскных мероприятий, а именно осмотра интернет-страницы. А именно каким образом сотрудники ФСБ могли осматривать мою страницу, если она была заблокирована на основании решения Генпрокуратуры. Котенко что-то внятное пояснить не мог.
Затем прокурор заявила, что свидетели Симоненко и Раскатов-сотрудники администрации Новороссийска написали заявление об оглашении их показаний, данных на предварительном следствии. Симоненко и Раскатов на предварительном следствии говорили, что будто они видели, как я проводила пикет «Нет войне с Украиной» напротив администрации Новороссийска. На самом деле, этот пикет длился всего 3–5 минут, и видеть они его не могли.(Кстати, Раскатов у меня на митинге флаги ЛКСМ украл в 2013 году). Андрей Васильевич, посмотрев эти заявления, заметил, что они оформлены несоответствующим образом. Заявил, что защита будет согласна на оглашение показаний Симоненко и Раскатова, если заявления будут оформлены правильно.

Затем мы допросили нашего свидетеля по делу свидетеля защиты Николая Панина. Он все правильно сказал, что мыли о сепаратизме у меня не было, когда мы с ним лично общались, что это была просто шутка. Насчет революции я никогда не высказывалась как о насильственном свержении основ конституционного строя.
Затем объявили, что следующее судебное заседание у меня пройдет 8 октября в 14 часов 30 минут. Приходите поддержать, Октябрьский районный суд, судья Гончаров.

Я вышел со станции метро «Третьяковская» и присел буквально в нескольких метрах от входа, там рядом ярмарка. Стал настраивать инструмент, еще ничего не включал, смотрю — меня окружили три человека, двое в форме, один в штатском с желтой накидкой с поясом, патруль возглавляла женщина старший лейтенант, туристическая полиция. И сразу без представления они стали мне объяснять, что поступило распоряжение УВД Центрального округа Москвы задерживать музыкантов по статье 20.2.2 КоАП («организации массового одновременного пребывания и (или) передвижения граждан в общественных местах, повлекших нарушение общественного порядка» — ОВД-Инфо). Я сказал, что это политическая статья для митингов, я не устраиваю никаких митингов и протестов. Они ответили, что, как им разъяснили, именно по этой статье они должны меня забирать. Тогда я сообщил, что нахожусь здесь на основании 44-й статьи Конституции (о свободе творчества — ОВД-Инфо), на основании статей 1268 и 1270 Гражданского кодекса об авторских правах и не превышаю положенных законом 40 децибел. Хотя я пользуюсь небольшим комбо-усилителем, я всегда контролирую звук, чтобы он дальше трех-пяти метров не распространялся. Мне сказали, что если вокруг соберется десять человек, меня заберут. На это я сообщил, что если вокруг меня соберется десять человек, я попрошу их разойтись, чтобы не нарушать закон, статью 20.2.2, так как я уважаю и соблюдаю все наши законы. Повисла пауза. После этого мне объявили, что если на меня поступит жалоба, то меня тоже задержат и конфискуют инструмент и оборудование. На что я сказал: «Да, конечно, если будет в письменной форме обоснованная претензия или жалоба на меня, что я совершаю какие-то противоправные действия, которые причинили ущерб заявляющей стороне, то я готов отвечать по закону». Вся беседа продолжалась минут пятнадцать, может, больше. Потом их вызвали по рации, и они ретировались. Потом они два раза появлялись на площади, но ко мне не стали подходить.

На Арбате, куда я обязательно выхожу по выходным, когда могу, к нам постоянно подходит туристическая полиция с теми же претензиями, требует покинуть Арбат. Это Королева (местная жительница Людмила Королева, директор сувенирного магазина «Арбатская лавица», постоянно обращающаяся в полицию с жалобами на уличных артистов — ОВД-Инфо) в единственном числе терроризирует весь Арбат, постоянно вызывает 02 и действует совместно с замначальника ОВД «Арбат» Михаилом Николаевичем Коцуром. Тот отдает распоряжения напрямую, чтобы забирали нас, «актив» — Сергея Садова, меня, Михаила Рожченко, Анатолия Семочкина, Максима Демидова. Нас очень хорошо знают, так как мы являемся членами общественной организации — Садов председатель, я секретарь, — поэтому оказывается такое давление. Они знают, что мы постоянно мониторим эту ситуацию, предоставляем информацию в Департамент культуры, депутату Мосгордумы Евгению Владимировичу Герасимову.

