На Пушку мы не пошли. Там хоть и вышли шатания (вопреки воле организаторов), но гора не родила даже мышь в сто человек для Лубянки. Это было ясно заранее.

На Лубянке в общей сложности бурлило около тысячи, но разрозненно и не целеустремленно. Тем не менее у ментов был сильный нервоз — оно и понятно, сюда шли не хомячки-легисты, а народ порешительнее. Поэтому задержанных то и дело перетасовывали из одного автозака в другой. Мне довелось сменить три перевозки и поднять два бунта.

С первых же минут меня с плакатом «Протестуй или проиграешь!» оторвали от товарищей (у Надежды Низовкиной — «Полицаев под арест», у Веры Лаврешиной — «Да здравствует народное восстание!», парни кричали: «Смерть полицаям!»), потащили в отдельный автобус без решеток. Там удерживали двое ментов, сменяя друг друга. Устали, отъехали, перегрузили в другой, нормальный автозак с тремя задержанными.

Блокировка удалась не сразу — парни были миролюбиво настроены. Но при попытке засунуть к нам кого-то еще в результате согласованных действий нашей группы ментам пришлось передумать. И перегружать уже нас в другой автозак. Там все пошло откровенно наступающе, подключились свежие силы незнакомых мне арестантов, менты, как фарш, выдавливались на улицу из собственного предбанника. Мы действовали и кричали: «Смерть полицаям! Это наш автозак!» Возникла угроза прорыва. Испугавшиеся менты оторвали меня от бунтующих, выволокли назад и после этого засунули остальных в решетку. Всю дорогу силой держали в горизонтальном положении в предбаннике, пророчили 10 суток.

В Арбатском положили у двери в дежурную часть, где я пролежала до помещения в обезьянник. Слышала, что за отказ назваться они вызвали мне психушку. Прождала несколько часов, за это время меня называли Верой Лаврешиной, Женей Андреевой и потом уже аутентично. И внезапно выпустили.

Большинство нашей банды забрали в «Замоскворечье». Везли жестко, Пашу Шехтмана приковали наручниками. Насколько я знаю, там 5 человек ночует в решетках — Надежда Низовкина, Вера Лаврешина, Павел Шехтман, Татьяна Кадиева, Алексей Никитин. Я так понимаю, что у них сегодня суд будет по 19.3 КоАП. Всего 8 человек отказалось представляться.

На связь с тех пор никто из них не выходит, от комментариев ОВД до утра отказывается. Из своих источников знаю, что у Нади Низовкиной с момента задержания сухая голодовка, у Татьяны Кадиевой разбит нос и очки, но от скорой отказалась, что с Верой — неизвестно. Есть информация, что Надя и Вера в одиночках. Думаю, там были серьезные бои без правил и потери есть с обеих сторон.

Оригинал

Всем спасибо за поддержку!!!

Наконец-то у меня дошли руки до написания этого текста.

Что же произошло?
Как мы до такого докатились, что ОМОН может спокойно забирать людей с разрешённой по закону встречи с депутатом?

Ну да ладно…
Всё по порядку:

• 5-го марта исполнилась декада моего задержания на Чистых.
• 5-го марта так же как и 5-го декабря прошёл протестный послевыборный митинг
• 5-го марта так же как и 5-го декабря произошли массовые задержания

Поехал Я в МСК пораньше, т. к. в прошлый раз Я приехал к концу митинга, и сейчас понял, что в принципе слушать одно и то же больше не намерен. Одни и те же речи о нечестности, о том, что будем приходить дальше, о тех 5ти требованиях. К чёрту! Самое действо начинается после митинга, где по настоящему можно понять настроение той части общества, которая называет себя оппозицией.

Не помню, чтобы раньше так рано начинали уходить с митинга. Надо развиваться господа, нужно переходить в следующий класс! Нужно наконец-то озвучивать что власть преступна! Что нарушена конституция! о том, что рано или поздно нам придётся эту власть убрать!

Ладно Я прекрасно понимаю, что-то делается (хотя бы группой декабристов, к которой Я себя причисляю или группой «ИНФОРМПРОРЫВ» в которой Я активно принимаю участие или проект «росвыборы» в котором у меня есть хорошие знакомые) но многие люди не видят маленьких шажков, они начинают задаваться вопросами, которые их уводят в сторону наблюдателей, а не участников.
Итак митинг митингом, но он заканчивался заявлением Сергея Удальцова о том, что он не собирается уходить (!!!). Для меня это заявление было неожиданностью, пусть Я потом и присоединился к оставшимся, но всё же все собирались на Манежку!

Но буду последовательным, после митинга, как и обещал, моя дорога вела на Манеж. Перед переходом с Пушки ОМОН уже брал людей в автозаки, бесцельная жертва, поэтому Я прошёл мимо. С другом (которого из-за фоток с Болотной/10.12.11 через 17 дней отчислили с пятого курса МГУПП) шли по Тверской, когда встретили на обратном пути моих друзей из ИнформПрорыва. По их словам там делать было нечего. Мы развернулись в сторону Пушки, по дороге встретили Ефимыча (Бориса Немцова) он так дальше и проследовал «окружать Кремль» вместе с небольшой группой единомышленников (как потом узнал из ОВД, ему это удалось в составе 20 человек).

Через какое-то время Я отделился ото всех, потому что уже нужно было ехать домой, ведь электрички в Электросталь по дурацки ходят. По дороге решил заглянуть на Пушку.

!!! МОЛОДЕЦ!!!

Большая группа людей находилась на площади и в фонтане (кстати, классное место для ведения круговой обороны зимой, если бы мы правильно встали и если бы нас было раза в 3 больше, и если бы не мешались репортёры!!!!!)

Я не долго думая залез в фонтан поближе к центру, Сергею, Алексею, Илье и Илье (Удальцов, Навальный, Пономарёв и Яшин). Сейчас эти люди как знамя, которое нужно охранять до конца.

Спустя 30 минут после моего возвращения на Пушку начались активные действия ОМОНа. Сначала они выстроились по бокам возле фонтана, ничего не предпринимая, а возле фонтана в это время ходил какой-то начальник (в чинах не разбираюсь, было бы иначе, было бы стыдно) с рупором и говорил про незаконность собрания. Это при том, что встречу с депутатом (Ильёй Пономарёвым) можно устроить в любом месте в любое время, пусть даже и после митинга.

Дальше была команда, ОМОН нас окружил, оттеснив всех, кто не в фонтане. Мы в фонтане сцепились в живую цепь, пусть и неряшливо. Я постарался соседям объяснить и показать, как правильно держаться — показал полицейский захват в цепочку. Меня так и не расцепили, когда выцепляли, только тех, кто был сбоку, а потом мне просто не кого было держать (спасибо 3 м давно прошедшим дням в ГБР «Местные»)

Кстати, вспомнил один факт, меня пытались выдернуть за волосы! СУКИ! МРАЗИ! Благо питаюсь здоровой пищей и слежу за собой — волосы у меня крепкие)))

Проводили меня к автозаку мягко. Залог мягкого доставления к автозаку — мягкий разговор с доставителями (например чётко сказанная фраза «Я не сопротивляюсь») и отсутствие сопротивления. Обыскали поверхностно и посадили в автозак.

Полчаса в автозаке (нужные звонки о задержании, записи ВК) и нас повезли куда-то. Потом выяснилось — ОВД «Головино», срать-колотить, как далеко!

По дороге немного разукрасили автозак агит-наклейками (у кого-то должны быть фото)

А вот уже возле ОВД мы стояли долго. Что-то они канителились с оформлением. Начали нас заводить в ОВД после 24.00. Ну, а там уже мы узнали, что нам всем вменяют 19.3ч1. Сволочи!

Ещё 4 часа мы оформлялись, но эта инфа не особо интересна, кроме того, что рапорта были напечатаны под копирку, с единственным изменением в фамилиях задержанных, плюс в объяснениях Я писал, что не согласен со вменяемыми правонарушениями по ст 19.3ч1, т. к. находился на законной встрече с депутатом.

Освободили в 4 где-то.
Самое классное то, что поддержка была супер!!!

СПАСИБО ВАМ ВСЕМ!!!
Мне позвонили 3 человека, которые предложили мне вписку на ночь. СПАСИБО ВАМ!!!
Ко мне приехали две машины, встречать! ДИМА, АНДРЕЙ СПАСИБО!!!
Даша, красивая девушка, привезла нам, арестантам покушать и попить. СПАСИБО!!!
Мы всех дождались, и потом разъехались. Меня до метро и Я домой на 2ой эл-ке с Курка в Эл-сталь.

P. S. Именно в тяжелые моменты понимаешь истинную ценность словам «пока мы едины мы непобедимы».

Метро выталкивало на поверхность все новые и новые порции граждан. Их было много, они были разные, но почему-то в этом загоне Пушкинской площади мне сразу почуялось что-то недоброе.

Почему-то вспомнил Чистые пруды. Да, не задавайте мне любимый вопрос Варламова, сколько же было людей. Могло быть и больше, я думаю. Неужели все так быстро опустили руки? Зря. Если есть еще шанс, то надо пытаться его использовать, чтобы потом не жалеть: «Было страшно, сидел дома».

Угораздило же меня встать прямо рядом с кучкой провластных провокаторов. По этим одухотворенным лицам было сразу понятно: такие покупаются за 300 рублей на вокзале. Отличительный знак: трехцветная ленточка. Они прыгали, угукали, свистели, скандировали с обезьяньей ритмикой: «Путин-путин-пу-тинпу!» Но надо признать, организация была видна: по команде начинали, потом разом смолкали.

Громче всего вели себя во время выступления Навального, тем самым признавая, что он на сегодня самый опасный соперник для узурпаторов власти. Говорят, что в самом начале митинга была драка, но я ее уже не застал.

Выступали хорошо. Много скандировали. Из нового: титульный лозунг «Россия — да! Путин — нет!» и фраза из выступления Ольги Романовой «Путин — лох!» Романова, кстати, уже более-менее привыкла к публичным выступлениям и слушается гораздо лучше, чем на Первой Болотной. Настоящую сенсацию, неожиданную даже для организаторов, преподнес Сергей Удальцов. Он сказал буквально следующее: «Я никого не призываю, но сам останусь здесь. И не уйду до тех пор, пока не уйдет Путин». Сергей, конечно, никого не призывал, но тут же не удержался: «Давайте, не уйдем отсюда сегодня!»

С этого момента планы организаторов потекли по другому руслу. Илья Пономарев решил поддержать и сделал объявление: «После митинга я объявляю бессрочную встречу с депутатом ГД РФ. Это законно и не требует согласования. Обсудим, что делать дальше». Наконец-то кроме слов появилось хоть что-то.

И люди остались. Выступающие переместились в центр фонтана. Мегафон взял Удальцов и все настроились на дооолгую ночь. Через какое-то время стало ясно: долгой ночи не получится.
Однако, Алексей Навальный успел выступить еще раз.

Площадь начал окружать ОМОН. Количество присутствующих значительно поуменьшилось, но пара тысяч все равно оставалась на месте. И тут началось. Сначала ОМОН играл в какую-то карусель вокруг фонтана, а потом начали вытеснять людей из сквера, оставив сидевших в фонтане в окружении. Не церемонились. Со спины чья-то рука в перчатке схватила меня за лицо и начала нащупывать рот. Сосед крикнул: «Осторожно!» Я вывернул голову, но был схвачен за… шапочку. Ага, вот такой болевой прием от полиции. Шапочка слетела, я было обернулся за ней, но получил удар в челюсть. Отвечать нельзя! Делаю несколько шагов вперед, меня пытается сбить с ног подлетевший сбоку боец. Хватает меня за одежду, срывает фотоаппарат. Фотик летит под ноги сминаемой толпе, а я сзади получаю удар электрошокером под колено. От неожиданности падаю. Повезло. По мне пробежали и я остался за спинами ОМОНовцев. Нахожу фотик. Шапочку мне подносит какой-то молодой полицейский, еще не успевший потерять совесть.

ОМОН перестраивается, чтобы штурмом брать фонтан. Я остался вне игры и продолжать игру совсем не хочется. Но разве можно просто так стоять и смотреть? Вокруг центра фонтана выстроилось сплоченное кольцо человек из пятидесяти. Это уже совсем мало. Мелькнула мысль не лезть туда. Стало стыдно. Вешаю фотоаппарат через плечо и спускаюсь в чашу фонтана. Поехали!

И они поехали. Тактика проста: выдернуть одного, сразу сбить с ног, волоком до стенки, перебрасывают наверх, где уже принимают. Хорошо воевать, когда знаешь, что соперник не может тебе ответить. Бойцы по одному выдирают из наших рядов тех, кто встал кольцом вокруг Удальцова и Навального. Илья Пономарев стоит наверху и кричит в мегафон: «Вы нарушаете закон! Здесь проходит встреча с депутатом Государственной Думы! Не трогайте людей!» Но что полицейским до Государственной Думы, если нам самим до нее нет никакого дела? Вот уже и мой сосед упал под ноги и был уволочен. Вокруг Навального осталось последнее кольцо. Я стою прямо перед ним. Мы встретились глазами и кивнули друг другу. В следующий момент я уже летел на скользкое ледяное дно фонтана.

Еще раз вылетел фотоаппарат. На этот раз из сумки. Слетели очки. Еле-еле успел их подхватить из-под ног. Меня выволакивают к автозаку. «Куда тащишь?! Не видишь, что тут уже нет мест?» — кричат из машины. «Ноги шире, руки на автобус!» — командует страж правопорядка. Так я и стою, расставив ноги, в одной руке фотоаппарат, в другой — очки. Погружают в фургон. О, как! Серегй Удальцов уже здесь. Неплохая компания подбирается.

И знаете, други, никакого уныния. Мы поняли, что можем не просто телепать языком. Мы поняли, что даже в такой стране можно оставаться человеком. Меня окружают очень хорошие, интеллигентные, благородные люди. И пусть один — коммунист, второй — патриот, а третий — убежденный демократ. Всех нас объединяет одно: мы верим в победу справедливости и в то, что детям за нас не будет стыдно. Кто-то предлагает сделать групповое фото на память. Сергей спрашивает, нет ли у кого с собой фотоаппарата, чтобы не на мобилу. Я гордо извлекаю свой разодранный вдрызг старенький D40. Всеобщее ликование. Автозак очень тесный. Простите, братья, что не все попали в этот кадр. Но мы еще обязательно сфотографируемся. А вам, друзья, я скажу одно: это самая лучшая фотография в моей жизни. И я ей горжусь. V for Vendetta!

Потом было ОВД «Алексеевское», протоколы, адвокаты. Через четыре часа я должен быть в суде. Но это уже ерунда.

Мы не уйдем!

Источник: блог old_pionear

Народ увеличивался, подошли лимоновцы, кого-то винтили и тащили в автозак (уж не самого ли Лимонова?) — в общем, стало живее. Менты стали провозглашать что-то вроде «граждане пешеходы, не мешайте пешеходам», потом космонавты начали оттеснять граждан пешеходов, как это обыкновенно делается на Триумфальной, настойчиво предлагая при этом проходить в метро. Ко мне подскочили с микрофоном какие-то журналисты, кажется, с немецкого 1-го канала, и пока я рассуждал перед ними, что выборы были бы нелегитимны даже без «каруселей» и фальсификаций (ибо что это за выборы, к которым допущены только те, кого лично отобрал главный кандидат?) и что пора переходить к акциям гражданского неповиновения, — появилась колонна ментов, которая отсекла меня в группе журналистов от основных сил митингующих — те оказались по другую сторону колонны, у забора, отделяющего стройку на углу Малого Черкасского. Это было досадно, тем более что наши уже начали скандировать. Наконец воссоединился с ними. Гляжу — Никитин висит на заборе и скандирует: «Россия без Путина! Путин будет казнен!» Я присоединился, вцепившись в забор.

Тут-то и началось винтилово. Меня с тычками за волосы отодрали от забора, после чего за руки, за ноги несли в автозак. Втащили в автозак — я вцепился в поручень у двери, и попробуй оторви. Между тем подносят новых, мат: «Так вашу мать, четверо мужиков с одной бабой справиться не можете!» После этого передо мной появляется и лицо «бабы» — оказывается, Низовкина. Я несколько удивился: «Да ведь тебя же свинтили раньше!» Вцепившись друг в друга, мы на какое-то время совершенно заблокировали вход, пока Низовкину наконец не оторвали и не кинули на сиденье, причем на нее навалились два или три омоновца и так всю дорогу ее и держали, прижимая к сиденью. Я же остался держаться за поручень у входа и, улучив момент, даже выскочил из автозака и прокричал несколько раз «Путин будет казнен»! По водворении обратно решили не возиться, втаскивая меня в арестантское помещение, а приковали наручниками к поручню — так и ехал. По ходу обнаружил, что в процессе винтилова потерял шапку и шарф (шарф парижский, подарок графини Уваровой — жалко); да еще чуть было не потерял телефон, но его передали из арестантского отделения через окошко — оказалось, подобрала Ира Калмыкова, спасибо ей.

Поехали в ОВД «Замосковоречье», но, поскольку шофер дороги не знал, кружили довольно долго и наконец чуть ли не через МКАД добрались до Пятницкой. Мы же между тем договорились: с ментами никак не сотрудничать, данных не давать и т. д. Наконец приехали на место, омоновец подходит с ключами: «Поверни руку, я наручник сниму». Я не реагирую. «Ты что, хочешь так и ездить с наручником?» — «Ага». Насильно отогнули руку, выволокли за волосы и поволокли в отдел. Предлагают выложить все из карманов, я, разумеется, не реагирую. Начали шмонать под камеру опера, приговаривая про пассивное неповиновение и статью 19.3 (это в то время, когда менту собственными ручками приходилось расшнуровывать мне ботинки). Только потом один участковый догадался обратиться по форме: «Предъявите, пожалуйста, содержимое вашей сумки». Я говорю (собственно для камеры): «Я задержан не был, мне не представились, не назвали причину задержания, ваши требования незаконны». Уволокли в КПЗ.

КПЗ в «Замосковоречье» (как и в «Тверском» и, видимо, в других старых отделениях) советского и чуть ли не сталинского образца: камера метров 10, без окон, без вентиляции, без мебели (только дощатый настил на большую часть камеры, как в старых сортирах, на котором и предлагается спать) и с лампочкой над дверью, горящей одинаково все 24 часа. Я был один. Через некоторое время заходит молодой мент, протягивает мой ингалятор от астмы, говорит вежливым и доброжелательным тоном: «Это вам пригодится». Благодарю его кивком головы. Он — уже другим тоном, официальным: «Имя, фамилия?» Улыбаясь, молча отхожу в угол и сажусь на настил. «Понял вашу позицию» — захлопнул книжку и вышел. Умный человек, однако.

Большую часть «отказников» запихали в клетку обезьянника, в том числе Низовкину, Лаврешину, Иру Травкину, Иру Калмыкову и с ними Семена Колобаева (молодой фотограф из химкинских активистов, в Химках не раз битый чоповцами). По их рассказам, обезьянник был забит: ни повернуться, ни сесть, ни встать, так что я мог почитать себя устроившимся с комфортом. Было слышно, как они поют революционные песни (причем запевала, как всегда, Кадиева), я подпевал. Мне кричат: «Мы голодаем всухую!» «Я так и знал, — отвечаю, — я тоже!» Для подъема духа, в свою очередь, начал петь всякие песни: белогвардейские, польские партизанские, махновские. Так вот, как раз когда я затянул на слова батьки Махно:

Проклинайте меня, проклинайте
Если я вам хоть словом солгал,
Вспоминайте меня, вспоминайте
Я за правду, за вас воевал!

— дверь отворяется и появляется мент. И предлагает посадить меня из одиночки к народу (тоном искусителя: «там женщины!»), если я сам сниму и отдам ему цепочку с ключами. Я отказываюсь. «Но ведь ты же знаешь, все равно отнимем!» «Силой отнимайте, а добровольно не отдам». «Да ну, возиться еще… никто же не узнает, скажем, что силой отняли!» Я вместо ответа продолжил петь:

За тебя, угнетенное братство
За обманутый властью народ,
Ненавидел я чванство и барство,
Был со мной заодно пулемет!

Мент уходит, оставляя дверь открытой — что с его стороны было умно, потому что я в результате сам вышел и прошел в холл, где находилась клетка обезьянника и в ней все наши, встретившие меня приветственными кликами. Тут, соответственно, на меня навалились, вновь обмшмонали, сняли пресловутую цепочку и вообще вытащили все из карманов, а потом закинули в КПЗ, но уже другое, где были Строганов и Никитин. Строганов был в боевом виде: у него была порвана штанина, разодран на спине пиджак, и вдобавок его сильно ударили по почкам, отчего образовался синяк в полбока; бок очевидно сильно болел, и время от времени он принимался кряхтеть и ругаться. Голодовки они, по своим соображениям, решили не держать, и, когда принесли передачу, принялись есть и пить (я старался не смотреть). Строганову, впрочем, за отказ представляться не отдали сигарет, что в сущности тоже пытка (как пояснил начальник отделения, курить — не первая необходимость, а если наркоман попадет, ему прикажете наркотики давать? Хотя наркоманам, между прочим, дают лекарства).

На память о нашем пребывании, железная дверь камеры украсилась надписью: «Путин будет казнен!» На стене еще было выцарапано: «Путин — вор!», как привет от прежних постояльцев.

Говорят, что административно задержанным более 24 часов полагаются постельные принадлежности, горячая еда и еще что-то в этом роде, но это, должно быть, где-то на другой планете. Мы спали на голых досках, подстелив под голову собственную одежду.

На следующее утро, когда меня повели в туалет, я переговорил с сидевшими в обезьяннике и, забывшись, на вопрос «Кто с тобой в камере» назвал фамилии Строганова и Никитина. Менты, разумеется, подслушали и кинулись пробивать, почему-то по уголовной базе, но поскольку фамилию Строганова они расслышали плохо, то вскоре заходит довольный мент: «Строков Такой-то Такойтович, выходи и представляйся, мы тебя все равно знаем! Ты же в розыске, на тебе 160-я статья (присвоение и растрата)!" Не, говорим, и человек не тот и фамилия не та. Ушел.

Вдруг на несколько минут в нашу камеру заводят Колобаева, после чего выводят вместе с Никитиным. Как потом выяснилось, Колобаева отсадили из обезьянника, при этом избив, в наказание… Вере Лаврешиной, за ее нехорошее поведение.

Счет времени мы натурально потеряли, о происходящем за пределами камеры могли составлять представление самое смутное. Слышны крики — ага, женщин в суд повезли. Надо ждать, когда и нас повезут (так и не дождались). Опять шум и крики — женщин, стало быть, обратно привезли, интересно, сколько дали и когда повезут в спецприемник? Громкий голос Кадиевой, крики «Не бейте женщину! Фашисты!» — «Наручники давай! Наручники!» — Кадиеву бьют. Я начинаю бешено колотить в дверь, открывает этакая горилла в серой форме, я ору на нее: «Что у вас тут происходит?» — горилла дает мне кулаком под дых: «Сдохнешь здесь, собака!»

Через некоторое время горилла снова отличилась. Строганов стал колотить в дверь, долго не открывали, потом открывает горилла: «Что такое?» — «В туалет выведите». — «А ты заслужил, чтобы тебя в туалет водили? Называться не хотите, а в туалет их води». Я: «Исполняйте свои обязанности!» — за что тотчас получаю. Строганова наконец выводят, горилла вновь заходит в «хату» и наносит мне несколько довольно болезненных ударов, сопровождая их нравоучительной бранью. Ушел и книжку забрал, скотина: «И так у вас тут санаторий!» Если бы я был полон сил и энергии, то от скуки и отсутствия чтения, должно быть, готов бы был повеситься; но поскольку начала сказываться голодовка (слабость, легкое головокружение), то, в общем, оставалось лишь лежать и дремать, время от времени перекидываясь со Строгановым ругательствами и насмешками в адрес «сливных» лидеров.