В начале августа было заседание рабочей комиссии правительства Москвы, которую организовал Герасимов. Присутствовал глава Департамента культуры Москвы Александр Кибовский, были приглашены депутаты Сергей Михайлович Марков и Евгений Петрович Бабенко, представители от жителей, замруководителя управы района «Арбат» Рудольф Григорян. Кибовский сказал, что вопрос выступления уличных артистов прорабатывается и сейчас решается вопрос об использовании тех дислокаций, которые определила команда Сергея Капкова, его предшественника. Существует приказ № 210, я считаю, совершенно правильный, где говорится, что в пешеходных зонах выделены места для массовых выступлений уличных артистов и музыкантов. Как это регулировать и устраивать дальше — это вопрос для рабочих встреч и обсуждений. Герасимов попросил создать рабочую группу при управе «Арбат», так как она является центром, здесь пешеходная улица, возглавить комиссию согласился председатель местного муниципалитета Бабенко. Ему в помощь был приставлен Марков, возглавляющий муниципалитет «Замоскворечье», он тоже дал согласие работать в этой группе. Основная задача была поставлена о разработке регламента выступления уличных артистов, художников, по городу Москве, чтобы это в дальнейшем рассмотреть, что-то решить, что-то принять и эту практику определить для основополагающих решений. На всех заседаниях муниципалитета в управе «Арбат» присутствовала Королева со своей помощницей из местных жителей, которые фактически оказывали давление, причем в очень некорректной форме, довольно неэтичной, мягко говоря.

Практически и Бабенко, и Марков блокировали инициативу Кибовского и Герасимова. Бабенко в частных беседах, а также, по всей видимости, официальных, заявил, что его просили создать рабочую группу, но не разрабатывать каких-либо регламентов — что неправда, это противоречит тому, что говорилось на заседании комиссии. А это означает просто, что они ничего делать не будут. После очередной рабочей группы, второй по счету, где присутствовала Королева, Бабенко выступал перед телекамерой. Я успел подойти и снимал на телефон, он, увидев меня, стал мямлить и сказал, что у них нет возможности разрешить выступления на Арбате, жители не согласны, чтобы уличные артисты выступали. Ситуация на Арбате остается крайне тяжелой. Госпожа Королева, господин Коцур, господин Григорян занимаются самоуправством. Не обращая внимание ни на мнение общественности, ни на инициативы депутатов и руководителей культуры. Причем, я так понимаю, они заручились поддержкой ГУВД Москвы. Это мое мнение.

Конечно, надо поднимать вопросы о цивилизованной легализации народного творчества на улицах Москвы, на улицах наших городов. Потому что правоохранительные органы по всей стране смотрят на практику Москвы и начинают применять это в своих городах. Приходит информация, что и в Екатеринбурге, и в Новосибирске, и в Крыму уже вот такая противоправная практика, разбираются с музыкантами, убирают их из туристических мест, с улиц, набережных, что совершенно недопустимо. Парки по-прежнему закрыты. Я поднимал в течение пяти лет этот вопрос, задавал его и господину Капкову, и на последнем заседании рабочей комиссии по поводу разрешения выступления артистов, чтобы обязательно нашли место в парках — ВДНХ, «Сокольники», Парке Горького. Более того — чтобы нашли места в переходах метро, где это возможно, для выступлений артистов, места для реализации прикладного народного искусства на бульварах, на площадях перед метрополитеном, чтобы в городе был праздник, чтобы город отражал живую жизнь, чтобы люди, занимающиеся искусством, народным творчеством, максимально могли реализовывать свое право по статье 44 Конституции. В городе везде должны быть выделенные места, оборудованные, и этим должны заниматься правительство и Департамент культуры. На сегодняшний день они расставили свои торговые точки во всех местах, и это называется у нас культурой.