Когда, по нашим расчетам, наступило уже утро вторых суток, выпустили Колобаева и Никитина — они согласились что-то там подписать. Заходил начальник отделения, соблазнял нас: «Мы же вас все равно знаем, вот вы Строганов, а вы (мне) — Серов. Подпишите обязательство о явке в суд — и вы на свободе, тем более что на Манежке опять буза, уже 15 человек привезли, идите туда и бузите». Отказались. На слова Строганова «моего товарища избили» (обо мне) начальник радушно предложил писать жалобу, прибавив угрожающим тоном: «Однако, если жалоба не подтвердится…" (Очевидно, он имел в виду статью о ложном доносе.) «Ах, не хотите? Ну так вам еще сутки сидеть здесь до 48 часов». — «Как сутки? Несколько часов, сейчас же утро 7-го!» — «Нет, сейчас 9 часов вечера 6-го». Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Остались просиживать еще 24 часа, готовые к тому, что назавтра повезут в суд, где добрый наш знакомый Стеклиев и определит в спецприемник. А ведь одного слова, одной какой-то подписи достаточно… ну да ладно.

Назавтра, впрочем, и обо мне информацию пробили и заходили, похвалялись, что знают обо мне все. При этом «все» оказалось взятым из крайне тенденциозной статейки в «Викиреальности», сочиненной моими оппонентами по Википедии. «Ты, говорят, СССР не любишь и Россию не любишь».

Примерно с часу дня 7 марта начали нормально выпускать. Сначала выпустили женщин, потом меня со Строгановым, заменив наши подписи подписями понятых. Протоколы на нас таки оформили по 19.3 (неповиновение полицаям). Перед уходом мне предлагали взять бумагу о явке в суд (суд назначен на 12 или 13), я вежливо отказался, объяснив, что ни в какие их суды все равно ходить не намерен.

Вернув телефон и выйдя, начал звонить, узнавать, что делалось в мире эти двое суток — и тут только, по выходе, я и узнал о событиях на Пушкинской площади и о том, что Татьяну Кадиеву увезли в 1-ю Градскую с переломанным носом.
В ЖЖ-сообществе «Намарш.ру» о нашем освобождении было сообщено с резюме: «Полицейские сдались на милость радикалов».

Автор — Павел Шехтман

Источник: блог Павла Шехтмана на Грани. Ру

Когда мы вышли на улицу, там уже была довольно неприличная концентрация органов правопорядка — они нас ждали. Нас сразу предупредили, что будут задерживать — одиночные, не одиночные, не важно. Мы сознательно разошлись так, чтобы друг друга даже не видеть — минимум на 100 метров. О массовой акции дело совсем не шло — одиночные пикеты, как и планировали.

Я подошел к метро Лубянка, к магазину «Наутилус». Когда подошел, оттуда уже забирали парня с плакатом. Я решил встать на его место, и когда достал плакат, подошел полицейский, и сказал, что если будет кто-нибудь со мной стоять, меня заберут как на массовой акции.

Попросил посмотреть плакат. Там было «Хватит врать и воровать». Сказал — хорошо, стой, по сути, дал такое разрешение. Я простоял 15 минут, и когда начались уже задержания, ко мне подошли и сказали, что теперь есть угроза безопасности, и задержали.

В нашем автозаке было 6 человек, нас повезли в Басманное, других — в Тверское. Там было жестче, чем у нас. Мы с полицейскими общались в автозаке, они понимали нашу позицию, объясняли, что они при исполнении. В участке они по большей части вели себя достаточно корректно.

Только с Инной [Карезиной], которая не захотела заполнять протокол… Угрожали, что поставят в камеру с уголовниками, но в итоге нашли компромисс — она написала в протоколе, что отказывается подписывать протокол.

В Басманном ОВД относились лояльно, мы сами заполняли протоколы — а в Тверском пытались подсунуть на подпись пустые протоколы.

Потом мы все поехали к Тверскому ОВД, где на данный момент еще остается одна наша подруга.

Я считаю, что это была репрессия, и не столько против нас, сколько против народа, которому не дают возможность высказываться. Я не виню конкретно исполнителей: они объясняли, что для них отказ от исполнения — это потеря работы. Так что это репрессия не со стороны конкретных полицейских, а со стороны тех, кто дает указания — т. е. со стороны власти.

Как и 12 другим задержанным, Щербакову инкриминирована статья 20.2 ч.2 КоАП — «Нарушение установленного порядка проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования». Суд над Александром Щербаковым состоится 21 февраля, в 14 часов, судебный участок № 370, Новая площадь, д 8, стр 1.

Мы туда пришли — человек двадцать с чем-то, растянули растяжку около 19 часов 05 минут. Мусора начали нас винтить практически сразу, достаточно грубо: разговор начинается с тычка в грудь, потом растаскивают, заводят между автобусами и передают дальше. Никакого мегафона я не заметил, никого ни о чем не предупреждали, никто не представлялся, сразу начали задерживать.

В автобус буквально закидывали — кого за руки-за ноги, кого толчками. Задержали, мне кажется, всех участников акции.

В автобус потом завели двух женщин-активисток — Низовкину и Стецуру. Мы решили, что не будем никого пропускать в зарешеченную часть, стояли — не пускали. Потом закинули Евгения Попова — бросили просто на пол.

Полицейский уперся спиной в окно, а ногами пытался захлопнуть дверь. В результате он просто выдавил окно — потом в прессе писали, что это сделали буйные задержанные.

Полицейские хамили страшно, били по решетке из всех сил. Били по рукам, которыми людьми держались за двери, по пальцам на решетке.

По пути автобус врезался в какую-то машину и чуть позже скрылся с места ДТП.

В этот момент началась чуть ли не драка с полицейскими, которые пытались все-таки всех затолкать в зарешеченную часть. Один полицейский пытался остановить своих коллег и закрывал девушек своим телом. Потом из автобуса высадили буйных полицейских, и до ОВД те, кто дрался с задержанными, не доехали — вместо них поехали другие.

На моей памяти таких жестких столкновений в автобусе почти не было: до боев дело раньше доходило всего один раз. Обычно задержанные требуют полицейских представиться и объяснить, почему они должны выполнять их требования, а в этот раз сразу начался жесткий разгон и да, определенное сопротивление этому со стороны задержанных было, но под монотонный бубнеж с требованиями разъяснить, что происходит и на каких основаниях. На последней акции по Стратегии-31 тоже были (не массовые) избиения в автобусе, и кстати, там засветился тот же полицейский, что и в этот раз — тогда он представился Щасловым.

В самом отделении тех сотрудников 2-ого ОПН, кто избивал в автобусе, не было.

В ОВД несколько человек отказались представляться, в том числе Низовкина и Стецура, активистки, которые всегда следуют такой тактике. Протокол, на удивление, оказался достаточно приближенным к реальности — правда, полицейские не предупреждали задержанных и не просили их разойтись, а лозунги мы выкрикивали немного другие: «Остановим диктатуру», действительно кричали, а вот «Долой путинскую фашистскую власть» приписали уже в ОВД. Всем, кто был со мной в отделение Тверское, предъявили статью 20.2 ч.2 КоАП.

В понедельник, 5-го числа, я отправился на Чистые пруды, чтобы побывать на митинге несогласных с результатами выборов. Митинг — санкционированный. Собралось (как я мог визуально оценить) порядка 5000 человек, говорят, что было и 7.

То, что я пришел на митинг, лично для меня, нонсенс. Это до чего же должно было дойти, чтобы я выполз?! Но я буквалист, я не столько против победы ЕР на выборах, да пусть бы ее результаты были 99%, но учитывая все эти многочисленные задокументированные факты фальсификаций — я не могу считать ни выборы, ни власть легитимными. Простите, но такое нарушение закона — это плевок на все идеалы, что есть у человека.

Занятно, что от сотрудников органов, в последствии, мы постоянно слышали снисходительное: «Ну, вы же понимаете в какой стране вы живете». Я понимаю. Я живу в стране, общей площадью 17 млн км2, расположенной в Восточной Европе и Северной Азии. Фальсификацию я понимаю, как нарушение законов нашей страны и уголовное преступление. Так что единственное, что я не понимаю, это разницу в «пониманиях».

Ладно. Вернемся. Митинг начался в 19–00 и закончился в 20–00 (ну или чуток пока не расходились). Скажу сразу, митинг мне не понравился. Туда я пришел «запечатлеть почтение», но орать с толпой пустые лозунги, которые даже хуже речевок болельщиков — не хотелось. «Революция!», «Путин — вор!», «Долой власть!» — это все хорошо и тестостерон играет. Пара выступающих, правда, на мой взгляд, кричали хорошо: «Конституция!» и «Под суд!».

Митинг завершился призывом со сцены выдвинуться толпой к ЦИКу и продолжить стояние уже в Черкасском переулке. Сказано — сделано. Толпа потихоньку выдвинулась. Я с первой партией пошел. Интересно увидеть, что будет. По дороге зашел купить кофе, и когда вышел со стаканом из кафе, обнаружил, что отстал сильно. По Мясницкой начал нагонять. И что удивительно… не нагнал! Толпа как-то рассосалась (это яркая черта той толпы того вечера, кстати).

Из замечательных наблюдений вокруг — по переулкам и проулкам Мясницкой рассредоточены толпы омона. Я никогда не видел ТАКОГО количества. Проулки были просто забиты касочной и бронежилетной массой. Вдруг, за моей спиной началось движение, «космонавты» плотными рядами стали перекрывать Мясницкую.

Я сразу подумал, что обойти кордон очень просто по соседним улицам, благо там таких путей обхода навалом. Позже мне рассказывали, как омон обходили через… помещение магазина Библио Глобус! :)

Получило[сь], что к ЦИКу я пришел первым и… единственным! Порядка получаса я там топтался и даже сделал большой круг, чтобы посмотреть, вдруг толпа собирается со стороны Новой площади. Вернувшись к ЦИКу я обнаружил еще… ОДНОГО товарища. Мы познакомились, поболтали. Решили еще прогуляться. Сходили посмотреть на место митинга ЕР на площади Революции. Вернулись к ЦИКу, никого нового не нашли, попрощались и пошли в разные стороны.

Все это время у ЦИКа собирались омоновцы и представители мвд. Но как-то вяло. Время спустя (где-то в 21–00 или чуть позже) их действия стали чуточку более организованными. Подходы к ЦИК перегородили автобусами и кордоном из омоновцев с щитами. Но, повторюсь, все это было каким-то разбродом. И щиты как-то держали не воинственно и часть кордонов на подступах сняли.

Тут я хочу отметить, что очень долгое время, после того, как митинг закончился, и до того, как начались облавы, никто собственно не понимал что делать. Ни исполненные праведного гнева «оппозиционеры», ни силы «правопорядка». Толпа с Чистых шла в очень разных направлениях, и не знала где центр. В какой-то момент, прибившись к группе народа, мы стали следить за ситуацией через твиттер Варламова. Оперативно перемещаясь по его постам, мы каждый раз оказывались в пустынных местах. Силы «правопорядка» так же не понимали, что и зачем делать. Растерянность была написана на их лицах.

Мой вечер превратился в увлекательную прогулку по городу. Интересно было смотреть на мельтешение вокруг, слушать разные разговоры. В итоге я оказался в компании симпатичных молодых людей у памятника Пушкину.

В 22–20, когда мы уже собирались, идти в переход, в метро, чтобы разъехаться по домам (еще раз отмечаю, мы стояли у памятника, за широкой бронзовой спиной, к которой не зарастет тропа), к нам подошли странные люди. Эти люди отказались назвать себя, а одеты были в одежду камуфляжной расцветки, которую можно купить в магазинах типа «Рыбалов». Неизвестные потребовали от нас проследовать в автобусы. Мы попросили представить[ся] и показать документы. Один из неизвестных «рыболовов», обладатель маленьких черных усиков, руководствовался кодексом Матроскина (усы, лапы и хвост): «Я полковник! Какие, нахуй, документы!»

Нас начали «паковать». Меня достаточно вежливо провели под локоток в автобус. Когда салон оказался запол[н]еннным, машина дернулась с места.