Тимофей Клабуков как член правления ижевской общественной организации «Градсовет» подал уведомление о проведении пикета против точечной застройки на улице Льва Толстого. Застройка незаконна, поскольку на публичных слушаниях в августе жители высказали недовольство и проголосовали против проекта. Пикет разрешили. По просьбе жителей на эту акцию принесли плакат с фотографией главы города Александра Ушакова, который утвердил проект строительства, и надписью «Плюю на мнение жителей. Что хочу, то и подписываю». Во время пикета к Тимофею подошел сотрудник полиции и сказал, что этот плакат содержит клевету. Чтобы не было конфликта, Тимофей именно этот плакат убрал и оставил те плакаты, которые касаются только точечной застройки. На акции присутствовали сотрудники полиции, ФСБ, чуть не полный состав Центра «Э», то есть больше двадцати сотрудников правоохранительных органов. Почему они все вдруг приехали, непонятно. Когда жители стали расходиться, к Тимофею подошла сотрудница и сказала, что составляет какой-то рапорт, стала требовать с него объяснений, является ли он членом какой-то организации, партии. Она хотела изъять плакат с изображением главы города. Тимофей отказался дать ей плакат. Плакат был убран в машину. Она стала требовать открыть машину для досмотра, он отказался. Она позвала других сотрудников на подмогу, они сказали, что будут вскрывать машину. Все это разбирательство длилось минут сорок. Но поскольку все участники акции не разошлись и человек двадцать дежурило возле машины Тимофея, сотрудники не осмелились ничего сделать. Стали угрожать, что увезут его в отдел. Но увозить не стали, а сказали, что им поступил звонок с просьбой пресечь клевету, которую он распространяет в отношении Ушакова. Кто и когда совершил этот звонок, сотрудники полиции не ответили, но сказали, что на Тимофея будет заведено дело о клевете. Тимофею даже звонил на сотовый замминистра общественной безопасности с требованием, чтобы тот отдал плакат. Тон у него был угрожающий. Мы звонили адвокату, он сказал, что мы имеем право никакие плакаты им не отдавать, тем более если они находятся внутри машины, которая является частной собственностью.

Когда мы публиковали в Facebook анонс мероприятия, Ушаков писал «Красивую рекламу мне делаете». Мы его звали прийти на пикет, поговорить с жителями — он отказался. Видимо, он позвонил сотрудникам МВД и попросил устроить эти «маски-шоу». Сотрудники явно пришли на акцию по звонку, потому что на предыдущих акциях, которые мы проводили, присутствовали два-три сотрудника полиции, от ФСБ там точно никто не караулил. А сотрудника ФСБ, который приходил в этот раз, я знаю в лицо, он у нас курирует практически все процессы в регионе. Известен тем, что избивал людей на допросах, например, журналиста Андрея Некрасова, который сейчас находится в Литве, просит политического убежища. Все это очень тревожно, мы опасаемся за свободу и права Тимофея Клабукова.

Мы встретились в метро «Партизанская». Хотели пофотографироваться, снять видео на фоне Измайловского Кремля — это не противозаконно. Мы вышли со станции где-то без десяти девять. Пока покурили, на улице были в 21:10 или в 21:05. Пришли в городок Баумана, посмотрели освещенность и поняли, что видео сделать никакого не получится. Пошли обратно. Мы думали либо вообще идти в метро, либо подойти поближе к Измайловскому Кремлю и сфотографироваться.

Мы были без всякой символики, абсолютно ничего не выкрикивали. И тут навстречу нам побежали Окопный и ОМОН, потребовали пройти с ними. Ольге Сапроновой какой-то «сотрудник в штатском» разломал камеру, чтобы избавиться от улик. Мы попросили назвать причину задержания, нам сказали, что все объяснят в ОВД: «Пусть это будет для вас сюрпризом». Этого сюрприза мы ждали в комнате для работы с доставленными. Нас продержали до шести утра. Объясняли, что они якобы имеют на это право, так как статья предполагает до 30 суток ареста.

Сначала вшестером, а потом впятером мы находились всю ночь в помещении площадью десять квадратных метров максимум. Насколько я понимаю, это не совсем по нормативам. Ни горячего питания, ни места для сна нам не предоставили — мы будем это обжаловать. Лишение возможности сна, помещение с несоблюдением нормативов по метражу для задержанных, недопуск передач с едой, предоставление сухого пайка вместо положенного по закону горячего питания и только после 11 часов после доставления — это уже пытки по нормам ЕСПЧ. Периодически туда приводили других людей. На весь ОВД это единственная комната для работы с доставленными.