С этого момента начался марафон из звонков. Звонили в салоне, практически все, т. к. для большинства опыт задержания был в новинку. Мы звонили, в первую очередь, даже не родным и близким, а тем, кто мог помочь советом. Тем, кого уже задерживали, журналистам, юристам.

Забегу вперед. Звонков было много. В какой-то момент началась лавина. Во-первых, откликались и помогали, давали советы, люди, с которыми мы давно не общались или те, с которыми мы и особо знакомы не были. Было множество звонков от тех, кого мы и не знали вовсе, но тех, кто звонил по принципу «шести рукопожатий». И, конечно же, звонки от друзей со словами поддержки! Спасибо! Спасибо! Спасибо вам всем за это!

Я не чувствовал единения на митинге на Чистых прудах. Толпа в целом была какой-то неуверенной. Ни один из лозунгов не продолжался дольше, чем его продолжал скандировать в микрофон человек на сцене (это к вопросу об отсутствии лидеров настоящих, сейчас лидер — это нечто эфимерное: идея и обида). Но вот в камере и в суде это единение было. Оно было в телефонной трубке. Оно было между задержанными. Оно было благодаря всем присутствующим (включая омоновцев и сотрудников полиции).

Итак, нас доставили в ОВД Тверское. Сейчас мне пишут, что в сообщают об избиениях и жестких задержаниях. Верю, что такое могло быть. Однако с нами (в Тверское нас доставили 17 человек, четверых журналистов с корочками быстро отпустили) обращались вежливо. Без грубостей. Ни физической силы, не оскорблений я не встретил.

Сначала нас разделили на две группы: на втором этаже и на четвертом. На четвертом нас разместили в помещении музея ОВД. Интересно. Там были очень хорошие фотографии дореволюционные.

Еще раз повторюсь, я формалист. Я не столько против задержания, сколько против невыполнения законных процедур. Я уже писал, что нам не представились, не сообщили за что задержали, не показывали документов. Кстати, наши паспорта тоже быстро изъяли — без объяснений.

Как нам стало известно от компетентных товарищей-юристов (Вика, спасибо тебе за консультацию!), нас не имеют права задерживать дольше 3 часов без объяснения причины. Простая математика. 22:46 — нас доставили в ОВД Тверское (по протоколу мы задержаны с 22:30). Впервые я увидел протокол задержания из которого я и узнал за что задержан в 1:50. Вроде бы разница 20 минут, но… Нам не объясняли ничего. Ни причин. Ни прав. Ни норм закона. Когда мы читали и подписвали рапорта, конечно, сотрудники поясняли нам его содержание… если мы задавали вопросы.

Итак, долгая нервотрепка закончилась. Стало ясно, что нас продержат минимум до утрам. Нас отвели на первый этаж. Забрали вещи. Шнурки, само собой. Сделали опись. И посадили в камеру. Последним в камеру запустили Ильяса.

Ильяс представился «профессиональным троллем». Троллинг системы он производил с удовольствием. Коли им есть время составлять глупые рапорты и ночь проводить за бумажками, то Ильяс потребовал провести детальнейшую опись своих вещей. В частности, переписать номера и реквезиты многочисленных дисконтных карточек.

Всего в ОВД нас осталось 13 человек. 10 парней и 3 девушки. Мы и заняли две камеры. Камера. Надеюсь, это место попадет в какой-нибудь журнал типа Интерьер Дизайн, или сотрудники ОВД отправят заявку в «Квартирный вопрос». Размеры (примерно) 2,5 на 3 метра. Высокий потолок (очень, 4–5 метра). Фактурные стены. На двери и дверной коробке есть надписи. На двери: «Путин будет казнен», нацарапано. На коробке — «31». Кстати, на двери в туалет есть надпись: «Россия будет свободной». То, как надпись сделана: на листе, который находится под пластиковой панелью, и тот факт, что задержанный, при выходе из камеры в туалет, находится под бдительным присмотром сотрудника ОВД, говорит о том, что надпись не могла появится просто так, как быстрое и скрытное хулиганство.

Спали мы неважно. Все же 10 мужиков старались устроить себе лежбище тюленей. и все равно двоим приходилось стоять и ждать очереди. Но ночь прошла в разговорах, засыпали ближе к утру. С нами был Даниил (один из организаторов националистического объединения «Лига обороны Москвы»). Под утро он храпел так заразительно, занимая своим мощным телом приличный кусок пространства.

Ах, да, как камера выглядит. Входите — узкая полоса пола, после деревянный настил поднятый над полом на одну ступень. Это плоское и удобное с ортопедической точки зрения пространства предназначается для лежания. К вашим услугам — мятый и в пятнах матрас. Рум сервис занимается уборкой один раз в день — корридор и туалет. Уборка камеры, видно, в отсутствие задержанных. Завтрака нет. Вроде бы содержание задержанного 30 рэ в день, но нас не кормили, не поили. Однако нам активно передавали продукты, воду. Девушки из соседней камеры выпросили возможность купить в автомате в отделении стаканчики с кофе. Это был великолепный кофе! Даже лучше того, что потом нам передали из шоколадницы.

Спасибо большое всем за эти пакеты с булками, водой, колбасой, кофе. Это была не просто еда, это была информация. Это было напоминание о том, что мир шире, чем каменный мешок 2,5 на 3.

В одном из пакетов, под бананами, пронесли телефон.

Заметки 1

Кажется, я простудился в ОВД. Стенка у которой я спал была холодной. Поэтому хоть я и спал 12 часов, все равно чувствую себя уставшим. И голова болит. Поэтому, теперь, буду говорить о каких-то эпизодах.

Я обязан сказать о замечательных девушках. Сестры-близнецы Тамара и Люба, а еще Даша, которая мечтает преподавать английский сотрудникам МВД. Мы постоянно путали Тамару и Любу. Не путал только Саша — муж… Любы? Тамары? То ли Люба, то ли Тамара — художница. Она сделала замечательные каррикатуры (обещала прислать). Одна из них показывает, как Даша, хрупкая девушка где-то метр 60 ростом сопротивляется силам ОМОНа и перекрывает Тверскую, видимо, телами поверженных омоновцев.

Даша, Люба и Тамара активно защищали себя. Подавали ходатайства. Вызывали свидетелей и, судя по всему, будут оспаривать приговор суда. Правда, все, все мы получили одинаковый приговор. Только мера наказания либо штраф 1000 либо до 3 суток. Девушек всех отпустили со штрафом.

Преступный подложный суд это лишь одна из сторон преступной подложной власти в нашей стране. Это один из интсрументов давления на общество. Вот только власти, кажется, стоит обратить внимание, что они использую его как-то неправильно. Этот суд не напугал никого. Но только прокачал и утвердил в своей правоте людей… которые раньше только и делали что ретвитили и лайкали.

Заметки 2

Рапорт был типовой. Ошибки типовыми. И типовым был суд. Одни и те же «свидетели» обвинения. Одни и те же слова. Под конец, сотрудники ОМОН путались, заговаривались.

В коридорах, правда, шли другие личные разговоры. Практически все сотрудники ОМОН и МВД разделяли нашу точку зрения и со многим соглашались. Да, это и «а Васька слушает, да ест», но вам стоило слышать некоторых из них, которые говорили с чувством, от себя, и достаточно реакционные и «крамольные» вещи.

Конечно, было много лицемерия. Но, простите меня за пафосные слова, я был счастлив, что на суде НИ ОДИН не посмотрел мне в глаза. Даже на вопрос судьи: «Знаком ли вам обвиняемый» — на меня не смотрели. НИ ОДИН из присутствующих в суде не поднял головы. Ни свидетели, ни какие-то непонятные омоновцы.

Заметки 3

На суде я вел себя максимально пассивно. Я не похож на идеологического борца. Весь спектр чувств я уже испытал до суда. Там, в здании суда, оставалось просто гулять по коридорам, читать забытые газеты и относиться максимально равнодушно. Плюс, я дико хотел вернуться к сыну.

Когда мы еще сидели в камере, пришли первые известия о тех, кого задержали на 15 суток. Вот тогда мне было страшно. Вроде глупый срок. Но мне было невыносимо тоскливо от того, что я две недели не смогу видеть своего сына.

Кстати, когда судья покинул зал, мы с оставшимися, какими-то непонятными омоновцами (я серьезно не понимаю, зачем они сидели там), мы говорили, в основном, о детях и о мультиках.

Так один сотрудник сказал, что уважает Бэтмана, потому что он единственный не мутант. А человек-паук ему не нравится. Со всеми сошлись на том, что любим все «Трое из Простоквашино».

А о моей пассивности. Во-первых, у нас была схема: одни подают ходатайства, другие — нет. Эксперимент. Во-вторых, после нескольких заседаний, я не видел смысла в противодействии именно этому заседанию.

На вопросы о ходатайствах (они лежали у меня в кармане) или о комментариях или вопросах к свидетелям обвинения, я заявил, что у меня есть и ходатайства, и вопросы, и комментарии, но я не вижу смысла их заявлять, т. к. они не будут приняты во внимание. «Показаниям С.К. о его невиновности суд не доверяет и расценивает их защитной позицией, избранной с целью избежать ответственности, посколько они противоречат письменным материалам дела, а так же пояснениям в суде сотрудников полиции Марченко А.С., Курашова О.О., которые являются логичными, последовательными и полностью согласуются с материалами дела. Оснований не доверять показанимя указанных свидетелей суд не установил».

Я хочу дать понять, что этот суд абсолютно подложный, ложный и «нелигитимный». В теоретической ситуации «по закону», нас оправдывали бы после одного-двух аргументов. Правда, в теоретической ситуации «по закону» — это грозило бы потерей работы многим людям.

Заметки 4

Кстати, еще вам милое дополнение. Даша пошла в автозак абсолютно добровольно. Могу ошибаться, но кажется, она даже просилась сопровождать. Но ее ложно осудили, как и всех нас. Т. е. омоновцы врали, что они видели Дашу, что они ее задержали.

Заметки 5

Ой, я же самого главного не написал. За что нас осудили. Сейчас, перечитывая протокол, я испытываю горечь нереализованных возможностей. Итак, смотрите перекрыть движение на Тверской и сопротивляться ОМОНу стоит всего увлекательных 24 часов, в которые ваши передвижения ограничены (это не сильно отличается от маршрута дом-работа-дом) и 1000 рублей. Правда, еще раз отмечу, это наглая ложь и просто типовой рапорт. Мы не перекрывали Тверскую. Не сопротивлялись. И тем более, не были там, где указано в рапорте. Ну и сотрудников ОМОН, которые нас задерживали, я не помню у памятника Пушкину. Меня, к примеру, в автобус вел красивый и высокий парень. В суде против меня свидетельствовали двое мужчин среднего роста и не очень симпатичные.

Заметки 6

Прошедшие сутки были великолепно информационно насыщенными. Редко когда твое личное самоощущение складывается из множества информационных потоков. Когда ты воспринимаешь, не только «объективную» реальность себя здесь и сейчас, но и еще чувствуешь себя где-то.

Так меня потрясла история моего брянского друга. Kirdos со своей флэйвой выдвинулся в Москву поддержать нас (ну и, долг гонзо зовет быть на передовой!) Скоро он позвонил с новостью, которая меня шокировала. Их машину остановили на трассе Киев-Москва и просто развернули, не позволив продвигаться дальше.

Статья 27

1. Каждый, кто законно находится на территории Российской Федерации, имеет право свободно передвигаться, выбирать место пребывания и жительства.

2. Каждый может свободно выезжать за пределы Российской Федерации. Гражданин Российской Федерации имеет право беспрепятственно возвращаться в Российскую Федерацию.

Заметки 7

Я хочу сказать одну простую вещь. Я не сильно против задержания. Мне крайне неприятна та ложь, которой это задержание обосновано. В протоколе задержания нет НИ ОДНОГО слова правды. НИ ОДНОГО слова правды не было на суде. Вот, что мне важно рассказать.

Заметки 8

Наверное, чуть позже я выложу скан рапорта и судебного решения. Хотя эти бумажонки не заслуживают внимания. Как минимум из-за того количества ошибок, что в них допущены. Судите сами. Из рапорта:

«примерно в 22 часов 30 минут»

«требованию сотрудника полиции в связи с исполнением ими»

«проезжую часть улице Тверской»

Заметки 9

Маленькое, но пикантное дополнение. Когда у Пушкина нас стали задерживать мы находились в процессе активного и эмоционального обсуждения идеи о… вступление в партию Единая Россия! Если из нашей группы и доносились лозунги, то они были такими: «Мы верим результатам выборов!», «Фальсификации — это наглая провокация!», «Медведев не может врать!»

P. S. Кстати, мало того, что нам не представились, не показали документов, но и не предложили разойтись.

5 декабря

Сцепившись локтями, мы прижимались к стене углового дома на Театральном проезде. Еще полтора часа назад нас было почти десять тысяч на Чистых прудах. Минут тридцать назад нас было около тысячи, и мы продирались через омоновские ряды на Кузнецком Мосту. И вот нас — сотня. Вокруг — армия полицейских, автозаки, железные щиты, шлемы и дубинки. До Центризбиркома — метров пятьсот, но пройти туда уже невозможно. Фальсификаторов хорошо охраняют.

***

В автозаке тесно, но весело. Двадцать пять молодых парней сидят друг у друга на головах и фотографируются на память. Телефоны пока еще не отобрали.

***

ОВД «Северное Измайлово». Какого черта так далеко от центра? Кому-то сообщают, что задержанных — больше трехсот. Центральный округ не справляется, демонстрантов развозят по участкам в спальные районы. Адвокатов не пускают. Всех оформляют по «арестной» статье 19.3 («неповиновение полиции»).

***

Нас с Навальным отделяют от общей группы и разводят по разным комнатам. Обыскивают, отбирают личные вещи. «Получите уголовный срок за провоцирование беспорядков», — угрожает опер. «Беспорядки „Единая Россия“ и Чуров провоцируют», — отвечаю.

***

Неожиданно двое амбалов в форме выкручивают мне руки и буквально бегом прогоняют через все отделение. У черного входа припаркован микроавтобус без опознавательных знаков. Запихивают. За рулем — мужчина в черной маске спецназовца. Ничего не объясняют.

***

Летим по ночной Москве в сторону области. Водитель в маске игнорирует правила и легко обгоняет машины по встречке. Куда везут — непонятно. Проезжаем МКАД и несемся по Щелковскому. «В лес, что ли, везут?» — вглядываюсь в темноту.

***

Паркуемся у ОВД поселка Восточный. Заводят. Навальный уже здесь: мирно беседует с сотрудниками Центра «Э» (по противодействию экстремизму), рассказывает им про коррупцию в «Газпроме». Продлилось это, впрочем, недолго. Оформлять в «Восточном» нас категорически отказались. Снова в машину.

***

ОВД «Китай-город» наконец. Обезьянник. Узкие деревянные лавки, железная клетка. 6,5 часов нас катали по городу, так и не ознакомив с материалами дела, так и не пустив адвоката. С улицы слышно: «Свободу политзаключенным». Небольшой стихийный митинг продолжается под окнами ОВД всю ночь. Нам кое-как удается поспать пару часов. Наутро суд.

6 декабря

Меня забирают из клетки первым. Привозят в мировой суд на Ильинке, буквально в соседнем здании с Центризбиркомом. «Пустите передать привет Чурову», — пытаюсь разговорить мрачных конвоиров. Бесполезно — каменные лица.

***

В коридоре суда десятки людей: сторонники, друзья, журналисты. Успеваю на ходу поцеловать подругу — и тут же толчок в спину. «Быстрее, не задерживаемся».

***

Только в зале суда мне и адвокату (его наконец пропустили) дают возможность ознакомиться с делом. Спустя 15 часов после задержания — грубое нарушение! Появляется судья: известная своей неприязнью к оппозиционерам Ольга Боровкова. Именно она отправила нас с Немцовым встречать прошлый Новый год за решетку. На ее счету уже десятки политических решений. Нашистка в мантии.

***

Все как обычно: Боровкова отклоняет (не читая даже!) почти все наши ходатайства. Отказывается приобщать видеозапись. Игнорирует, что рапорты якобы задержавших меня полицейских написаны под копирку. Допрос полицейских напоминает анекдот. Они утверждают, что держали меня за руки, но я умудрился этими же руками одновременно махать и толкать их в грудь. «Это были разные руки, — юморит адвокат. — Яшин как шестирукий Шива». Судья, однако, в показаниях лжесвидетелей не видит ничего смешного: ей они кажутся «последовательными и убедительными».

***

Судья удаляется для принятия решения. Через пару минут из ее кабинета выходит разъяренный пристав и начинает орать на журналистов: «Прекратите онлайн-трансляцию из зала суда».

***

Боровкова появляется в зале. 15 суток. Никаких сюрпризов.

***

Еще несколько часов ожидания в клетке ОВД, пока судят Навального. Приводят наконец. Те же 15 суток.

7 декабря

Короткая ночь в спецприемнике: наутро апелляция в Тверском суде. В седьмом часу утра нас с Навальным заталкивают в «стакан» полицейской «газели». Сидим как в карцере: темнота, холодно, пространство 1,5×1 метр.

***

Меня ведут в суд первым. Выхожу из машины и с удовольствием вдыхаю свежий морозный воздух. На запястьях щелкают наручники. Это еще зачем? Так положено.

***

Судья Криворучко. Еще один «герой правосудия», фигурант «списка Магнитского». По отработанной уже схеме отклоняет практически все наши ходатайства. Не хочет смотреть видео и вызывать полицейских. Слушает адвокатов и меня со скучающим видом.

***

Оживился Криворучко лишь однажды: когда я заявил ему отвод, упомянув среди прочих оснований присутствие его фамилии в «списке Магнитского». «У меня поправочка, — раздраженно перебил он меня. — Правильно говорить: список сенатора Кардина».

***

15 суток — приговор остается в силе. Спустя пять часов такое же решение судья принимает по Навальному. «Газель» трогается от здания суда. Снаружи десятки людей скандируют: «Свободу!»

8 декабря

Навального определили в камеру № 5, где я встречал Новый год. Там в этот момент сидел националист Боровиков и десяток гастарбайтеров из Средней Азии. Навальный не раз ходил на «Русский марш» — наверное, решили его таким образом повоспитывать. Конфликтов, впрочем, никаких не случилось.

***

Я «заехал» в камеру № 6. «Ну че, политический?» — улыбнулся мне коренастый мужичок по имени Леха. Я кивнул. Он подмигнул и указал мне на хорошую шконку (так тут называют койку).

***

Леха тут вроде как за старшего. Родом из деревни в Ивановской области. Среднерусский говор, веселый матерок в речи. Половина челюсти — золотые зубы. Попался за езду без прав.

***

Леха отсидел за убийство. У них в деревне жил какой-то отморозок, который напивался и жестоко всех бил. Однажды он сломал руку Лехиному другу детства. Тот взял ружье, пришел к обидчику домой и выстрелом снес ему полчерепа.

«Про меня даже в газетах писали», — гордо скалится. «Не жалеешь, что убил?» — спрашиваю. «Нет. Был бы он щас жив, я бы его снова завалил».

9 декабря

За год в спецприемнике мало что изменилось. Те же грязные обшарпанные стены. Двухъярусные раздолбанные койки. Выедающий глаза сигаретный смог. Загаженная вонючая дыра в углу вместо унитаза. Армия тараканов. В общем, жить можно.

***

Второй день завозят политических. В общей сложности из почти тысячи задержанных на митинге оппозиции в спецприемник № 1 отправили 78 человек. Сроки — от 5 до 15 суток. Остальные отделались штрафами.

***

Многие оппозиционеры были вынуждены все это время ночевать в обезьянниках. Мест не хватало: спали по очереди или прямо на бетонном полу. В спецприемнике тоже оказались не готовы к такому наплыву политических: многим не хватает постельного белья, спешно ставят дополнительные койки.

10 декабря

Этого дня ждали мы все: в Москве должен состояться крупный митинг оппозиции. Результат превзошел самые смелые наши ожидания: тысяч 80 как минимум вышло на Болотную площадь. И еще десятки тысяч — в крупнейших городах по всей России. Запахло большими переменами. Стало ясно: сидим не зря.

***

В знак солидарности с митингующими мы объявили коллективную забастовку: отказались вставать на утреннюю перекличку, раз в час во всех камерах начинали скандировать «Свободу!» и «Россия без Путина».

***

Сотрудники изолятора заметно нервничали весь день. К зданию подогнали полицейское усиление и ОМОН. И наравне с арестантами сотрудники весь день слушали «Эхо Москвы».

***

Возвращаясь в камеру после встречи с адвокатом, обнаружил в коридоре троих полицейских, сосредоточенно склонившихся над радиоприемником.

«Господа полицейские!» — официально обратился я к ним. Все трое подняли глаза. «Именем революции предлагаю вам сдать оружие и выдать мне ключи от камер», — предложил я. Пауза продолжалась секунд 10. Полицейские пытались понять, шучу я или всерьез. «Да нет у нас оружия, — сказал наконец офицер. — Только дубинки».

11 декабря

В нашу «хату» определили нового сокамерника. Выглядит жутковато: мутные полуприкрытые глаза, чернозубый прогнивший рот. Героиновый наркоман со стажем: кажется, до сих пор под кайфом.

***

Представился наркоман Ильей. Кроме своего имени мало что помнит. Не знает, за что посадили. Думает, что это не изолятор, а больница, и просит пижаму. Зачем-то все время поджигает пластиковые бутылки. Но совершенно не агрессивен — напротив, через слово извиняется.

***

Поговорили. Едва не сел за изнасилование в прошлом году. Говорит, что «девочка сама дала», но на следующий день отнесла заявление в милицию. Откупился в итоге: брат продал машину, девочка за деньги забрала заявление.

***

— На что живешь?

— Лопатники щипаю. Ни разу еще не брали!

— Воруешь?

— Могу и убить.

— Ну вот меня бы убил?

— Тебя? Легко. — улыбается своим черным ртом.

И непонятно, шутит или всерьез.

***

Вечером у Ильи началась ломка. Сначала тихо плакал у себя в углу, потом засуетился. Когда наркоман скрутил полотенце и начал примеряться к решетке, чтобы удавиться, мы принялись колотить в дверь. Сотрудники изолятора нашли у него предсмертную записку. Через пару часов парня увезли в психиатрическую клинику.

12 декабря

День Конституции администрация спецприемника отметила шмоном — тотальным обыском в камерах. Искали мобильный телефон, который один из арестованных оппозиционеров умудрился пронести в камеру, перехитрив охрану. С помощью мобильника мы успели дать несколько интервью из-за решетки и даже выложили фото в интернет. Начальство ГУВД, говорят, было в бешенстве.

***

Шмонать приехали оперативники из Центра «Э». Один из них — аж в чине подполковника. Откормленные лощеные кабанчики. Стильная брендовая одежда. Медицинские резиновые перчатки на руках.

Методичное выворачивание карманов, вытряхивание пакетов, обыск матрасов, обуви, тумбочек. Радио на окне что-то мелодично пиликало. И вдруг из динамиков Шевчук: «Чер-р-рные фары у соседних ворот: лютики, наручники, порванный рот».

Оперативники так ничего и не нашли. Охранники рассказали, что перед отъездом громко и с матюками они отчитывали руководство спецприемника — «за раздолбайство».

13 декабря

Снова удалось перехитрить администрацию. Дело в том, что свидания для административно задержанных не предусмотрены. Близкие и друзья могут только оставить вам передачу в дежурной части. Но сохраненный при обыске телефон и немного везения помогают решить и эту проблему.

Приходит СМС от подруги: «Я здесь». Начинаю долбить в дверь, открывает охранник.

— Чего?

— Мне срочно в дежурку надо.

— Зачем?!

— Нет времени объяснять. Это очень важно.

После истории с наркоманом-самоубийцей охранник предпочитает не спорить.

***

Длинный коридор, щелкает замок металлической двери — и я впервые после суда обнимаю подругу. Озадаченный дежурный смотрит на конвоира: «Ты нахрена его привел?!»