Суд признал условия содержания Ильдара Дадина в ОВД «Басманный» бесчеловечными

Свидетели-омоновцы написали все одно и то же, как под копирку, по мотивам «Марша ватников» (Щербаков и еще двое задержанных в районе гостиницы «Измайлово» в июле принимали участие в акции «Марш ватников», изображая ярых сторонников действующей власти, и были задержаны — ОВД-Инфо), хотя мы ничего такого не делали. Они писали, что мы разбрасывали и топтали георгиевские ленты, подметали их веником, один человек был одет в ватник, и на нем была маска путина, а все «кричали глумливо «Путин — бог!» и «Крым — наш!». В тот раз для записи видео мы действительно использовали и ватники, и лозунги, и ленту, хотя ленты никто не разбрасывал и не топтал. Но 18 августа 2015 мы вообще НИЧЕГО кроме общения между собою не делали! У нас был баул с тем же самым реквизитом: несколько телогреек, рулон с георгиевской лентой, но не порезанной, мы не могли ее разбрасывать. И, ладно бы — было бы хоть что-то: хоть белая, хоть полосатая лента на нас, хоть кто-то бы шепнул слово «Путин», хоть кто-то бы развернул плакат, хотя бы один… Но нет — НИЧЕГО этого не было.

Вторая степень произвола — произвол, не требующий никаких причин и оснований. Произвол ради утверждения собственного права на произвол, произвол беспредметный.

Мы говорили полицейским: вы понимаете, что наше задержание незаконно? Они соглашались. Несколько часов с момента доставления до часов двух ночи или половины третьего с нами всеми вместе в комнате общался Леша «Улыбка». Искал у каждого уязвимые точки: кто-то, например, не работает, он говорил: да вы бездельники.

О чем говорит их появление? Оно говорит о том, что за нами-либо за всеми, либо за некоторыми из нас — ведется планомерная слежка, включая, скорее всего, прослушивание и отслеживание мобильных телефонов, вероятно — чтение переписки в Интернете. Мы кто — террористы? Такие мероприятия, как я знаю, возможно проводить только по санкции суда на основании информации об особо тяжких преступлениях.

Дело не было рассмотрено в суде в связи с возвратом на устранение существенных недочетов. В моем случае — в связи с поданной апелляцией по делу 19 июля (запись ролика «Марш ватников») — не вступило в законную силу решение Никулинского суда по ч. 5 ст. 20.2, поэтому нельзя рассматривать «измайловское дело» по ч. 8 ст. 20.2 («повторное нарушение» — ОВД-Инфо). Кирилл Филоненко, может быть, напрасно оплатил штраф за тот случай, 10 тысяч рублей — в его случае решение вступило в законную силу. Тем не менее, судебное разбирательство перенесено для всех.

Дело «шито белыми нитками», и судья увидела нашу серьезную подготовку и сильную защиту. В таких обстоятельствах невозможно выполнить политический заказ. Свидетели — двое полицейских и один (полицейский?) в штатском — покинули здание суда еще около 15 часов. Видимо, им стало известно, что рассмотрения не будет, за два часа до того, как это стало известно нам.

Вообще это очередной наш проект после «Свободной Школы Сопротивления» и фестиваля «Муза непокорных». Он называется: «Театр политического абсурда группы „Сопротивление“ — „Прямое зеркало“». Центр «Э» принимает активное участие в наших постановках, Алексеи (Окопный и Улыбка) — наши, практически, звезды, уже две «постановки» на себе вытянули! Что бы мы без этих «талантливых ребят» делали — я даже не знаю, если честно. В данном случае они превратили нашу встречу в спектакль, а дальше мы просто стали подыгрывать им. Собственно, и выбора не было. Они приехали в ожидании второго спектакля, поняли, что с нашей стороны его не будет, но поскольку желание в нем участвовать было у них уж очень непреклонно, они сами выступили его инициаторами, предложив свои сценарий и фабулу. Решили не обламываться как зрители и актеры (а в ТПА это совмещено), я их прекрасно понимаю. И до сих пор этот второй спектакль идет. До занавеса, я думаю, еще далеко.

Рассмотрение апелляций и жалоб по делу о «Марше ватников» в Мосгорсуде назначено на 10 сентября на 10.00.

Съемки ролика «Марш ватников» проводились в безлюдном месте. Когда они нас настигли, мы сначала вообще не поняли, что это полиция. Мы шли по темной аллее вдоль улицы Косыгина и увидели, что сзади бежит толпа людей. Топот, бегущая толпа с явно агрессивными намерениями — откуда мы знали, что это, например, не НОД? Окопный, «Улыбка», ОМОН «нарисовались» на темной и безлюдной аллее буквально через пять минут после нашего сбора и начала записи ролика. Это была не массовая акция, а именно запись ролика. Хорошо, если считать это тем, чем оно не являлось, то полицейские по тому же «закону о митингах», обязаны были действовать в соответствии со статьей 17 (Федерального закона № 54 «О собраниях…«; в статье речь идет о прекращении публичного мероприятия — ОВД-Инфо). Ничего из этого сделано не было! А нам были предъявлены обвинения по ч. 5 статьи 20.2 и Никулинским судом были присуждены штрафы!