Охранник разводит руками: «Он сказал, что важно». Дежурный очень зол: «Что же ты как ребенок-то, а?»

В прогулочном дворике через окно-решетку видел Сергея Удальцова. Ему дали очередные 15 суток, и он снова на сухой голодовке. Перекинулись парой фраз, попросил его беречь себя. Это очень мужественный человек.

14 декабря

Снова протестуем. В камере Навального и Верзилова политические вывесили в окно плакат, сделанный из простыни: «Судья Москаленко служит сатане». Эта судья отправила за решетку примерно треть из нас, причем на рассмотрение каждого дела тратила около трех минут.

***

Мы с сокамерниками устроили акцию протеста во время обеда. Распахнув окно столовой, вывесили на решетку простыню со словами «15 суток свободы». На улице бегали с воплями омоновцы и фотографировал Илья Варламов.

Чернила в камере надо делать так. Выдавливаете в стакан зубную пасту. Сцеживаете чернила из шариковой ручки. Перемешиваете и получите что-то вроде гуашевой краски.

Девчонки из арт-группы «Война» устроили для нас шоу. Забрались на стену, окружающую изолятор, начали играть на гитарах и петь революционные песни. На колючей проволоке повесили плакат «Свободу протесту». Все это продолжалось минут 10, но омоновцы так и не успели никого задержать.

15 декабря

Администрация спецприемника ожидаемо ответила на наши протесты новыми обысками. Несложно было догадаться, что мы координируем свои действия с товарищами на воле. Снова начались поиски телефона.

***

На этот раз шмон поручили бойцам ОМОНа. Здоровые амбалы в синем камуфляже и тяжелых военных ботинках со злостью расшвыривали по камере матрасы и наши вещи. Одному из них пришло в голову проверить вентиляцию, где был обнаружен зарядник (в другом месте, правда, был спрятан запасной). Поиски телефона усилились, но результата не дали.

— Я знаю, что у вас тут спрятана мобила. Я спрашиваю: где?! — навис надо мной омоновец.

— В мусорном ведре поройся. В мусоре вы еще не порылись, — нахамил я в ответ.

Было видно, что старлей очень хочет меня ударить. Но сдержался, ограничившись матерной тирадой.

***

К вечеру на свободу вышло много политических; около трех десятков человек, которые получили 10 суток ареста. Видимо, много народу пришло встречать их к спецприемнику. Судя по возгласам и скандированиям, доносившимся с улицы, встреча превратилась в стихийный митинг.

16 декабря

Администрация начала нам мелко мстить за припрятанный телефон и акции протеста. Например, отказались передавать в камеры свежий выпуск «Новой газеты», принесенный нашими товарищами. Полицейские посчитали, что в «Новой» содержатся материалы порнографического содержания. Это они про коллаж Путина с презервативом, если кто не догадался.

***

В нашу камеру по очереди «заехали» два наркомана. Парни быстро нашли друг друга и замучили сокамерников разговорами о том, кто чем «бахался», кто и как готовит винт и прочие препараты. Один отсидел почти десять лет: хранение наркотиков, кража. Второй сейчас проходит по уголовному делу за кражу: пытался вынести из супермаркета тюбик зубной пасты и шоколадку. Под административный арест оба попали за вождение без прав.

***

К ночи наши наркоманы начали разглядывать друг у друга вены. На руках и ногах обоих нет живого места. Сплошные синяки.

***

— А ты в член колол?

— Да, но не советую. Там нервов много.

— И чего?

— Ну я себе засадил иглу прямо в нерв. До потолка подпрыгнул.

17 декабря

Новый сокамерник: Славик. Много сидел, все тело испещрено тюремными наколками. Три срока: мошенничество, вымогательство, похищение человека. Освободился в июле и с тех пор уже четвертый раз оказывается под административным арестом. Каждый раз напивается и устраивает дебош в районном магазине. То бутылку разобьет, то с охранником подерется, то с кассиршей сцепится.

***

— Зачем ты пьешь, Славик?

— Понимаешь… Дефицит общения у меня.

— В смысле?

— Ну скучаю, блин.

***

Славик развлекает всю камеру тюремными байками. Рассказывает, как добывал в медсанчасти таблетки для ВИЧ-инфицированных сокамерников. Как сцепился в «хате» с грузинами. Как дружил со смотрящим. Не желаю ему этого, но мне кажется, Славик снова вернется в тюрьму.

18 декабря

Еще один сокамерник — сухой тощий дед. Почти все время молчит. Только курит и улыбается беззубым ртом. Разговорился только на третий день: выяснилось, что работал ликвидатором на Чернобыльской АЭС. А вот за что посадили, так до конца и не выяснилось. Вроде попался пьяным на глаза участковому, и тот его закрыл на семь суток. Никто так и не узнал, как его зовут. Все говорили просто: Дед.

19 декабря

После этого и до выхода из спецприемника я не вел дневник.

Клоуны в погонах (от 21 декабря).

Расскажу вам о событиях вчерашней ночи.

Вчера из Спецприемника N1 освобождали последних активистов и сторонников оппозиции, арестованных 5 декабря после митинга на Чистых прудах. Нас с Навальным, благодаря решению скандально известной судьи Боровковой, должны были освободить посреди ночи — в 2:30 мск.

Московская полиция обожает все усложнять, и мы понимали, что в связи с нашим освобождением обязательно будут организованы какие-нибудь идиотские маневры. Именно поэтому вместе с адвокатом заранее написали на имя и.о. начальника Спецприемника Вадима Семенова заявление с требованием освободить нас по месту отбытия административного ареста, а не отвозить в ОВД. Семенов не возражал.

Однако за четыре с половиной часа до освобождения меня вызвали в кабинет начальника. В коридоре был целый отряд полицейских, а в кабинете меня встречал сам Семенов и зам начальника ОВД «Северное Тушино» Андрей Чичеров. Граждане сообщили, что у них письменный приказ начальника ОВД доставить меня к нему в приемную, так как он желает провести со мной профилактическую беседу.

С какой стати я должен посреди ночи ехать беседовать с этим самым начальником, мне не объяснили. Я уточнил, что в законодательстве вообще нет такого термина как «профилактическая беседа». И беседовать с начальником ОВД я готов, только если он вызовет меня повесткой.

Начались уговоры: «пойми нас правильно», «у нас приказ», «это знак уважения со стороны начальника», «я тебе потом оставлю визитку, будешь звонить если что».

Я попросил уточнить Семенова, является ли предложение проследовать в ОВД просьбой или требованием. Помявшись, он сказал, что это просьба. Никакого желания удовлетворять просьбы полицейских у меня не было, и я попросил проводить меня обратно в камеру.

Спустя час Семенов сам явился ко мне в камеру в сопровождении дежурного. Он сообщил, что в результате консультаций мое мнение учтено и меня никуда не повезут насильно. Есть только небольшая формальность: надо пройти в дежурную часть и написать официальный отказ ехать в ОВД.

Вместе с начальником спецприемника я пошел в дежурку. Как был: в спортивном костюме и тапочках. По дороге меня догнали два амбала в полицейской форме, выкрутили руку и потащили на улицу. Я успел что-то крикнуть, но мне ладонью заткнули рот и скрутили шею. Полицейские буквально утрамбовали меня в машину, сев сверху, чтобы я не мог двигаться. Напротив сел улыбающийся Чичеров и сотрудница спецприемника, которые держали в руках мои вещи одежду, собранные в камере.

Поехали.

По дороге клоуны в погонах комично играли в злого и доброго следователя, причем все время путали роли.

Сначала подполковник Чичеров рассказывал, что в его лице я могу найти серьезную поддержку: ему, мол, тоже не нравится коррупция во власти. Но тут же сбивался на пропагандистские штампы: мы знаем, что вам платит Америка, вы провокаторы и хотите расшатать страну.

Забавно, что и сидевшие на мне амбалы активно участвовали в разговоре. Один угрожал, что снимет форму и встретит меня у подъезда: «я знаю, где ты живешь». Второй зачем-то вызубрил мою биографию в википедии и на пару с подполковником рассказывал про политические акции, которые я организовывал, и диплом, который я писал в институте.

— Вы бы лучше бандитов ловили, чем мою биографию изучать, — сказал я и тут же почувствовал дружелюбной тычок печень.

Впрочем, полицейские были настолько увлечены это «профилактической беседой», что не заметили, как я в кармане куртке набрал друзьям по мобильному телефону и по обрывкам фраз они поняли, что меня везут в ОВД «Северное Тушино». Надо было видеть изумленные лица амбалов и подполковника, когда они увидели человек пятьдесят, встречавших нас у здания ОВД.- Я не понял, на кой-черт мы его сюда везли, если эти все равно приехали? — возмущался сержант. Чуть ранее подполковник Чичеров объяснил мне, что задачей полиции было «сорвать акцию у спецприемника».

В ОВД я провел часа два. Меня просто держали в коридоре, а личный состав заходил на поглазеть. Мало кто понимал, зачем посреди ночи на уши подняли руководство и сотрудников ОВД, чтобы конвоировать какого-то административно задержанного.

В какой-то момент в коридоре появился подвыпивший мужчина в кожаной куртке. Дыхнув на меня перегаром, он с силой наступил мне на ногу и сказал: «Будь осторожней!»

Я в ответ наступил на его ботинок и огрызнулся: «Сам — осторожней!»

— Что это за бес? — спросил я заскучавшего сержанта, провожая взглядом пошатывающегося хама.

— Какой еще бес? — возмутился сержант. — Это начальник нашего ОВД полковник Валентин Григорьевич Вернигор.

В общем, бандиты и жулики Северного Тушина этой ночью могли чувствовать себя вольготно. Вся районная полиция во главе руководством ОВД упражнялись в идиотизме, вместо того чтобы выполнять свою работу.

Двадцать первого декабря две тысячи одиннадцатого года, в десять часов сорок пять минут я, с целью подрыва анти-конституционного строя Российской Федерации, прибыл к зданию Государственной Думы РФ по адресу ул. Тверская дом 2. Здесь была запланирована акция неравнодушных граждан «Они не пройдут! Не допустим самозванцев в парламент». Устроители — активисты «Другой России» и просто те кому не по фиг. Смысл в том, чтобы придти к лже-депутатам в день их первого пленарного заседания, и попросить их сдать лже-мандаты. Потому что такую Думу никто не выбирал. Она нелегитимна.

Заявка на этот митинг подавалась, и, естественно, была отклонена.
Да и черт с ними. Чтобы сказать жуликам и ворам, что они жулики и воры, мне не нужно их санкционирования. Я уже большой мальчик и не верю ни в дедушку Мороза, ни в дедушку Чурова. Подарок, который этот бородатый волшебник принёс стране под Новый Год — ворованный. Так что мне плевать на их разрешения или запрещения. Я сам себе генерал. Если я хочу сказать жулью, что оно жулье — пойду и скажу. Мирно, без оружия, как и написано в Конституции. Туда, где посчитаю нужным. Милостивый закуток на Болотной мне тоже не нужен.
Все. Точка. Обсуждать тут нечего.

На акцию собралось несколько десятков человек. Милиции было ощутимо больше. Все подходы к Думе перегорожены. Пять автозаков стоят наготове. «Космонавты» ждут приказа.

Даже Алексей Окопный из Центра «Э» подошел. Это который шестилетних детей любит задерживать. И имя которого враги России настойчиво связывают с делом об убийстве Юрия Червочкина перед «маршем Несогласных» в 2007 году.

Что-то у нас совсем плохо с вертикалью, если ради пары-тройки десятков человек надо задействовать центр «Э», три ОВД, автозаки, два вида милиционеров, суды, и вообще городить весь этого огород. Стой солнце, не движись луна, в общем.

Люди, поначалу человек двадцать, собрались около ларьков. Ничего не делали. То есть абсолютно. Ни лозунгов, ни плакатов — ничего не было. Стояли, курили.

Затем вокруг нас начали собираться сотрудники полиции. Ну и началось по стандартной схеме. Сунули мегафоны нам в уши и завели свою старую шарманку: «Граждане, не мешайте проходу граждан!» Красавцы. Сами всю улицу перегородили, сами толпой вокруг нас грудятся, сами «космонавтов» понаставили, автозаков понатыкали — и мы же, 20 человек, стоящих рядком вдоль ларьков на обочине (тогда даже за руки не взялись) — мешаем проходу.

Увидел товарища полковника, который задерживал меня в прошлый раз на Триумфальной. У меня с ним тогда состоялся такой же диалог. Вы, мол, мешаете проходу граждан. Не мешаю. Стою на тротуаре, в сторонке, один. Кому я мешаю? Мне. Сделал шаг в сторону — проходите, пожалуйста. За что меня и забрали в итоге.

— Товарищ полковник, — говорю. — А это Вы меня в прошлый раз незаконно заарестовали?

— Не помню, — отвечает. — Я многих задерживал.

— Вы, вы, — говорю. — Я Вас узнал. Здрастье.

Затем подошел другой полковник. Этот уже с ультиматумом. «Либо вы сами сейчас же уходите, либо мы вас задерживаем». Кто, почему, на каком основании, по какому закону — этот охранитель права даже не задумался над такими мелочами. Мы ничего не делаем, напомню. Свободные граждане свободной суверенно-демократической нанотехнологичной страны, стоим курим на тротуаре, ни кого не трогаем, никому не мешаем, не митингуем, плакаты не развешиваем, флагами не машем, лозунгов не выкрикиваем — вообще ничего не делаем. Даже не говорим ни слова. Просто стоим.

Даже полковнику никто ничего не ответил.

На что он заявил: «Ладно, я начинаю задерживать»

И начал задерживать.

Без расмусоливаний.

Первым взяли Геннадия Строганова, активиста-другоросса. Его определенно наметили заранее. Строганов даже рта раскрыть не успел, лишь поздоровался с собравшимися, как подбежали два полиционера, скрутили человеку руки и потащили в автобус.

Всей этой лжи, которую они потом пишут в своих протоколах под копирку — типа, не подчинился законным требованиям сотрудников полиции — не было. Никто никаких законных требований, которым можно было бы не подчиниться, не предъявлял. Никто не объяснял причину задержания. Никто даже не представился. «Космонавты» просто ворвались, начали винтить и таскать в машину.

Ну, раз уж пошла такая пьянка, тут и мы сцепились за руки и начали скандировать то, что хотели. А именно: «Лже-депутаты, сдайте мандаты!». Отличная кричалка, по-моему. И журналистам явно нравилась. Журналистов, к слову, было раз в десять больше, чем митингующих.

Красивая картина, должно быть, вышла.

Мы кричим. «Космнавты» по двое подбегают, хватают, тащат. Фотокамеры щелкают. Люди мимо идут, смотрят. Над головой нерушимой громадой возвышается Дума. Лже-депутаты поздравляют друг друга со лже-победой на лже-выборах. Всенародно лже-избранный Владимир Бурматов, тушивший пожары фотошопом, почетно назначается замом главного по образованию. Слева блестит под снегом Кремль. Впереди — ровный строй из автозаков. Сбоку — радующий глаз россиянина ровный строй из полицейских, перегородивших решетками главную улицу страны.

Вполне себе по-путински получилось, я считаю.

Добротно. Надежно. Хорошо.

Но мало.

Продолжалось все действо всего несколько минут. Раз-два, опа-опа, Сергея Аксенова вырвали у меня из рук, и остался я один одинешенек посреди заарестованной революции. Велика Тверская, а отступать некуда. Позади ларек.

А тут как раз мой знакомый товарищ полковник идет.

— Товарищ полковник, — говорю. — Ну что, как обычно?

— Ну, а что ж, — отвечает. — Пойдем.

И мы пошли. Товарищ полковник меня под ручку ведет. Дорогу указывает. Слева полицейский под другой локоток поддерживает. Я не сопротивляюсь. Все улыбаются. Все культурно и вежливо. Как в библиотеке.

Насобирали нас в автозак ровно десять человек. Поехали по Тверской с бубенцами. Надо заметить, что ехать по Тверской и с мигалкой оказалось очень круто. Я теперь этих, которые в Думе собрались, понимаю. Мне тоже понравилось.

Задержали всего около 20 человек, развезли по трем разным ОВД.
Нас, десятерых, привезли в ОВД Таганский. Ну, там протоколы, вся эта чепуха о том, что по заказу и на средства государственного департамента Соединенных Штатов Америки, подогреваемый врагами России в лице Хиллари Клинтон, по наущению их приспешников, назначенных президентами марионеточных прозападных режимов, хотел развалить Россию путем подрыва конституционного строя, замкнуть-таки кольцо врагов вокруг нашей многострадальной Родины и поставить на Красной площади антинародную систему ПРО. Деньги получал от Маккейна. В долларах. Лично.

С-протоколом-не-согласен-но-кого-это-на-фиг-волнует. Число, подпись.

Только пропагандой идеологической сплоченности можно объяснить карательную акцию, проводившуюся 5 декабря в районе станции метро «Чистые пруды» по приказу неведомых обществу персонажей из числа «единороссов». По каким причинам считалось необходимым выхватить того или иного человека из толпы, остается загадкой. Меня, надо полагать, взяли за шапку ручной работы — нельзя же считать воспрепятствованием полиции вопрос, скоро ли переведут на зарплату в юанях. Кстати, омоновцы лишь улыбались в ответ.

Итак, примерно в 20.50 я оказался в автозаке среди 18 граждан, которых затолкали туда в ходе операции по разгону мирного шествия в сторону метро «Лубянка». Такое разъяснение было озвучено по российским телеканалам, но на самом деле мне не удалось обнаружить никого, кто участвовал бы в этом шествии.

Впрочем, в ОВД «Мещанское», куда привезли захваченных «в плен», никто из полицейских явно еще не знал, что с ними делать. Вместо того, чтобы начать оформление протоколов, две служащие из отделения по делам несовершеннолетних сделали списочек на листке бумаги, после чего завели туманные беседы на тему «мы за единороссов тоже не голосовали». Через некоторое время офицер, представившийся начальником отделения участковых, отделил меня от остальных и вывел к окну дежурного. Здесь он заявил, что решено освободить журналистов, которых, по его данным двое. Он настойчиво требовал сообщить, где работаю я, а также тот, кто ведет из полиции трансляцию в интернет. Я отказался уходить в одиночку, тогда он отправился искать информацию, имеющуюся в доступе (нашел фотографию 1989 года).

Я видел, как отказались фигурировать в качестве понятых в этом политическом процессе девушка по имени Маша и ее друг. Потом услышал, что «полковые» (так принято называть омоновцев) не хотят выходить завтра на Триумфальную. Но я еще не знал, что за это время защитник вывел из здания ОВД «Мещанское» 12 человек из тех, что были доставлены от метро «Чистые пруды». Причем они не сбежали — просто в течение трех часов не были предъявлены основания для доставления и задержания, как того требует закон. В отделе остались 6 человек, на которых около часа ночи наконец написали «под копирку» рапорта и протоколы. По-видимому, в полиции дождались указания оформить всех, в том числе и меня, по статье, предусматривающей применение административного ареста на 48 часов до начала судебного процесса. Говорят, начальник орал, что уволит дежурного, позволившего уйти большинству захваченных «в плен» (формально их нельзя называть «задержанными»).

Оставшиеся были помещены в клетку для административной изоляции на три часа, где без сна и пищи сидели до следующего утра. Мобильные телефоны, плееры и даже флэшки дежуривший в ту ночь полицейский Козлов отобрал — так, из личной неприязни. Нельзя же заявить, что мобильные телефоны использовались для сопротивления при задержании; и перечень зафиксированных нарушений и подлогов на этом далеко не заканчивается.

Если судить по протоколам, Владислав Гордеев доставлен в полицию в 21.20, Глеб Аминов в 21.50, хотя они вошли в ОВД «Мещанское» друг за другом. Далее, в протоколах значатся одни и те же действия перед задержанием («находясь в группе граждан в количестве около 1000 человек, выкрикивал антиправительственные лозунги, пытался прорваться через оцепление сотрудников полиции»), но все задержанные находились в разных местах.

Глеб Аминов, студент VI курса МФТИ, стоял на тротуаре возле метро «Чистые пруды», его забрали за то, что кричал омоновцам: «Что вы делаете?», «Почему забираете людей с тротуара?» Владислав Гордеев, еще недавно работавший в штате Lenta.ru журналистом, выкрикивал «Позор, позор» с другой стороны улицы.

Яков Кундин, студент ВГИКа, ушел минут за 10–15 до окончания митинга, то есть до того, как омоновцы начали хватать людей. Он и его друзья остановились возле здания почтамта, чтобы дождаться отставшую девушку. Буквально через пару минут развернувшиеся цепью омоновцы прижали их к стене. Кто-то показал «Вот этого» — и через несколько секунд его затащили в автозак.

Павел Терехов, инженер компании «Северо-Западный гидропривод», вместе с двумя механиками приехал утром 5 декабря в командировку из Санкт-Петербурга. Он успел приступить к выполнению задания в Центре подготовки космонавтов имени Гагарина, а вечером отправился в штаб партии «Яблоко», чтобы передать отчет о прошедших выборах. Услышал по радио, что на Чистопрудном бульваре проходит акция протеста против фальсификации выборов, и решил пойти посмотреть. В Москве он бывает редко и, подойдя в 20.40 к месту событий, увидел только толпу и омоновцев. Стоило зазеваться на несколько минут — и его схватили.

Сергей О., студент МГУ и будущий юрист, просивший не указывать его фамилии, живет на Чистопрудном, 12. По его словам, он шел домой. Но рапорта, как уже говорилось, были напечатаны по единому образцу. В судебном процессе 7 декабря, где его сопровождал адвокат, Сергей поддался уговорам признать свою вину, и отделался штрафом в 1 тысячу рублей. Наверное, лучше было бы отказаться от признания, чтобы подать апелляцию и добиться отмены постановления.

Автор этих строк в суде не признал вину и повторил, что задавал омоновцам вопрос о зарплате в юанях. Мировой судья судебного участка № 389 Басманного района Мария Москаленко неожиданно перешла на воспитательный режим и посоветовала: в вашем возрасте надо сидеть дома. Я мог бы парировать фразой из репертуара Владимира Путина — «мужа своего поучите щи варить», но вместо этого заметил, что «у каждого из нас свои обязанности». «Вы не представляете, как я устала», продолжила судья. Я отказался выразить сочувствие: «Ваша честь, вы же сами взвалили на себя все эти неправомерные дела, что же теперь ныть»… Но приговор оказался неожиданно скромным: двое суток административного ареста, из которых к вечеру 7 декабря оставалось отсидеть часа четыре.

Владислав Гордеев, шедший следом, также отказался признать вину в том, что оказывал неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции, заявив, что выкрикивал «позор» в знак протеста против действий омоновцев в отношении других людей. В итоге он получил такой же протокол, как у меня, в котором значится, что «на законные требования прекратить противоправные действия Никольский В.Д. не реагировал, во время задержания оказывал активное сопротивление сотрудникам полиции». То есть судья настолько заработалась, что даже не заметила: двое суток ареста Гордеев получил за другого.

Яков Кундин тоже отказался признать себя виновным в том, что «не реагировал на законные требования сотрудников полиции». Он слышал раздававшиеся через мегафон призывы «уйти с проезжей части», но и так стоял у стены почтамта. И опять двое суток.

Остается неясным, почему Глеб Аминов, который первым вошел в зал суда 7 декабря, на тех же основаниях получил 10 суток. Возможно, судья Москаленко еще не настолько утомилась, чтобы вести душеспасительные разговоры. Он успел подать апелляцию в тот же день, но безрезультатно.

Самый большой срок — 15 суток — получил Павел Терехов, которого омоновцы обязаны были просто не допустить к месту, где происходили задержания. Причина в том, что он был последним среди тех, чьи дела успела рассмотреть 6 декабря другая перегруженная чиновница — мировой судья участка № 359 Басманного района. По его словам, особую неприязнь у нее вызвал тот факт, что он приехал из Санкт-Петербурга, и в протоколе значилось административное наказание, вынесенное за участие в акции 31 октября 2010 года.