За нами следили. Хотя мы полагаем, что ниточка тянется еще дальше — к проекту «Свободная Школа Сопротивления», все ее лекции можно увидеть на Ютюбе. А, еще точнее — к лекции и интернет-мосту с Киевом «Майдан — организация пространства свободы» (запись этой лекции полностью также доступна в интернете). В ходе этой лекции более 20 человек ворвались в помещение, захватили нас без объяснения причин и доставили в ОВД, а через несколько часов отпустили также без объяснений и без протокола. Присутствовавшие там участники НОД говорили нам, что мы получим по 15 лет лишения свободы. Все серьезно.

В соответствии со ст. 234 УПК, все предварительные слушания проводятся в закрытом режиме. Приходил опер ФСБ Котенко, его не пустили.

На предварительном слушании мой адвокат заявил ходатайство о том, чтобы в суде провели психологическую экспертизу на предмет мотива совершения «преступления» и ходатайство о приобщении психологического исследования на предмет установления мотива. Судья сказал, что этот вопрос будет рассматриваться в основном судебном заседании на стадии исследования доказательств.

Я заявила ходатайство о приобщении к делу характеристик с места учебы и по месту проживания. Кстати, органами предварительного следствия были приложены к делу совершенно противоположные характеристики, они все были отрицательные. Например, в моей характеристике с места учебы в НФКУ МВД РФ (Новороссийский филиал Краснодарского университета МВД — ОВД-Инфо) я характеризовалась как хорошая ученица, а по личным качествам как «общительная и дружелюбная». Эта характеристика мне была дана 9.04.2012 года к моменту окончания учебы в вузе.

В той характеристике, которую взяли органы предварительного следствия, когда я находилась в СИЗО, указано, что я была хорошей студенткой, но в личном общении проявляла эгоизм. Конечно, эти характеристики не играют существенную роль для уголовного дела, но тем не менее, сам факт, что органы ФСБ делают такие характеристики, какие им надо, имеет место.

Кстати, обе характеристики с места учебы подписаны начальником филиала Краснодарского университета МВД Владимиром Сосовым, только разными датами.

В характеристиках по месту жительства, которую я ходатайствовала приобщить к моему делу, указано, что я проживала некоторое время в станице Полтавской, потом уехала на учебу в Новороссийск, а далее про меня по месту жительства ничего неизвестно. От соседей было заявление о том, чтобы меня не лишали меня свободы, в нем указано, что антиобщественной жизнью я не занималась, а занималась только учебой.

Судья Гончаров приобщил к делу все мои характеристики. Он был слегка удивлен, что органы предварительного следствия сами собирают характеристики, сказал, что в его практике это впервые.

Затем он спросил мою позицию по делу. Я сказала, что виновной себя не признаю, так как в постах по эпизодам ч. 1 ст. 280, ч. 2 ст. 280 УК я не призывала к НАСИЛЬСТВЕННОМУ свержению основ конституционного строя, а по эпизоду, где мне вменяется ч. 2 ст. 280.1 УК, я разместила запись, чтобы потроллить власти. Я невиновна, так как в моих действиях отсутствует умысел на совершение преступления по субъективному признаку.

Предварительное слушание длилось недолго. Адвокатом было заявлено ходатайство о проведении предварительного слушания для того, чтобы приобщить психологическое исследование и заявить ходатайство о проведении психологической судебной экспертизы на предмет мотива совершения преступления. Данные действия будут рассматриваться судьей на основном судебном заседании.

Первое заседание по существу моего дела состоится в Октябрьском районном суде Краснодара 3 сентября в 10 часов утра. На нем будут допрашиваться свидетели. Один из них — Сергей Титаренко, который дал против меня обвинительные показания, а я против него показания не давала, когда меня допрашивали по его делу. (Заседания по делу самого Титаренко, также обвиняемого в призывах к экстремистской деятельности в связи с публикацией в соцсетях, начнутся в Ленинском районном суде Краснодара 2 сентября в 09:30 — ОВД-Инфо.)

На втором судебном заседании будут исследоваться доказательства, если в первое судебное заседание успеют допросить всех свидетелей по моему делу.