7 декабря в том же Басманном суде была рассмотрена его апелляция, но все ходатайства, заявленные адвокатом от партии «Яблоко», были отклонены. «Это не суд, а фарс», — заявил Павел Терехов, все еще находящийся в московском изоляторе. Командировка сорвалась, так что из Санкт-Петербурга в космический центр пришлось отправить другого специалиста. Помимо этого, он на 15-суточный срок вынужден прервать работу со студентами на кафедре технологии металлов Петербургского госуниверситета путей сообщения.

Гражданам в очередной раз дали понять, что полиция и суд действуют по произволу и вопреки интересам общества. И неважно, что Глеб Аминов работает в группе, получившей президентский грант, а Яков Кундин занят в реализации проектов по 10 грантам. Для многих «единороссов» демонстрация сплоченности вокруг партийной верхушки заменила всю внутреннюю политику. Это, конечно, вполне соответствует пекинским понятиям, но не следует забывать, что гранты у нас выдаются отнюдь не в юанях.

источник

Проголосовал 4-го я с отвращением за Яблоко, правильнее сказать, что голосовал против партии жуликов и воров. Из моих друзей и знакомых никто не голосовал за ПЖиВ.

5-го я пошел на митинг на Чистые пруды. Шел со стороны Покровского бульвара минут за 10–15 до официального начала митинга… Пройдя памятник какому-то казахскому херу с горы, который Путин воткнул на бульваре в угоду Назарбаеву несколько лет назад, уперся в ограждения. Вдалеке была видна, как мне показалась, небольшая толпа людей. Подумал, что вот опять всем пофигу и как всегда пришло 1000 ненормальных вроде меня. Менты направили на проезжую часть, т. к. бульвар был перекрыт. Подойдя ближе оказалось, что народ не пускают и люди стоят на трамвайных путях. Потом все уже наверно известно. Митинг был классный! По совету Яшина я пошел к Лубянке. Но скорее всего я бы пошел и без его совета, т. к. мне до 1905 года удобней ехать с метро Кузнецкий мост.

У м. Чистые пруды меня взял мент за рукав и повел в автобус. Я не сопротивлялся. Подумал, хорошо бы повезли в Пресненское ОВД: мне 5 минут до дома идти. Но повезли нас в Красносельское потом. Меня в автобус кинули вторым или третьим. Сразу после меня закинули Андрея Орла. Он тут же принялся звонить 02. Я сначала позвонил родственникам и другу Паше Воротилину, который был вместе со мной на митинге. Взяли нас в 20:30, хотя всем написали в 20:45. Привезли в ОВД Красносельское уже в 21:15. Сначала начали протоколы составлять по 20.2, но потом приехала какая-то сука из прокуратуры и велела писать по 19.3. Но мы и тут не теряли надежды, что нас скоро выпустят. Особенно учитывая, что я ничего противозаконного не сделал. Потом стало понятно, что нас оставляют на ночь. Спасибо хорошим людям, которые передавали нам продукты. Мы даже пиво хотели заказать, т. к. наш статус был непонятен, держали нас не в обезьяннике, а в комнате похожей на школьный класс. Менты вместе с сукой из прокуратуры шили дело. Около 2–3 ночи в комнату зашел поганый мент за мной. Борзо он обратился ко мне на ты и сказал, чтобы я с ним пошел. На что был поставлен на место «Почему на ты?». Немного прифигев мент поганый все же обратился на «Вы», но я отказался идти со словами, что хочу спать, и раз уж нас оставляют, то будем разбираться утром.

Подняли нас около 5 утра. Дела уже на всех сшили почти. Оставался я, Андрей Орел и Саша Роганов. Нас заверили, что утром нас повезут в суд. Менты вообще врут всегда почти, когда дают надежду. В этом смысле «не верь, не бойся, не проси» истина. Думая, что утром повезут в суд, дадут штраф я согласился предоставить информацию о себе и помочь им заполнить бумаги. В протоколе написал: «с протоколом не согласен, на проезжей части не был, неповиновения не оказывал». Дальше у нас отобрали батарейки от мобил и посадили в обезьянник. Нас было 17 человек. В ОВД приходили разные люди, родственники, знакомые, представители общественных организаций. В 17:00 6-го декабря стало ясно, что в суд не повезут. Мы объявили голодовку. Ближе к ночи стало ясно, что спать нам негде. Одну мобилу мне удалось пронести. Я позвонил Паше Воротилину и попросил связаться с Анной Каретниковой, т. к. в свое время она писала в ЖЖ, что вытребовала для задержанного в ОВД спальное место и даже бушлат укрыться. Вообще мы пытались по самым разным каналам решить вопрос. Ближе к ночи нам разрешили занять камеры и спать на нарах. Огромное спасибо ребятам, которые привезли одеяла и пенки. Ночью нас разбудил приезд Анны Картениковой и Валерия Борщева, но все равно им большое спасибо.

Важно! 6-го нам хотели сделать дактилоскопию, но мы отказались.

7-го в ОВД забежала сука из прокуратуры. Улыбаясь она спросила: «вы все еще тут». Циничная тварь! Ее освистали.

7-го было понятно, что в суд нас уже скорее всего не повезут, и мы думали, что отпустят спустя 48 часов. Но все же решили везти. Время мы попытались затянуть вызвал скорую, что ментов расстроило. Все же мы голодали уже сутки. Состояние было ужасное, т. к. толком поспать было невозможно. Менты вызвали какие-то свои бригады, которые быстро всех определили как здоровых. Хотя двоим из наших ранее вызывали обычные скорые и их увозили.

В суде была баба из ОВД со списком. Против некоторых фамилий были галки. Первым пошел Орел — 15 суток. Вторым я — 15 суток. И так еще 3 человека — Саша Роганов, Дима Королев и Саша (забыл фамилию). Суда никакого не было. судья Москаленко читала судя по всему заранее заготовленный протокол. Все действо заняло 2–3 минуты. Выйдя мне посоветовали написать апелляцию. Написал. Повезло, что назначили рассмотреть тут же. Мудья судья Карпов отклонил мое ходатайство о переносе слушания в связи с поиском защитника и задал мне два вопроса:

— На митинге был?

— Был.

— Как узнал про митинг, почему был?

— Не согласен с результатами выборов. Но задержан был у метро.

Дальше он оперативно подтвердил 15 суток. Судили нас в Басманном суде. Басманное правосудие. Затем меня отвезли в ОВД Красносельское, где уже сидели четверо моих товарищей по несчастью. Привезли какого-то алкаша или обдолбанного парня. Ему дали 7 суток за езду в нетрезвом виде. Потом я таких несколько наблюдал в спецприемнике, им давали в основном по 3 суток. Поздно вечером 7-го нас повезли в спец приемник. До спецприемника № 1 доехали мы быстро достаточно, но там был очередь из задержанных и нас около 6 часов держали в неотапливаемом автозаке на морозе, где не было никакой возможности согреться. Менты — фашисты еб.ные.

Уже в 7 м часу утра 8-декабря нас наконец завели в спецприемник. Замерзли сильно. Отобрали ремни, шнурки, телефоны и распределили по камерам. Саня Роганов и я попали в пятую камеру, гдк уже сидел Алексей Навальный. В камере стоял дым, курили все на своих шконках. Пятая камера имеет 10 двухъярусных шконок, в ней было 20 человек. При том что площадь примерно 25–30 метров. Познакомились с Алексеем Навальным. Оказалось, что он не курит, а с учетом нас с Саней Рогановым в камере уже было человек 5 политических. Я сказал, что будем заставлять курить в окно. А поскольку политических все прибавлялось, а обычных убавлялось, то в течение дня камера перестала походить на курилку. Завсегдатые алкаши и нарки офигивали от количества передач. У нас был просто продуктовый магазин.

Моя задача на ближайшее время будет запустить сайт для автоматизации поддержки задержанных в ОВД и арестованных. Люди несут кучу всякой ерунды, в то время как надо обеспечить куда более необходимыми вещами. Вот список вещей, которые необходимы в камере:

1. Тапочки
2. Носки и трусы пропорционально дням заключения.
3. Полотенце большое для душа.
4. Постельное белье, т. к. казенного всем не хватает и оно убогое.
5. Зубная щетка. Пасту можно не передавать, ее завались.
6. Мыло в мыльнице. Мочалка.
7. Тренировочные штаны.
8. Тельняшки и майки пропорционально дням заключения.
9. Пластиковые стаканчики много. Рекомендуется взять два стаканчика и между ними заложить бумажку с надписью владельца. И хранить их в своей тумбочке.
10. Мандарины идут куда лучше, чем все остальное.
11. Лимон, чеснок, витамины Витрум.
12. Стопангин, доктор МОМ и прочие лекарства от простуды. В камере заразиться от кого-то или простять ничего не стоит.
13. Свое одеяло не помешает, т. к. казенными укрывались все бомжи.
14. Пресса свежая нужна постоянно. Бабы в камере под запретом даже для обсуждения, поэтому Playboy и подобное отпадает. Новая газета шла на ура.
15. Шашки. Шахматы.

Помните, что в камере нет ножа, все сыры и колбасы должны быть нарезаны!

Еще все продукты в камере являются общими, поэтому постарайтесь передать с запасом и учетом того, что узбекам, наркам, алкашам, а так же арестованным на 1–2 суток передач не приносят.

Отсидели мы очень весело и интересно. Каждый день у нас были лекции. Навальный рассказывал о демократии через интернет. Петя Верзилов об арт-группе Война. Андре Орел о кино, Дима Королев научно-популярно о физике, я — о хостинге и защите DDOS, я и Дима Королев о продвижении сайтов.

К нам два раза приходил Андрей Бабушкин с коллегами. Был Валери Борщев. В ОВД Красносельское нас навещали Надежда Митюшкина и Михаил Кригер. Нам передавал два раза передачи Борис Немцов. Когда 20-го Немцов приехал второй рази и прошел слух, что привез одежду Навальному, в камере пошутили, интересно, что он такого сказал про Навального, что даже одежду ему привез. Но никто из нас Немцова не осуждает за крепкие слова, с каждым бывает, никакого интереса слушать частные записи у порядочных людей нет. А люди, из органов, которые сделали запись и мудаки, которые опубликовали — просто мелкие ничтожества. Была еще переда от Александра Лебедева и многих других знакомых и незнакомых нам людей. За внимание всем большое человеческое спасибо. Для себя я точно решил, что при следующем задержании кого-либо, я поеду долги отдавать. И думаю, что буду это делать постоянно.

Отдельно скажу про Алексея Навального. С ним в разведку я пойду. Он настоящий и отличный человек. Его я бы даже политиком не назвал. Политики производят не очень хорошее впечатление. А Навальный как Шевчук или Парфенов. Радует так же, что мы с ним сошлись в оценке роли Сталина и большевиков. И никакой Навальный не фашист и не националист, во всяком случае не больше, чем любой из нас, кто жалуется на беспредел приезжих. Все должно быть по закону и точка.

10-го декабря мы все были очень счастливы, т. к. поняли, что все было не зря. Не зря лично я почти весь 2010 год ходил на Триумфальную на Стратегию-31. Не зря были и другие митинги.

15 суток никого не сломили и не напугали, наоборот даже сделали более радикальными. Мы ждем перемен, отстранения Путина от власти и честных выборов, свободы слова на ТВ. Выходя из спецприемника я кричал «Долой Путина, долой ментовскую власть!». Свободы собраний мы уже почти добились.

И все зависит от нас. Раньше на меня смотрели как на дурачка — «ну что ты ходишь на эти митинги, ничего не добьетесь». А мы добились уже чего-то. Если бы не было Стратегии-31, не было бы нас 5-го декабря, никто бы и 10-го не вышел. Раньше можно было сказать: «вот все пойдут и я пойду». Теперь пошли все. Если ты не выходишь, значит ты за Путина, значит больше не жалуйся на жизнь и лично ко всем кто не вышел буду относится как к терпилам со всем своим неуважением. Посадили меня в одной стране, а вышел я уже в другой. 5 декабря мы и предположить не могли, что Москва может выйти на митинг против Путина за честные выборы в количестве 50–100 тысяч человек. Это начало новой России!

Источник